А на третий день прискакал из Киева гонец и сообщил, что умер князь Святослав Всеволодович и киевляне просят суздальского князя Всеволода прибыть в столицу, чтобы совместно решить, кого назначить на освободившийся престол.
Всеволод собрал князей и воевод, сказал:
— Только что я был в Киеве, и возвращаться нет нужды. Пусть решают вопрос о князе без меня. А киевлянам передайте моё слово: желаю видеть на киевском престоле князя белгородского Рюрика Ростиславича и никого больше.
На другой день он отбыл во Владимир, а вече киевлян посадило на престол Рюрика. Его на Руси приняли с большой радостью, потому что он, как пишет летописец, всех принимал с любовью, и христиан, и поганых, и не отгонял от себя никого.
Рюрик тотчас принялся за передел русских земель между князьями, отнимал уделы у одних, передавал другим. За его действиями пристально следил Всеволод. И когда новый князь стал поступать своенравно, вопреки его воле, он решил вмешаться, чтобы в очередной раз показать свою силу. В Киев прибыли владимирские послы и от имени Всеволода сказали Рюрику:
— Ты называл меня старшим в своём племени. Теперь ты сел в Киеве, а мне не дал никакой части в Русской земле, роздал другим, младшей братье. Ну если мне в ней нет части, то как ты сам себе хочешь: кому дал в ней часть, с тем её и стереги. Посмотрю, как ты её с ними удержишь, а мне не надобно.
Рюрик сразу понял угрозу: без Всеволода ему было не закрепиться на престоле. Он спросил владимирских послов:
— Чем недоволен Всеволод Юрьевич? В его руках находятся обширные земли Суздальского края. На какой удел он претендует?
— Ты отдал лучшую волость — Поросье с городами Торческ, Треполь, Корсунь, Богуслав и Канев зятю своему Роману Волынскому, — ответили послы. — Отними её у Романа и верни Всеволоду Юрьевичу, и тогда подкрепит он тебя на престоле всеми своими силами.
Выслушав послов, Рюрик понял: недаром Всеволод столько лет прожил в Византии, впитал он в себя коварную византийскую дипломатию, умение стравливать между собой страны, народы и правителей. И вот сейчас он вмешался в дела Южной Руси и одним мановением руки поссорил его с могущественным князем волынским Романом, человеком властным и жестоким.
Рюрик кинулся к митрополиту Никифору, рассказал ему всё: как целовал крест Роману не отнимать у него Поросья, как не хочет нарушить клятвы и из-за этого начинать войну со Всеволодом.
Митрополит ответил:
— Князь! Мы приставлены от Бога в Русской земле удерживать вас от кровопролития. Если станет проливаться христианская кровь из-за того, что ты дал волость младшему, обойдя старшего, и крест целовал, то я снимаю с тебя крестное целование и беру его на себя, а ты послушайся меня: возьми волость у зятя и отдай её Всеволоду, а Роману дай вместо неё другую.
Получив такой ответ, Рюрик понял, что надо во что бы ни стало уломать Романа. К его удивлению, упрямый Роман не стал противиться и ответил:
— Батюшка! Нечего тебе из-за меня начинать ссору со Всеволодом. Ты мне можешь или другую волость дать вместо прежней, или заплатить за неё деньгами.
Рюрик перевёл дух: всё налаживалось самым наилучшим образом! Со спокойной совестью он послал сказать Всеволоду:
— Ты жаловался на меня, брат, за волость. Так вот тебе та самая, которую просил.
Но не тут-то было, хитрый суздальский «византиец» придумал каверзу похлеще первой. Он взял да и отдал лучший город Поросья — Торческ — Ростиславу, сыну Рюрика, а в остальные четыре города послал своих посадников. Получалось так, будто Рюрик договорился со Всеволодом отнять у Романа Поросье и поделить между собой, нагло обманув Романа!
Никакие уговоры и оправдания уже не действовали на строптивого и самолюбивого Романа. Он стал думать, как отомстить тестю за жестокую обиду. Его взоры обратились к Чернигову, всегда выступавшему против Киева. Роман предложил черниговскому князю Ярославу Всеволодовичу начать войну с Рюриком, свергнуть с престола и занять его место. Это было давней мечтой Ярослава Всеволодовича, и он тотчас согласился. Единство южнорусских князей было нарушено, что и надо было Всеволоду; никаких совместных выступлений Южной Руси против Суздальской земли ожидать было нечего, а, наоборот, без войска Всеволода дело на юге не могло быть решено.
