- Не сейчас. Не хочу я пить. Не хочу быть пьяным. Мой ангел...

- Да-да, я помню. Мы к нему обязательно вернемся. Только ты уже влил в себя «укус вампира», причем, потребовал повторить заказ трижды... и я бы не советовал тебе останавливаться на достигнутом.

- Ничего ты не помнишь! – капризно отозвался Фрэнсис и постучал кулаком по столу. – У меня через десять минут встреча с президентом в Белом доме, а я...

- А ты тут, в немецком пабе, безбожно пьянствуешь откровенно женскими коктейлями. И сейчас я закажу тебе еще одного «упыренка», – Дэз мило заулыбался бармену, краешком губ продолжая разговаривать с фельдмаршалом. – Не думаю, что твой президент сильно обидится. Оливки будешь?

- Три!

- Парень, ты слышал? Моему другу тарелку оливок.

- Сэр...

- Плевать, что не сочетаются! Тащи сюда! – серафим прижал руку к затылку Фрэнсиса, заставляя поднять голову, и как будто нечаянно лизнул его за щеку. – Слушай, а ты красивый. Если попытаться забыть все зверства, учиненные тобой над людьми и животными, я даже в принципе не прочь тебя трахнуть.

- Блять... чем ты меня опоил, дьявол? – фельдмаршал открывал и закрывал напряженные глаза, но картинка не фокусировалась, и все плыло, распадаясь и снова сливаясь в одно красное пятно длинных волос. – И зачем?!

Дезерэтт медленно положил ему в рот одну оливку, проводил ее хищным взглядом и прищурился.

- Я не ожидал от тебя глупых выходок. Хотя с отчаяния чего только не натворишь. Ты стрелял в меня... на что ты рассчитывал? Что я умру? Я?! Знаешь, мне вдруг стало весело, я понял, что твой бешеный нрав избалованного подонка как раз в моем вкусе, ты ничего не боишься. И плюешь на все, кроме сиюминутных прихотей, сводящихся в одно – напитать твое естество как можно более концентрированным удовольствием. Конечно, ты не мой клиент, не самоубийца. Вообразил, что тебе все надоело? И жизнь уже не стоит того, чтобы продолжать ее дальше?.. Проедать, пропивать и прокалывать в своих больных венах. Но ты заблуждаешься. И жить ты очень, очень хочешь. Но теперь уже по-другому. Твое желание избавиться от меня прозрачно и понятно, но, милый... – Дэз погладил его губы кончиками пальцев, и когда Фрэнк неожиданно приоткрыл рот, захватывая их, позабыл, что хотел сказать. – Эй, мы так не договаривались.

Фельдмаршал не ответил, продолжая облизывать его средний палец... краснокрылый демон то ли с досадой, то ли с насмешкой поймал себя на том, что не хочет и не может это прекратить.

- Ты слишком любишь плотские утехи... – прошептал он, наслаждаясь выражением лица Фрэнсиса. – Плохо то, что и я люблю. Еще хуже, что помимо этого мы с тобой сильно любим одного парнишку. Он такой тощий, что поделить его между собой мы не сможем. Более того, он не достанется никому из нас. Но – есть и хорошая новость.

- Какая? – Конрад отпустил его руку и сел ровно.

- Ты научил его хотеть. И теперь ему тоже нужен секс как наркотик. Твой «укус», детка, – он поставил перед Конрадом узкий разноцветный стакан.

- А ты опаиваешь меня для того, чтоб перетянуть на свою сторону? – Фрэнк схватил губами длинную соломинку, быстро высасывая коктейль, и исподлобья посмотрел на демона. Дразнящая улыбка с легким намеком на разврат заставила Дезерэтта сглотнуть слюну. – Я останусь сам за себя. Убивать тебя больше не буду, раз это бесполезно... но не рассчитывай на помощь. Ксавьер – мой, и я буду драться за него до последнего вздоха. Взорву планету, если понадобится, зато ночь накануне катаклизма проведу с ним. Что будет после, мне плевать. После я буду мертв... отправлюсь на тот свет к вам или еще в какое место, платить по счетам. А потому значение имеет только то, что у меня есть сейчас, – фельдмаршал облизнулся с довольно шальным видом... и перекинул ногу через бедро Дэза, усаживаясь на него верхом. – Извини, что вдребезги разнес тебе переносицу. Но в своем природном облике ты намного привлекательнее, чем в моем.

