- Конечно. Поэтому будь понежнее...

- Куда уж нежнее, – мастер вздохнул, уже без опаски принявшись расчесывать непослушные локоны – после смерти Ангела к ним вернулся природный каштановый цвет и волнистость. – Тысячу лет я не видел подлинной красоты. А этой еще и нет подобия. Страсть просто до чего хорош твой отпрыск, Мод. Сражает наповал, с непривычки еще, я полагаю. Для мужчины быть красивым непозволительная роскошь.

- Разумеется. Мужик ведь не под это дело заточен природой. Но Ангела ты простишь за невинную дерзость? Он вряд ли хотел рождаться иным, за него решили.

- Ты решил, – инженер ухмыльнулся. – И ты создал. Чтобы точно не оставить никому шансов увернуться. Лишить всех разума, спокойствия... до ручки довести. Думаешь, я не мучаюсь? Еще как мучаюсь. Особенно при мысли, что пробуждения этого белокожего чуда ждать целую неделю.

- Больше.

- Не издевайся, и так больно.

- Тогда я пойду, Хэлл, поищу других мазохистов. Нет, это не очередная шутка, мне правда пора. Сам знаешь, вернусь я без приглашения и тогда, когда захочу. Если Эндж будет спрашивать, то папа в злачных местах.

- Мод!.. Черт, и след простыл, – инженер покачал головой. Хотелось смеяться и плакать.

*

- Ну и напугал же ты нас, парень, – мужчина в белом халате, сидевший на краешке моей постели, улыбался искренне и вполне дружелюбно. Но я, толком не оклемавшись, не мог вспомнить, кто он такой. – Как ты?

- Плохо. Голова как колокол. Гудит, – вспомнил! Я вспомнил его! С губ уже почти сорвалось заветное «Джонни...», но вместе с памятью вернулось понимание места и окружения – Блак сидел поодаль и курил (он когда-нибудь вообще расстается с сигаретой?!) в форточку. – Чарльз, ты не оставишь нас с доктором Лиамом поговорить наедине?

- Зови, если надо, я кофе себе пока сварю, – майор метко выплюнул окурок в цветущую за окном клумбу и вышел. С чего бы это он совсем не сварливый?

- У тебя должна быть очень веская причина обзывать меня своим мозгоправом Лиамом, – Джонни Би перестал улыбаться. Его взгляд блуждал по комнате, изучая обстановку. – Куда тебя занесло, дружок? В передрягу вляпался? Не нравятся мне твои хоромы.

- Ты прав, – я откашлял немного крови в подставленный им сосуд, но голос так и остался хриплым. – Я вляпался по самое не балуйся. Я в плену, Джонни. Имел право позвонить адвокату или психотерапевту, но... нужен мне только ты. Не будешь обижаться?

Патологоанатом хмыкнул и притянул меня к себе за голову.

- Выкладывай давай, хулиган, в каком месте тебе зачесалось?

- Ты можешь рассказать все, что знаешь об Ангеле... и моем отце?

- Батю твоего, мир его праху, я знаю в основном с внутренней стороны кожи. Досконально изучил тринадцать колотых и резаных ран, нанесенных в брюшную полость, ничего сверхъестественного в них не заметил, порадовали бляшки атеросклероза в аорте, да и печень... но тебе это неинтересно, правда ведь?

- А проколы на шее? – сам не пойму, почему я так разочарован. Надеялся, что Джонатан подтвердит факт неестественной смерти, наступившей вовсе не от ран в живот? Он же врач, а не фантазер. А укусы, нанесенные вампирами, волшебным образом должны исчезать или, по крайней мере, не оставлять в теле улик, могущих указать на причину смерти. Ну, по идее. Я вдруг припомнил еще кое-что... и осмотрел свою руку. Шесть дней назад Ангел присасывался к моей ладони. И след от клыков все еще заметен! Только что это значит?

- Я знал, – Джонни заставил меня поднять голову и пытливо заглянул в глаза, – что ты вернешься в морг, спросить об этом. И даже будучи пленником здесь, не выдержал, позвал меня. Какой ответ тебя устроит? А какой обрадует? А какой ты ждешь и все равно боишься услышать? Максимилиана Санктери убила не потеря крови, не разрубленные кишки и... возможно, никто не даст тебе гарантии... не укус в шею.

- А что тогда?!