И действительно, Рюрик был окружён мощными противниками с запада и востока, в любой момент мог быть раздавлен. И тогда он сел на коня и поскакал во Владимир за помощью.
Всеволод принял его тепло и радушно, провёл в свою горницу, повёл задушевную беседу.
— Пока у тебя со мной дружба и взаимопонимание, никто всерьёз угрожать не может, — убеждал он Рюрика.
— Но Роман с Ярославом вот-вот выступят в поход, — в панике отвечал Рюрик. — Их полки стоят наготове, они договорились встретиться в Киеве. Как мне остановить их и избавить Русь от кровопролития?
— Завтра же дам приказ своим воеводам войти в пределы Черниговской земли, и Ярослав Всеволодович не тронется с места. Ни один русич не будет убит, мир и покой сохранится на земле Русской.
Рюрик тотчас повеселел и перешёл к другому разговору, который собирался вести со Всеволодом ранее.
— Хочу посвататься к тебе, князь, — приняв подобострастный вид, сказал он. — Ты ведь знаешь, уже давно похоронил я свою супругу, живу как пень в лесу, без ласки и участия.
Всеволод крякнул, подбоченился: разговор ему явно понравился. Он продолжал терпеливо слушать.
— Увидел твою дочь, князь, и места себе не нахожу. Прошу тебя, не перечь и не чини препятствий, выдай её за меня замуж.
— Ты о Феофании, что ли, говоришь? — лениво спросил Всеволод, довольно улыбаясь; Феофания была его любимицей, и ему польстило, что к ней посватался киевский князь.
— О ней. Увидел её в Стародубе и забыть не могу. Видишь сам, мне уже сорок, я не какой-нибудь юнец неоперившийся, чувства мои глубоки и намерения серьёзны. Так что ответишь мне?
— Без её согласия не отдам. Но я думаю, ты с ней уже говорил по этому поводу и получил согласие? — спросил он, ещё в Стародубе заметив, как тот увивается вокруг его дочери.
— Не пришлось. Но надеюсь, что ответит она мне согласием.
— А давай послушаем, что скажет моя старшая дочь. Сейчас я велю позвать её.
Ждать пришлось недолго. Феофания вошла в горницу и остановилась у порога. Рюрик чуть не задохнулся, увидев её, такой она была красивой. Тёмно-синее платье с каймой облегало её гибкое тело, густые чёрные волосы подчёркивали свежесть юного лица, тёмные глаза были сторожки, как у лани. Так бы соскочил с места, обнял и прижал к своей жаркой груди...
— Вот, Феофания, приехал князь Рюрик Ростиславич свататься к тебе. Что же ты скажешь на это?
Один только взгляд кинула Феофания на Рюрика. Помнила она его по Стародубу, как ухаживал за ней, добивался её расположения и любви. Понравился он ей сначала — и статный, и красивый с виду. Но чем больше она к нему присматривалась, тем больше разочаровывалась. Каким-то хлипким характер его показался, не было в нём основательности, которая нравилась ей в мужчинах. Зазнайка и тщеславный человек. Нет, не её этот выбор.
И она ответила:
— Благодарю, князь, за предоставленную честь. Но не стою я твоего внимания. Думаю, другая девушка принесёт тебе настоящее счастье.
Поклонившись Рюрику, она вышла.
И Всеволод, и Рюрик некоторое время сидели молча, поражённые. Наконец хозяин развёл руками и проговорил:
— Что поделаешь, князь, волю дочери я привык уважать...
Рюрик потемнел лицом, на скулах заходили желваки. Сказал хрипло:
— Успокойся, князь. Что поделать, не удалось мне породниться с тобой...
На другой день он уехал. Думал, легко забудет неудачное сватовство, а не получалось. Всю обратную дорогу думал о Феофании, совсем разбередил своё сердце. Хотелось доказать ей, что ошиблась она, отвергнув его предложение, что он ей покажет, на что он способен, и тогда красавица пожалеет, что отвергла его руку. Но чем можно было доказать этой гордячке её промах? Он — киевский князь, выше не поднимешься. Да и стоит ли? Он не мальчик, у него самого дочь замужем, сыновей старших поженил, не пора ли успокоиться?..
