- Евшик, кончай отдыхать, - высокий голос Булата предательски дрогнул, - время уже. Ты говорить можешь?
- Могу, - вяло ответила фигура, сидящая на телеге.
- Слова все помнишь?
- Не уверен, - так же вяло отозвались с телеги.
Раздался глухой удар и сидящий на телеге ойкнул и скособочился.
- Да я тебя убью сейчас, - захрипел Булат, замахиваясь, - живо вспоминай, неуч неучёный!
Где-то злобно зашипел кот, звякнул меч в руках Ягишны Петровны.
- Бей сильнее, - откуда-то сзади посоветовала Ягишна Никитична, - бей в голову!
Багатур послушался и ударил. Человек на телеге согнулся и закрыл голову руками. Протестующе закричала Василиса. Серая костлявая ладонь сомкнулась на кулаке Булата.
- Я развею всех по ветру, - свирепо проскрипел Кощей, - вы все хотите смерти?
- Я не хочу, - простонал Евшиков, - я боюсь, мне страшно! Я не злой, а вы меня все упрекаете! За что?
- А неуч, потому что! - яростно отозвалась Никитична, - и, что б тебе, бессловесным не родиться?!
- Вы, Никитична, заколебали своими придирками! - с не меньшей яростью ответил Евшиков, - и не что б меня, а что б Вас!
У Никитичны внезапно подвернулась нога и она с гневным воплем рухнула на землю. Между упавшей Ягишной и телегой внезапно появился эксперт Василий, который закричал, обращаясь к Кощею:
- С душой! С душой, а не с сердцем!
Из серых губ Кощея излилось гневное шипение. Отшвырнув в сторону багатура, он поднял вверх палец и быстро повращал им в воздухе. Поднялся столь сильный ветер, что Евшиков схватился за борта телеги, а остальные припали к земле.
- Батюшка Кощей, в чем мы провинились?! - горестно промяукал кот, - за что столь сильное решение твоё упало на наши головы? Неужто, за усердие наше?
Ответом коту был свирепый сиплый хрип.
- Мяу! - истерично отозвался Баюн, - мяу!
Ветер усилился. Телега вздрагивала и приподнималась в воздух, мимо Евшикова пролетел кот, прижимающий к груди гусли и цепь. Багатур, отброшенный Кощеем в сторону, удачно оказался возле высокого дерева и теперь висел на нём, обхватив его ствол руками и ногами. Обе Ягишны распластались по земле, вонзив в неё железные когти, которые выросли у них на пальцах. Запахнувшись в пурпурный плащ и высоко подняв голову в золотой короне, Кощей возвышался в центре поднятого им урагана. Его, полыхающие багровым огнём, глаза были прикованы к двум фигурам, пробирающимся к нему через стену ветра. Это эксперт Василий, наклонив голову, на которой непостижимым образом удерживалась пилотка с красной звёздочкой, упрямо шагал вперёд, прижимая к своей груди Василису Премудрую. Василиса, пытаясь перекричать ветер, просяще протягивала руки к Кощею.
- Что? - прогремел Кощей, - что? Ты хочешь говорить?
Василиса закивала головой и снова что-то закричала. Серые губы Кощея скривились в болезненной гримасе. Потом он поднял руку и щёлкнул пальцами. Ветер стих.
- В недобрый час, дочь, решила ты сказать слово, - злое шипение выплывало из неподвижного кощеевого рта, - теперь всё, что скажешь, обернётся против тебя. Если не утратила желание, то говори, слушаю тебя!
- Батюшка, - задыхаясь, ответила та, - ты гневом своим погубишь всех нас! Ты гневом, а они все страхом!
- Что? - казалось, Кощей не верит своим ушам.
- Успокойтесь все, - Василиса словно не замечала его раздражения, - оставьте Евшу-неуча в покое! И дайте мне поговорить с ним! Обещаю, он всё сделает как надо, только не мешайте!
Наступила тишина, нарушаемая короткими всхлипываниями, доносившимися с телеги. Багровое пламя в кощеевых глазах постепенно угасало.
- Что ж, дочь, попробуй, - серые тонкие губы обозначили кривую усмешку, - а Вы, друг мой, поставьте её на ноги, до телеги недалеко, Ваша помощь ей больше не понадобится.
Эксперт Василий кивнул и, аккуратно поставив девушку на землю, отступил в сторону. Василиса Премудрая, более не говоря не слова, повернулась и подошла к телеге.
