- Зачем ты… я кончил тебе на лицо, - в голосе Ла вина и укор, он не понимает.

- Мне было нужно это. Я не знаю, как тебе объяснить. Внезапный порыв, это было сладко, очень интимно, ты разбрызгал свою сперму, я хочу, чтоб ты всегда так делал, это… это и есть кайф, - он знает, что говорит коряво и неубедительно, и снова жалеет, что прогуливал уроки словесности. - Послушай, Ла. Ты доминируешь. Это выражение твоей власти. Как некое, совсем легкое проявление садизма, ну ты понимаешь? Я большой и неотесанный мужлан, но ты можешь меня связать, делать со мной что угодно, это делаешь ты, именно ты, и меня все это возбуждает. Ты ещё не мой, но я – твой, я слежу как ненормальный за тем, как двигаются твои губы, ловлю каждое слово, каждый вздох, я сегодня начал, после того как ты заявил, что хочешь меня, ты… ты доверил мне себя. Ты не подозреваешь, что это честь. Твое наслаждение, оно чистое и концентрированное, ты кончаешь и ты похож на полубога. А эти высыхающие струйки – твое благословение.

- Я хотел, чтоб доминировал ты, - выдал Ла Нуи после продолжительной паузы. - Чтобы ты совал мне в рот член и совершал какие-то грубости, чтобы со мной не считался, трахал и все. Бллин. Не слушай. Наверное, у меня травма детства, а проще говоря – дырка в башке.

- Тебя маленького… бил отец?

- У меня его и не было. Отчим только, очень недолго, поднял на Соланж руку всего раз и сразу вылетел за дверь вместе с бумажкой о разводе. Мама… любит меня очень. Так что я не знаю, - но Ла знал. Это все воспоминания, о варваре, который имел с ним секс где попало, часто стоя, очень жестко, с кровью, с остервенением, насиловал так страшно, что волосы дыбом. Но ему безумно нравилось, он хотел ещё такого скотского обращения! Может, это просто его фантазии? Больные. Он воображает, что это классно, а на самом деле это ни хрена не классно, только больно и унизительно, и человек его ни во что не ставит, трахает как куклу, это не может нравиться и не может приносить удовольствие. Нужно об этом просто забыть. Клайд сделал ему сейчас сладко, по-настоящему сладко, и он попросил бы ещё раз минет, но хочет попробовать, все-таки… совокупление. - Я все ещё растянут, Клайд. И возбужден. И хочу тебя принять, - он гибко изогнулся, потянувшись к попе, раздвинул себе ягодицы, и был остановлен взглядом из-под нахмуренных бровей.

- Мы не слишком торопимся? Можем оставить первый нормальный секс до выходных.

- Клайд, я возбужден, - повторил Ла спокойно. - Внутри все просится, чтоб ты протиснулся в меня опять, я хочу обхватить твой член со всех сторон своей плотью. И поглубже.

Он не будет спорить со своим горящим возлюбленным, просто утолит его жажду, оближет его пальчики и засунет их в анус, чтобы он сам размял узенькую дырочку, расширил её ещё немного, а Ла засовывает их сразу три, стонет и трахает себя ими, его член опять возбужденно торчит и истекает смазкой. И Клайд сдается, понимая, что распален этим зрелищем до предела, сам готов сорваться, протолкнуть в него что-то основательное и как следует насытить трахом. Расстегивает ширинку, в который раз за сегодня, и Ла резко садится на его член, выгибаясь невероятно сладко, отклоняется назад, прижимаясь и выбирая удобный наклон внутри для наибольшего проникновения… Весь трепещет, покрывается горячим потом и млеет, когда Клайд тяжело кладет руки на его талию и прижимает вниз… насаживает на себя хорошо и глубоко. Ощущение тесноты как никогда грязно и возбуждает, Ла тихо стонет, ему почти не больно, ему нравится, он двигает тазом, поднимаясь и опускаясь, тяжелые руки любовника ему помогают, он задал ритм, и теперь член внутри двигается сам, прорезая и прожигая его, все быстрее и быстрее. А зубы любовника кусают его соски, кусают не больно, но больно сосут губами, Клайд мнет его нежное тело, сжимает талию, потом ягодицы, сжимает жадно, входя во вкус, вонзаясь глубже и глубже, и целует, целует, целует без остановки… Его толчки очень скоро становятся жесткими и быстрыми, разрывающими тело напополам, Ла кричит, уже не понимая, нравятся ему эти сумасшедшие ощущения, или от них просто хочется быстрее сдохнуть… А когда Клайд замирает, и Ла чувствует, как в горящий проход выплескивается сперма, на глазах выступают слезы, всего две слезинки, быстро скатываются по вискам, а не по щекам, потому что он запрокинул голову. Клайд не должен видеть, что он плачет. От сильного, саднящего и болезненного наслаждения. От изощренного довольства собой. Они сделали это. И он потерял невинность.