- Я могу только догадываться, парень. Я исследовал тело вдоль и поперек. Брал пробу с каждого типа тканей, изучал сетчатку и зрачок в надежде понять, что твой отец видел последним. Отдавал на экспертизу кожу под ногтями, обнюхивал губы, вытряхивал содержимое желудка, но яда не нашел. Я сдал остаток его крови на двадцать разных анализов...

- Стоп. Джонни, зачем? Кто распорядился так досконально обследовать труп? Я ведь не...

- Полиция. Оу, да ты же не в курсе. Он был найден на настоящем поле сражения, вокруг дымилось с сотню растерзанных тел, только при нем нашли оружие... и только он не обгорел. Его и подозревают в совершении массовой резни, но никого из жертв опознать не удалось. Да и Макс... записан только со слов Ангела. Кстати, где он? Копы не прочь задать ему пару вопросов.

- Джон, ты полицейский врач, что ли? Судмедэксперт? Слишком много подробностей.

- Сотрудничаю, Ксавьер, сотрудничаю с ними. Приходится. Эндрю трясется за свою шкуру, потому что резня произошла на территории больницы. У входа в банк крови, – патологоанатом недобро блеснул очами. – Мне сразу эта деталь не понравилась. А когда пришел Ангел и принес тебя, и сказал, чей ты сын, и он сам... такой...

- Ненормальный, – прошептал я, чувствуя, что кусочки картины уже начинают во что-то складываться. Но я все еще не вижу толком, во что. – Значит, ты все же не смог выяснить причину смерти?

- У меня есть гипотеза, довольно сумасбродная. Единственная зацепка, больше ничего найти не удалось. В высосанной вампирами крови Максимилиана было очень много сахара. Я у жмуриков-диабетиков такого уровня глюкозы не встречал. Никогда. Я повторяю, никогда. Я не в курсе, кем он был при жизни, но почки и печень у него в порядке. Ни панкреатита, ни кровоизлияний в мозг. Насильно ли ему ввели столько? И КАК?! Или он обожрался сладостей незадолго до встречи у кровехранилища? Но зачем? Да и в желудке, опять же, ни остатков конфет, ничего! Я не знаю, что думать... может, твой Ангел знает?

- Ангел? – у меня неприятная сухость во рту. – Я спрошу. Можешь теперь рассказать о нем? Что-нибудь, о чем он мне сам вряд ли заикнется.

- В общих чертах ты уже слышал в кабинете Скратовски – твой красавец-упырь прибыл на мой стол в качестве очередного жмурика. Врать не буду, прежде чем взять инструмент, я испытал широкую гамму довольно интересных чувств, подумал «вот так и становятся некрофилами...», проверил, что за мной никто не шпионит и... каюсь, каюсь. Чмокнул его в белые губы. Стыжусь. Сейчас стыжусь, перед тобой. Но тогда, если честно... его целовать почему-то совсем не стыдно было. Повздыхал немного, размышляя, у какого ублюдка руки повернулись грохнуть мальчика, натянул перчатки, взял нож, приготовился делать разрез... и он шевельнулся, одновременно спросив, что это я делаю. Спросил таким тоном, что я покраснел. Потом до меня дошло, что со мной разговаривает окоченевшее тело, привезенное на вскрытие, а потом он сел, свесив ножки со стола, затребовал горячительного промочить горло, спросил про одежду... Помогая застегнуть рубашку, я снова поразился мертвому молчанию сердца в его груди. Мы выпили. Еще и еще. Опустошив бутылку целиком, он доверительно склонился ко мне и попросил об одной услуге. Не напрягайся так, парень: Ангел хотел запить виски кровью, чтобы окончательно прийти в себя, только и всего. Будучи достаточно поддатым, я не удивился его просьбе и принес упаковку живительного питья из своего холодильника. А в благодарность за помощь сорвал у него поцелуй, теперь уже настоящий. Но лучше бы я сидел тихо и не рыпался.

- Почему?

- Не прикидывайся дурачком. Ты-то достаточно много целовался с Ангелом, чтобы не задавать наивный вопрос. Я до утра сидел в компании бутылок и спрашивал себя, почему мне так хреново. Он не сказал, что с ним случилось, кто его отметелил до коматозного состояния. Но, пробыв у меня час, он ушел исцеленный. Саморегенерация... чем больше думал об этом, тем больше пил. Вот так.

- И с тех пор ты?..

- Что? Уверовал? Ну не знаю. Шло время, поступали новые жмурики, всякие – белые, латиносы и черномазые. Подобных Ангелу больше не получал. Да я и не сомневался, что второго такого не найдется в ближайшие лет сто. Пока Максимилиана не принесли.