Он ударил меня.

Но я ничего не помню…

α^Его смех… без четких границ, совершено пустой и бесформенный. Смех наркомана. Меня словно полоснуло острой бритвой по горлу. И закрутило в стакане с абсентом в муть холодных, горьковато-зеленых воспоминаний.

Мы сидели на игле плотно с десяти лет. Я и брат. Банальная поножовщина в одном тихом, занюханном переулке Бруклина положила конец его страданиям в тринадцать. Я думал, что сдохну следом. Пять лет ненависти и безумия после… я на это надеялся. Хотелось не дышать… окаменеть. Хотелось просверлить в виске небольшую треугольную дырочку, вытащить через нее свою память и закопать где-нибудь на пустыре за церковью. Хотелось остановить себе сердце. Проткнуть его спицами… чтобы оно перестало биться. Чтобы все ушло вместе с ним.

Меня не тронули. Меня просто не заметили. Он зашвырнул меня на козырек заплеванного подъезда, чудом не переломав ребер. Я распластался там, сливаясь с ландшафтом, и тихонько ревел, не мог не реветь... и одновременно с этим боялся издать хоть звук. Я всё видел... и все лица запомнил. Они вырезали ему почку. За долг, не погашенный вовремя. За дозу… в длинном бело-синем шприце, неизменно торчавшем из его локтя. Паршивая Николь. А теперь Ксавьер. Ну как это случилось сегодня? Это имя… насильно напомненное дважды.

Демон. Ди. Худое, изможденное лицо с горящими глазами цвета адского снега. Есть ли в аду снег? Пусть там будет фиолетовый снег. Но пусть не будет героина. Я завязал.

Я покончил с наркотой, но мои голубые глаза потемнели до больной, грозовой синевы с той ночи. Она была бесконечно злой и долгой.

Начал припоминать. Он смотрел на меня шальными и озверевшими глазами Нежити. В них пьяно билась моя приближающаяся смерть. Такая искристая, сапфирово-изумрудная, с кучей маленьких звездочек внутри. Он перевернул стол, сметая бокалы и бутылки. Кусочки сахара разлетелись по всем углам. Он наступил на один. Раздавил огромным каблуком. От хруста у меня свело солнечное сплетение.

α^А потом мое желание исполнилось. Сердце погибло в неравной борьбе с отравленной кровью. Моя красная смерть пробудилась и вышла из застенка, потирая красивые, но запачканные руки.

«Я твой дар, благословенный и проклятый с рождения. Глас Бога в голове, сосуд его гнева и возмездия на Земле. Я смерть в багрянице, в венке из красных ягод… с глазами светлыми, с душой ночи. Теперь ты знаешь. Я пришла. Я все для тебя сделаю. Ты просил забвения. И ты его получишь, – она глубоко вдохнула мою печаль. – Ты не будешь помнить, – нежно шепнула смерть мне на ушко, выдергивая из виска тупую ноющую боль. – Ты не будешь скорбеть, – добавила она, усыпляя мою тоску и забирая память. – Я отнимаю любовь. Но с ней у меня ссора. Я не в силах удержать ее у себя навсегда. А когда она вернется, к тебе вернутся и остальные».

«Хотя бы до поры, храни ее у себя», – попросил я, в надежде, что мне никогда больше не придется любить. Смешная наивность. Бесконечная глупость…

Ксавьер… Ты их всех убил. Заодно воскресив. И снова убив. Мерзавец. Я не закрывал глаза и все равно видел, что за дрянь ходила тоннелями твоей крови. Мерзавец…

Но мне без тебя так голодно. Так было без него.

- Поднимись.

Но я не мог. Я полз по полу... нет, пол полз по мне. Я боялся открыть рот... мне казалось, из него посыплются разноцветные таблетки.

А потом была фантасмагория перевернувшейся комнаты. Он поднял меня за шкирку… и взвалил на плечо? наверное. Не знаю. Не помню. Принес на мою кровать из розового желе. Я забарахтался в нем... барахтался долго и отчаянно, не в состоянии лечь. Пока он не двинул мне кулаком в лицо.

А следующим кадром было уже утро. Утро и нависший над моей тихо умирающей головой Жерар. Он поприветствовал меня плохими новостями.

Завтра ко мне приезжает мать.

====== XIII. Your shameful morning ======

PART

1: VIS-À-

VIS

- Она позвонила?