- Не выходи из меня, давай полежим, - сперма неприятно обжигает, растекаясь, он немного морщится, когда Клайд падает назад, на генератор, и увлекает его за собой. На теле Клайда уютно. Внутри сейчас, мягко говоря, рана, ощутимое жжение… однако он не жалеет. Все было почти идеально. Ла закрыл глаза, вспоминая, переживая снова самые последние ощущения от последнего спазма… от вливания чужого оргазма. Ну, не совсем и чужого. Просто не своего. Его взяли, как шлюху, горячего и стонущего, он сам насадился на член, он… он находит это бесстыдным, прекрасным и правильным. Клайд любит его, это так нормально, а все, чем они занимались и ещё займутся, никого не касается. - Будешь второй раз пробивать сталью мой орган, который твой?

- Да. Потому что по глазам вижу – ты хочешь, - он выскользнул из него и перевернулся. - Разреши мне… во время секса ты не кончил.

- Не разрешаю, - Ла улыбается и плотнее сжимает закрытые веки. В нижней губе Клайда два пирсинга и в подбородке ещё один, они приятно покалывают нежную кожицу на его головке, а о штанге в его языке он не думает, не успевает, потому что уже чувствует… Она задевает его уретру, даже проникает в неё неглубоко, Клайд слизал из члена всю смазку, головка опять сухая и обжигающая, он сосет ее, отпускает, лижет твердые рельефные венки, спускаясь все ниже, лижет яички… Ла заталкивает весь член ему в рот и машинально вытирает ладонью небольшие белые потеки на внутренней стороне бедра. Проходит всего минута, и он опять перевозбужден, предельно натянут… сладко и приятно задыхается, сквозь стиснутые зубы, почти рычит, когда напряжение достигает пика, его невозможно терпеть, оно скачком спадает само… уходит из него. И ему даже больно кончать, после всех неистовых ласк, больно, но в кайф, он все равно не сможет остановиться. Клайд экзальтированно водит его членом по своему лицу, размазывая сперму, несколько капель проливает в рот и довольно облизывает губы. Он тоже улыбается. Они подходят друг другу, определенно. - Я бы сейчас чего-нибудь поел.

- А я уже тобой наелся, - Клайд притягивает его к себе, не давая лечь на генератор, обнимает и целует… в мягкие, истерзанные губы, целует нежно и без нажима, и это, наверное, самая большая и драгоценная ласка за вечер. - Соланж пекла пирог, когда я выезжал, и есть твоя любимая жареная картошечка с рыбкой.

- М-м…

- Но надо привести себя в божеский вид.

- М-м… хорошо.

- Ла, а ты уже мой? - в серых глазах Клайда надежда, почти мольба.

- Если бы я знал, что это так принципиально для тебя, то не мучил бы и сказал ещё до секса – да, твой. Ну а чей же?

Клайд неопределенно качает головой и целует его взасос, но очень осторожно, губы Ла уже красные и распухли от долгих ласк.

- Мы спалимся, точно спалимся, если зайдем сейчас домой вдвоем. Она все поймет. Давай сначала я вернусь, а ты как будто ко мне в гости. Я оставлю тебя на ночь.

- Ла, это очень опасно.

- Соланж спит на втором этаже, а я – на первом. Моя кровать не скрипит. Да и потом… мне кажется, на сегодня хватит. Просто поспи со мной, подержи меня в своих руках. Погладь меня. Я так люблю, когда ты меня гладишь, особенно спину…

Клайд удержал всхлип. Его мальчику нравится грубость и насилие, но все же он при этом остается бессовестно нежным и податливым. И следующие слова просто рвутся из груди.

- Я обожаю твое имя. Ла. La Nuit… «ночь» моя, - Клайд уткнулся в его волосы, категорично возражавшие против «ночи» своим цветом, и дышит, дышит, не может надышаться, судорожного обнимает тонкое тело, не давая ему тоже подышать.