Но никакие уговоры не помогали. Перед глазами стояла Феофания во всей своей гордой красоте, у него сердце кровью обливалось при одной мысли, что он потерял её навсегда. А что это так, он чувствовал сердцем и не видел возможности вернуть её.

И тут его осенило. Надо жениться на такой девушке, которая превзошла бы её красотой! Тогда увидит она его жену и будет уязвлена, тогда поймёт наконец, какого мужчину потеряла!

И, вернувшись в Киев, он стал подыскивать себе невесту. С этой целью стал устраивать частые пиры в своём дворце, приглашая на них князей, бояр, воевод и купцов, с жёнами и взрослыми детьми. Наконец поиски увенчались успехом. Он увидел ту, о которой мечтал. Это была дочь воеводы Вышаты Васильевича, статная, красивая, что называется, кровь с молоком. Сначала он подсел к ней за стол и немного поговорил. Аграфена, так звали девушку, застеснялась и зарделась от такого внимания. Потом он проводил её до терема, где она жила, на прощание поцеловал и услышал признание, что нравится ей. И тогда он пошёл свататься. Конечно, семья была не против. Быстро собрались и сыграли свадьбу. Рюрик зажил во дворце с молодой женой, забыв про прежнее увлечение.

Между тем Всеволод ввёл свои полки в Черниговскую землю, но битвы по привычке не искал, он предпочитал все споры улаживать миром. Удалось ему заставить Ярослава отказаться от похода на Киев; узнав об этом, вернул свои полки назад и Роман. Всеволод послал письмо Рюрику: «Я помирился с Ярославом, он целовал крест, что не будет искать Киева под тобою, а Смоленска — под братом твоим». Обрадованный Рюрик пригласил Всеволода приехать в гости, чтобы и другие недруги побоялись затевать что-либо плохое против него. Всеволод не замедлил воспользоваться приглашением.

Встречать высокого гостя Рюрик выехал далеко за крепостные ворота. Всеволод и Рюрик сошли со своих коней, поспешили друг другу навстречу и обнялись. После этого оба уселись в красочный возок и покатили в Киев. Следом за ними гарцевали дружинники, тянулся длинный обоз владимирского князя.

Князья вошли в гридницу, где были накрыты столы. Стали подходить гости и приглашённые люди, Рюрик с улыбкой и добрыми словами приветствовал каждого, он действительно был рад их появлению. У него было благородное, безмятежное настроение.

И тут он увидел Феофанию. Она вошла в гридницу; мельком, будто это было пустое место, кивнула ему и прошла к столу. А он стоял, будто молнией поражённый. Ему безразличны стали люди, следовавшие один за другим мимо него, у него в глазах померк свет в глазах, словно сразу наступил вечер и зашло солнце, его охватила слабость, не хотелось ничего делать, ни о чём думать; перед его взором стояла Феофания, гордая, поистине царственная и по-прежнему недоступная.

Он направился к своему месту. Рядом с ним сидела его жена. Только что, перед встречей владимирского князя, он любовался её красотой, умением со вкусом одеться, подрумяниться. Он чувствовал нежность и влечение к ней, проходя мимо, как бы нечаянно дотрагивался до её тела, испытывая при этом сладкое томление. А теперь рядом с ним сидело существо, которое источало холод, порождало неприязнь, и он удивлялся, как это мог с ней жить все эти месяцы.

— Слава, слава, слава! — ревела гридница. — Слава князьям!

И Рюрик улыбался в ответ, высоко поднимал свой кубок, пил вместе со всеми, но видел только Феофанию, которая сидела недалеко от него. Напрасно надеялся он уловить хоть один ласковый взгляд; княжна беседовала с соседями по столу, на губах её блуждала рассеянная улыбка. Она вела себя со всеми просто и естественно и в то же время с большим достоинством.

Наконец она встала и вышла. И Рюрик потерял всякий интерес ко всему, что происходило в гриднице. Не думая, как это воспримут окружающие, он поднялся со своего места и побрёл к выходу. Нет, он не надеялся встретить Феофанию, он был уверен, что она ушла в отведённую ей светлицу и готовится к покою. Ему просто захотелось побыть одному.