- Говорить могу, слов не помню, и надоели вы мне, ясно? - Евшиков был настроен агрессивно, - Василиса, если драться будешь, я тебя укушу. Поняла?
- Поняла, - мягко отозвалась та, - вижу, замучили тебя, бедного.
И погладила его по голове. Потом легко подпрыгнула и села на телегу, рядом с Евшиковым.
- Я, вот, что думаю, - она светло улыбнулась, - послал бы ты нас подальше, да и дело с концом. Ты как думаешь?
- Я не знаю, - Евшиков всхлипнул, - я не знаю! У меня же не получается! Ты же видишь, я всё забыл!
И он горько разрыдался, закрыв лицо ладонями.
- Ты просто устал, - прохладная ладонь легла ему на лоб, - но всё не так страшно, как ты думаешь. Сначала одно словечко скажешь, потом второе, а там и третье с четвёртым. Попробуем?
- Боюсь я! Если не выйдет, Никитична меня съест...
- Не съест, - Василиса снова погладила его по голове, - ты невкусный, она таких не ест, пугает больше. Да и я ей не позволю. Не бойся.
Ягишна Никитична моментально вскинулась, оторвавшись от земли, за которую, до этого, держась всеми десятью когтями.
- Да я кого хочешь, могу! - зашипела она, - всех могу! Никто не спасёт! Василиска, зарываешься!
Кощей вскинул вверх указательный палец и, погрозив ей, показал на её прежнее место. Никитична молча упала назад, и только глубокие борозды от её железных когтей указывали, что она с трудом сдерживает гнев.
- М-м-м-мяяя, - не сдержал своих чувств кот, застрявший в кустах, - м-м-м-мяяя!
Едва заметно улыбнувшись, Василиса потрепала Евшикова по щеке и тихо, почти напевая, заговорила:
- Евша-неуч на трубе, котик ходит по ноге, Евша-неуч ест сметану, котик мявчет без обману, Евша глядь - сметаны нет, а у котика обед!
Кощей злобно прищурился на свою дочь, но промолчал.
- Коль, у котика обед, у Евши сметаны нет! - продолжила, не обращая внимания на отца, Василиса, - раз, два, три и снова два, эта песня не нова, у Евши, что на трубе, сидит кот на голове...
- Поди ж ты, котик-раскотик, - не удержавшись, улыбнулся Евшиков, - отослать его, кота этого, в качель - раскачель!
- Д-д-да ч-что же т-такое д-делается, - по голосу, доносившемуся из кустов, было понятно, что Баюн испытывает невероятные душевные мучения, - э-эт-то п-п-попрание и-искусства! П-п-прекратите, у-умоляю!
Претензии кота рассмешили Евшикова. И так стало ему легко на душе и весело, что захотелось выразить это чувство вслух, что он тут же и сделал. Всеми волшебными словами, всплывающими из его, казалось навсегда потухшей, памяти. Он говорил весело, азартно; Василиса, схватившись за его волосы на макушке, только и успевала поворачивать его голову по кругу, обращая к каждому стоявшему на поляне. И, под напором волшебных слов, менялись все, кто оказался в тот момент рядом с ними. Кроме самой Премудрой и эксперта Василия, который предусмотрительно встал позади Василисы с Евшиковым. Стремительно обретала свой прежний вид Никитична, выпрямляясь и сверкая золотом на высокой причёске. Облик Ягишны Петровны начал кусками опадать на землю, открывая статного широкоплечего блондина, с тяжёлым мечом на плече. Вздрогнуло дерево, с которого спрыгнул стройный гибкий багатур с неизменным кривым кинжалом на поясе. Кусты раздались в стороны, на поляну выплыла колоссальная золотая цепь, висящая в воздухе, и не было у этой цепи ни начала и ни конца. Она, едва заметно звякая, постоянно двигалась из ниоткуда в никуда, а по ней величаво скользил на пружинистых лапах гигантский тигр, с висящими на шее перламутровыми гуслями. Последним изменился Кощей. Костлявое серое чудовище словно перетекло в полного высокого румяного мужчину, с симпатичным круглым лицом, приветливой улыбкой на сочных губах и приятным голосом.
- Ух, ничё се, - сообщил Евшиков, повернувшись к Василисе, - сильно-то как выходит! А вы всё неуч да неуч! Всё, словом попрекали! А я, видишь, как могу?
- Вижу, - обеспокоенно согласилась та, - ты большой молодец! Но хватит слов, ты устал, тебе надо отдохнуть. Помолчи пока.
- Ты мне зубы не заговаривай! Я только говорить научился, что б вас...