- Прислала телеграмму, мессир. Вы снова смертельно бледны. Вам что-нибудь принести?

Повар ушел за чашкой воды. А я осторожно добрался до зеркала, держась кончиками охладевших пальцев за мебель. Что же там Жерар увидел?

У меня лихорадочно блестят глаза. Пятно квадратного синяка безобразит щеку. А губы почему-то опухли. Начинаю что-то подозревать, но пока боюсь своих выводов. У меня белая кожа, это ведь норма... нет? Нет. Потому что ночью... ночью… нет, нытье не поможет. Он застал меня и все тут. Позорно. Странно, что ударил лишь раз. Мог забить до смерти. Нестерпимый стыд не в состоянии прожечь мои землисто-серые щеки. Будет ломка. Уже начинается, чувствую... но пусть меня утешит то, что кокс кончился весь. Лицемерие, пусть. Но нет яблока – нет искушения. Пока мозг не потрескался и не распался на куски. Я, кажется, понимаю. Проникаюсь... В наказание за презренное блядство с наркотиками Бог послал мне Ангела. И, в отличие от Бога, Энджи надо мной не сжалится и не простит.

Он застал меня.

α^Я застал его. Черт.

Потолок новой спальни не манит так, как потолок у Кси. Совершенно белый, с изящной алебастровой лепниной. Но нет в нем пестрой шизоидной прелести. Я прокусил себе руку и смотрю на него сквозь кровоточащие пальцы. Мне не больно… я просто пытаюсь убедиться в том, что не брежу. Мне настолько трудно верить своим глазам... Неужели это он, мой маленький, белый и пушистый, ронял на пол зеркальце и рассыпал по нему порошок?

Красная смерть властвует над Темпоральным полем. Внутри себя я возвращаюсь назад и краешком сознания проникаю в комнату, где маленькие ручки программиста с оживленной, очень больной нервозностью орудуют трубочкой над кокаином. Он лежит под столом, изворачиваясь, зачерпывает и пригоршнями разбрасывает вокруг себя наркоту, разметавшиеся волосы поднимают облако белой пыли, которая потом все равно оседает обратно, а он чихает... раз, другой... и начинает смеяться. Как в приступе жуткой истерии.

Я рывком поднялся с постели. Я слышал крик, он раздался лишь в моей голове, и видение недавнего прошлого прервалось. Он зовет меня, ему плохо. Отказываюсь воспринимать, насколько, просто бегу и надеюсь, что не опоздаю. Меня ведь ничем не проймешь?

Но когда я увидел его тело, съежившееся в крошечный комочек под зеркалом, я, носферату... испугался собственного инфаркта.

Сидим в саду. На качелях. Знаю, звучит безумно. Однако мне уже ничего не страшно. Ангел лениво раскачивает нас одной ногой. Смиренно лежу в его объятьях, даже в мыслях нет воспротивиться – сейчас это бесполезно. На окончательно распухших губах, как на газовой конфорке, медленно горит воздух.

- Как ты вынул меня? Ломка была просто чудовищна...

- Клин клином вышибает, – отвечает он ровным, лишенным всякого выражения голосом.

- Не понял...

- Кровь. Я дал тебе свою кровь. Заставил присосаться к локтю. Я когда-то был наркоманом. До того, как стать вампиром. Мои вены смутно помнят героин... и без труда выжили из тебя кокс. Но омерзительной химии во мне давно нет, вся кровь протравлена Нежитью. Так камни закаляются в вулканической лаве. Или растворяются в ней. Моя закалилась.

- Но после этого питья... что со мной? Что со ртом? Я еле говорю...

- Ты же не думаешь, что грязь из тебя можно вывести за одну секунду?

- Но есть и что-то другое. Может, ты скажешь мне, что?

α^Зачем тебе знать, малыш? Твое естество будет сопротивляться упорно, до последнего. Нескоро ты превратишься в упыря. Ведь я не Нежить, а потому Нежить за тобой не придет. Если только на брюхе, ползком.

- Может, и скажу.

- Не хочешь...

- Взвешиваю все «за» и «против».

- Нет, просто не хочешь.

- Хочу! Хочу, чтобы ты стал таким, как я.

- Тогда скажи, как ты превратился в вампира?

- Ты не поверишь мне.

- Заставь поверить.

- И все же ты не поверишь.

- Ты только дразнишь мое любопытство! Скажи. Кто тебя кусал?

- Никто. Мое сердце однажды перестало биться.