- Дилетант... – серафим фыркнул. – Ты не знаешь, с чем сражаешься. С кем! Да я не о себе, не криви рожу. Вот скажи, ты в Бога веришь? В принципе.

- Я думаю, что кто-то приложил усилия по созданию мира. Но на шестой день ребенок утомился возиться с одной игрушкой и потянулся за другими. Однако он не разбил свое первое творение, просто бросил. На произвол судьбы.

- Хм. И что же такое судьба?

- Череда нелепых случайностей, по ошибке принятых за закономерность. А знаешь почему? Потому что сравнить-то не с чем! У нас есть лотерея, мы играем в нее миллион лет и наивно верим, что колесом Фортуны можно управлять. Верим, что мы для чего-то нужны, что все не просто так, что жизнь – великое таинство, а не каприз Творца. Придумываем оправдания своему несовершенству, до сих пор по старинке прикрываем срам фиговыми листочками и грешим, грешим, грешим, черт возьми. Не потому что такие плохие. А потому, что никто не следит, никто не накажет. Мы не были испорченными, но стали таковыми. Как дети, которым вовремя ничего не запретили. Дети, которых не воспитывали вообще. И я не считаю нужным молиться Богу, которого с нами нет. Мы на корабле без капитана, веселимся напропалую, замечаем, что тонем... не все, правда, но замечаем. И ни веселье прекратить нельзя, ни погружение в бездну.

- Но если Бог ушел, то кто же тогда Люцифер?

- У меня странное ощущение, Дэз, что это ТЫ мне должен рассказать об этом, а не я тебе.

- И все-таки?

- Ну... был придуман антагонизм добра и зла – нужно ведь было свалить на кого-то непонятно откуда взявшиеся пороки, стремление делать гадости ближнему своему, убивать, обращать в рабство... да и пояснить несовершенство мира в целом. Убедили друг друга, что есть сила, которая противостоит божественному замыслу подарить нам счастье и любовь, вредит и уводит с праведного пути. Едва придумали – предались Сатане поголовно, мотивируя тем, что он чрезвычайно коварен и силен, наравне с Богом, и сопротивляться ему бесполезно... потому с чистой совестью и удвоенным рвением продолжили грешить. А адепты свежеиспеченной религии открыли главные рычаги управления и контроля – слепая вера и страх. С тех пор он впитывался с молоком матери, передаваясь из поколения в поколение, укоренился настолько хорошо, что стал неотделим от концепции бытия.

- Фрэнк, ты неотразим, – Дезерэтт приник к его губам в коротком, но очень горячем поцелуе. – Но я тебя разочарую. Господь рядом, тут и везде... и любит вас так сильно, что разрешил страдать, вкушать несчастья и всячески терроризировать себя. Он мудрый отец, что выбрал политику невмешательства, глядя, как его дитятко режет вены. Если дитю не хватит ума остановиться, оно умрет – не потому что так предопределено, а потому что самостоятельно по глупости выбрано. Значит, такое неудачное дите – в семье не без урода, ага. Кстати, ты с успехом выполняешь Его программу-максимум по страданиям, и лезвия глобальной бритвы твоими стараниями весьма остры. Люди часто интересуются, куда провалился рай. А он здесь, на Земле. Просто за много лет вашей деятельности измененный до неузнаваемости. И ты сейчас спросишь...

- Да. Кто же есть Сатана при твоем, условно верном раскладе?

- Сын Бога, что видит вас теми же глазами, что и его Отец... но, в отличие от Бога, он вас не любит и не прощает. Он имел право прийти в мир и вмешаться, и он им воспользовался. Господь обожает его не меньше, чем вас. И он был рожден целенаправленно – но не для контроля или управления, или там запугивания. Люцифер пришел дарить миру необыкновенный свет... странную заряженную материю. Одно из ее проявлений вы назвали электричеством.

- Даже так? Обалдеть. Но если зло мы генерируем сами, а энергию для генератора нам поставляет дьявол... то кто же такой Ксавьер? Он сам? Земное воплощение Люцифера?

- Нет. Мы подошли вплотную к очень неприятной теме – кроме людей планету когда-то населяли полчища других существ.

- Баньши, вурдалаки и русалки? О, Дэз... – Фрэнк, смеясь, откинул голову назад. Голубые глаза рассеянно изучали потолок, а губы раздвигались в томной улыбке – на его шею легла рука серафима, мягко поглаживая натянувшуюся кожу. Ласка неожиданно чувственная и... фельдмаршалу захотелось, чтобы эти пальцы коснулись его в другом месте.