Всеволод часто бывал на таких застольях, привык к ним и ничему не удивлялся, для него они были своеобразной повседневностью. Он сидел рядом с сыном столичного градоначальника Алексеем, с которым дружил с детства.

Мечтательный и несколько застенчивый, Алексей привязался к смелому, порывистому Всеволоду, охотно признавал его верховенство. Он оглядел большую залу насмешливым взглядом, наклонился к Всеволоду, сказал тихо:

   — Ну, сейчас начнётся канитель...

Тот, скривив губы:

   — Как обычно, славословия и восхваления на целый вечер...

Они были молоды, поэтому многое не хотели воспринимать, как оно было, и желали переделать по-своему.

   — Нет бы пару слов сказать об одержанной победе, так растекутся в речах и остановиться не смогут.

   — Было бы чем хвалиться, Венгрия какая-то... Тоже мне — победа! А Италию прохлопал наш Мануил...

   — Но об этом будут молчать, как немые!

Мануил Комнин был энергичным, предприимчивым и незаурядным правителем, неплохим полководцем, но он поставил перед собой несбыточную цель: восстановить в прежних границах Римскую империю. С этой целью он предпринял ряд походов в Италию, одерживал победы, терпел поражения и в конце концов истощил ресурсы Византийской империи, так и не приблизившись к заветной мечте. Между тем он проморгал главную опасность для империи, которая надвигалась с востока — турок-сельджуков, захвативших большую часть Малой Азии. Турки по-настоящему грозили самому существованию Византии. Кажется, это понимали все, кроме императора.

Между тем с приветствием к гостям выступил Мануил, потом стали подниматься и говорить речи сановники и военачальники. Всеволод и Алексей продолжали шептаться между собой, совершенно не слушая выступавших.

   — Глянь, как Мария смотрит на тебя, — сообщил Алексей.

Мария принадлежала к влиятельнейшему семейству Кантакузенов, которые вместе с кланами Дуков, Ангелов, Палеологов и Комнинов правили страной. Всеволод и раньше чувствовал внимание, которое она оказывала ему, но был сдержан в отношениях с ней.

   — А может, на тебя, — нехотя ответил он.

   — Куда мне до неё! Это ты такой красавчик...

Действительно, Всеволод выделялся среди других юношей высоким ростом, широкими плечами и сильными руками. От матери-гречанки он взял смуглость лица, чёрные брови, но отец его наградил светлыми волнистыми волосами и голубыми глазами; такое необычное сочетание придавало ему своеобразную диковатость и привлекательность.

Однако слова Алексея не очень понравились Всеволоду, он решил подшутить над ним:

   — А вон Елена идёт к нам!

   — Где, где? — чуть не подскочил на своём месте Алексей.

Елена была не из столь состоятельной семьи, как Мария, но отличалась скромностью и порядочностью, в неё Алексей был влюблён.

   — Да вон же! Не туда смотришь!

   — А куда надо?

   — Развернись кругом, а потом налево! — подзадоривал его Всеволод.

   — Не вижу нигде!

   — Получше смотри!

Наконец Алексей понял, что его разыгрывают, насупился:

   — Да ладно тебе... Больно она мне нужна.

   — А мне эта Мария Кантакузен, ты думаешь, дорога?

Он проговаривал эту фразу, но мысли его были уже в другом месте. Он глядел на соседний столик, куда со своим очередным ухажёром подсела дочь императора Евстахия. Манерная, с театральными жестами и требовательными, чего-то ждущими глазами, она не волновала Всеволода, хотя и притягивала порой его внимание. Евстахия тоже кидала иногда на него заинтересованные взгляды, но он был всегда с ней намеренно холоден и сух. Однако сейчас в нём шевельнулся какой-то бес. Может, спутник Евстахии был известный позёр и повеса Аркадий, которого Всеволод недолюбливал, а может, просто настроение такое накатило. Он наблюдал за ними и чувствовал, что сможет нарушить их влюблённую идиллию, и ему вдруг захотелось сделать это. Придав лицу «трагическое выражение», а глазам томный вид, он стал немигаючи смотреть на Евстахию. Она тотчас заметила его домогательства, отвернулась, но любопытство взяло верх, и она снова взглянула на него. А он продолжал настойчиво демонстрировать свою влюблённость. Это её заинтересовало, и она, продолжая разговор с Аркадием, украдкой поглядывала на Всеволода, улыбаясь красивыми глазами цвета маслин. Что ж, для начала неплохо.