Он вышел на крыльцо, сел на ступеньку. Перевалило за полдень, но на улицах было пустынно. Из окна дворца неслись пьяные крики, зазвучали свирели, бил барабан. Рюрик сидел и хотел что-то понять, прийти к какому-то решению, но мысли ускользали от него, а сердце сдавливало какой-то тягучей, настойчивой болью. Он посидел неподвижно некоторое время, а потом обхватил голову руками и простонал:

— Почему я это сделал? Зачем женился? Ведь мне всю жизнь придётся обнимать и целовать нелюбимую, как это вынести?

Наутро Феофания, отдохнувшая, выспавшаяся, вышла из дворца. Кругом суетились, собираясь в дорогу: отцу её вздумалось продолжить пир в Вышгороде. Почему взбрело в голову погулять в загородном дворце киевских князей, было неизвестно, но это намерение ей не понравилось: снова трястись по разбитой дороге на надоевшем возке, снова глотать пыль и думать о том, каким будет новое пристанище...

Она подошла к главному конюху Вавуле, попросила:

   — Приведи мне коня. Не хочу в обозе.

Вавула привык, что она ездила верхом, поэтому захотел только уточнить:

   — Твою любимую Полдневку?

Феофания кивнула головой. Эту сильную, но послушную кобылу назвали таким именем, наверно, потому, что родилась в полдень, а может, ещё и за белый цвет её шерсти; обладая роскошной гривой, была она очень красивой, и на ней было приятно прокатиться.

Пока конюх ходил за кобылой, она разглядывала присутствующих. Это были всё те же люди, что накануне пировали во дворце, но много было слуг, они мельтешили перед глазами, стараясь выполнить приказания хозяев. Она рассеянно глядела и чувствовала, что что-то ей мешает, сбивает с толка, как-то беспредметно волнует. Феофания скосила глаза влево и наткнулась на любопытный и изучающий взгляд юноши. Поняв, что его заметили, он тотчас отвернулся. Но прежнее чувство обеспокоенности и тревоги не проходило, и она не понимала отчего. И только когда он ещё раз взглянул на неё, она поняла: такими глазами смотрел на неё князь Рюрик!

Холодное раздражение охватило её. Пусть это был не Рюрик, но даже похожие на его глаза были неприятны ей, и она не хотела их видеть.

В это время Вавула подвёл к ней Полдневку она взяла её за повод и отвела в сторонку. Вынув из сумки щётку, стала расчёсывать шерсть коня и скоро забыла про мимолётный взгляд и самого юношу.

Но он скоро напомнил о себе. Едва выехали за крепостные ворота, как появился откуда-то сзади, поравнялся с ней и спросил:

   — Я тебе не помешаю, если поеду рядом?

Она взглянула на него и вновь удивилась сходству его с Рюриком: та же крепкая фигура, тяжёлые руки: у Рюрика глаза какие-то беспокойные, даже тревожные, будто он всё время чего-то ждал и боялся, а у юноши взгляд был прямой, открытый и чуть высокомерный. Впрочем, увидев холодное равнодушное лицо Феофании, он несколько стушевался и сказал:

   — Меня Ростиславом зовут. А тебя Феофанией?

   — Откуда тебе известно?

   — Я ещё вчера за тобой наблюдал. Ты не заметила?

Она покачала головой. Ей после долгой и изнурительной дороги было не до того, чтобы разглядывать людей в гриднице.

   — Ты очень похож на киевского князя, — сказала она.

   — Неудивительно. Я его сын. Ты впервые в Киеве?

   — Да. Раньше бывать не приходилось.

   — И как он тебе показался?

   — Очень красивый.

   — Красивее Владимира?

   — Владимир новый город, он стал отстраиваться по-настоящему только при моём дяде, Андрее Боголюбском. А Киеву столько лет!..

   — Это верно. Его заложил князь Кий, который изгнал из Руси обров.

   — Слышала. Они приневоливали славян работать на себя, и даже порой знатный обр запрягал женщин в коляску, чтобы везти по своим владениям.

   — Но Бог их за высокомерие наказал, всех уничтожил, и теперь только в воспоминаниях остались.

   — Ты любишь читать летописи?

   — Конечно. Столько важного и интересного произошло на Руси за столетия её существования!