Алексей вдруг проговорил:

   — Музыканты явились, скоро танцы начнутся, пойдёшь?

   — Придётся, а что остаётся делать?

Танцы были медлительными, плавными, тягучими, мужчины и женщины чинно и величаво двигались по расписному плиточному мозаичному полу, то сходились, то расходились, неспешно кружились. По ходу танцев партнёры менялись. Перед Всеволодом оказалась Евстахия. С красивого, обрамленного густыми чёрными волосами лица смотрели на Всеволода глубокие, полные грусти и печали глаза.

   — Ты очаровательна, — шепнул он ей первое, что пришло в его пьяный ум. — Я сегодня тобой сражён.

Она едва заметным движением тела показала, что восприняла его комплимент так, как надо. Следовало идти дальше.

   — Этот вечер я не забуду никогда, — тем же трагическим голосом произнёс он.

Она внимательно посмотрела в его глаза, чуть прищурившись, оценивающе. Он выдержал её взгляд.

   — Я тоже, — тихим голосом ответила она.

   — Я теперь буду думать о тебе беспрерывно.

Она наградила его долгим, серьёзным взглядом («Ах, как мастерски играет!» — невольно подумал он) и уплыла в танце.

Подошёл Алексей. Он невысок, худощав, лицо кругленькое, приятное на вид. Красотой особой не отличался, только глаза светились теплотой и добротой. Но сейчас у него был озадаченный вид.

   — Ты не догадаешься, что мне сейчас сказала Мария Кантакузен.

   — Что-то любопытное?

   — Ещё какое! Она почти слово в слово повторила те слова, которые мы говорили за столом.

   — Кто же ей успел передать?

   — Никто. Говорит, что умеет читать по губам.

   — Так и сказала?

   — Ещё и похвалилась.

   — Ничего себе...

Теперь настало время призадуматься Всеволоду. Он некоторое время молчал, а потом стал говорить тихо, раздумчиво, будто про себя:

   — Ну что за люди нас окружают, один другого краше! Принцесса корчит из себя трагическую героиню. Мария, как мелкий шпик, выслеживает, кто о чём говорит. Эти сановники с их надуманными условностями. Вся эта пустая жизнь, никчёмная и мелкая, как разнаряженная кукла — как мне всё это надоело! Ведь мы не выходим из дворца, мы же света белого не видим!

Алексей ошарашенно смотрел на Всеволода, наконец проговорил:

   — А мне нравится жить в роскоши и богатстве. Чего в этом плохого?

   — Я сегодня проехал по улице Меса и увидел массу народа. Ты никогда не задумывался, как они живут?

   — А о чём размышлять? Живут и живут, работают, платят налоги...

   — А я им позавидовал. У них нет никаких предписаний в поведении. Они говорят и ведут себя так, как хотят. Они громко кричат и от души веселятся. Им не надо оглядываться, что сделал не то или поступил не так. Они по-настоящему свободные люди!

   — Вон ты куда загнул! Мне такое и в голову не приходило...

   — А я бы хотел пожить их жизнью. Давай сбежим сегодня из дворца, побудем хоть одну ночь среди народа!

   — Да ты что! Нас тотчас разоблачат, да ещё побить могут!

   — А мы переоденемся в платье простолюдинов. Одолжим у наших слуг, кто нам посмеет отказать?

   — Надо же такое выдумать, — неуверенно проговорил Алексей. — Но если ты так хочешь...

   — Вот и славно!

И вот они, одетые в короткие шерстяные туники, перехваченные кожаными поясами, в сандалиях на босую ногу шли по главной улице столицы — Месе. Здесь жили богачи. Улица была широкой, вымощенной камнем. Дома стояли кирпичные, в основном двухэтажные, с балконами и плоскими крышами, на которых, наслаждаясь вечерней прохладой, отдыхали их жители. Нижние этажи были глухими и окон не имели; калитки были выкованы из железа, со вставными замками. Вся жизнь жильцов этих домов проходила за этими сплошными стенами, отрезавшими их от остального мира.