И, я думаю, не стоило произносить это вслух очень страдальческим тоном и возведёнными к небу руками.

Да, определенно не стоило.

Класс молчал, Милена тихо задыхалась от хохота, учитель лишь хмыкнул, а вот директорша с Любой покраснели от злости.

— Что ж, — прокашлялась женщина, привлекая к себе внимание, — думаю, Любочку вы все помните! Да-да, она снова к вам вернулась.

По классу прошёлся дружный вздох радости, и лишь я застонала от безысходности.

— Ладно, Люба, я Александр Андреевич. Коротко расскажи о себе.

— Меня зовут Любовь Громова и я люблю танцевать! — ага, стриптиз!

Услышав фамилию, учитель невольно покосился на меня. Увидев его взгляд, Люба рассмеялась и приторно-сладко произнесла:

— Не смотрите на неё, она приемная, — и по классу пронесся дружный смех.

Сжав пальцы до побеления костяшек, прикусила язык. Молчи, Бяточка, молчи. Пережди бурю.

Откуда-то сзади раздался неприятный скрип, и все сразу посмотрели в ту сторону.

Держа руки в карманах безразмерной, явно мужской толстовки, к учительской парте приближалась Милена.

Сейчас что-то будет!

— Слушай сюда, курица, ещё одно слово в сторону Бятки, и я тебе морду-то твою наштукатуренную подправлю. Если в прошлый раз тебе повезло, это не значит, что повезёт и в этот. В этой школе много тёмных углов, — спокойно, даже немного холодно, сказала Мила, держа её за грудки.

И вот что странно: Люба на каблуках, Мила в кедах. Люба выше Милы, но сейчас, чтобы не задохнуться, инфузории приходилось встать на носочки. Сколько же ещё тайн хранит моя не-подруга?

— Кхм… Девочки, брэйк! — шутливо сказал учитель, и Мила тут же отпустив девушку, отчего та упала на задницу, весело насвистывая под нос, пошла к себе.

Проходя мимо меня, она взлохматила мои светлые волосы и, пользуясь моей заминкой, стащила контейнер с вафлями.

Зараза.

А Люба продолжала сидеть на полу, собираясь зарыдать.

— Встань, инвалидка, простудишься, — почти заботливо сказала Милена, хрустя вафлями.

Потерянный учитель снова посмотрел на меня, поэтому пришлось пояснять ему:

— Мозга нет, считай, калека, — и спокойно пожала плечами, возвращаясь к книге.

Заняв вторую парту с Карасевым, инфузория периодически бросала косые и откровенно злобные взгляды в мою сторону.

После звонка Александр Андреевич в приказной форме попросил задержаться.

— Что-то не так? — вежливо спросила я, подойдя к учительскому столу.

— Перепиши, — в меня полетел написанный мной же список, — я нихрена вчера не понял. Кривоват почерк-то, деточка, — и ухмылка такая наглая-наглая.

Я задохнулась от возмущения.

— Кривоват? — я позволила повысить себе голос. — Ёпрст, да он у меня с третьего класса идеально каллиграфический!

— Ругаешься? Нехорошо! — прицокнул он языком и посмотрел на меня так, будто уже придумал способ моего наказания.

— Я не ругаюсь! Это лишь набор букв алфавита.

— Дерзишь? А мне нравятся дерзкие! — похабно улыбнулся он и снова пробежался взглядом по отсутствующему вырезу блузки. Я замялась. У меня был ответ, но он же учитель. Я не могу дерзить учителю. И вот как назло именно в этот момент я вспомнила вчерашний совет Милы про подерзить ему. И как раз эта зараза проходила мимо меня и немного толкнула в бок локтем. Немного, но ощутимо.

Глубоко вздохнув, таки решилась:

— Домогаетесь? А за это статья есть! — и вжала голову в плечи, зажмурив глаза. Сначала была просто могильная тишина, которая пугала до безумия просто, а потом последовал конский ржач. В буквальном смысле.

Позволив открыть глаза, увидела, что новый учитель сполз по стулу и сейчас громко хохочет, закрыв лицо руками.

— Ой, Громова. Ой, не могу! — выстонал он. — Домогаюсь? До тебя? Да ты себя в зеркале видела?

— А что со мной не так? — нахмурившись, спросила я. Не, ну правда, что во мне не так? Грудь есть, ноги стройные, морда милая. Чем не объект для домоганий?

О, Вселенная, какую хрень я только что подумала?

— Да ты со своими нарядами только фетишиста какого-нибудь возбудить сможешь! — и захохотал ещё громче. А мне обидно, до слёз просто. Не знаю, вроде ничего такого не сказал, а на душу будто тонну гов… Кхм.. Того, что не тонет, вылили.

Нагнув голову так, чтобы скрыть волосами лицо, схватила сумку и направилась вон из класса.

Столкнувшись на входе с Миленой, бледно улыбнулась девушке и рванула на биологию, стараясь скрыться от расспросов.

На миг обернувшись, успела заметить, как девушка проскочила в кабинет, и дверь за ней закрылась.

На урок Мила опоздала, но пришла с разбитыми костяшками, которые мне потом пришлось обрабатывать.

Домой я вернулась в начале третьего. Просто автобус застрял в пробке.

— О, вернулась! — всплеснула руками Инесса, появившаяся из зала. — И где ты была?

— Автобус в пробку попал, — безразлично ответила я, вешая пальто в шкаф.

— Врёшь, маленькая шваль, — и в очередной раз пощёчина обожгла щеку. Даже боли не почувствовала, настолько привыкла.

Молча обошла её и вышедшего из кухни отца и поднялась к себе.

Включив музыку и вывернув громкость на максимум, чтобы не слышать ругани с первого этажа, села делать уроки.

Условленное время приближалось слишком быстро. Вот на часах уже шесть, а я стою в холодном душе и пытаюсь успокоить дрожь в коленях: не каждый же день я убегаю из дома.

Быстро натянув на ноги чулки и стринги, надела сверху короткие кожаные шорты, майку с Микки Маусом и поверх всего этого кожаную куртку. Волосы сцепила в высокий хвост смешной резинкой с чёрной большой бабочкой — как галстук — с маленькими такими иероглифами. Неброский макияж в виде жирной подводки нижнего и верхнего век, немного белых теней и красная помада. Я сама себя в зеркале не узнала.

На ноги крутые армейские ботинки, которые мне подарила Романова.

Слезть со второго этажа оказалось проблемой, но решаемой, — спасибо планировщику, который додумался посадить под моим окном вишню.

Точно так же перелезла через забор.

Ну, а на такси доехала до клуба.

Коленки тряслись, и когда я проходила фейс-контроль.

Типичный шкаф оглядел меня, уже трижды пожалевшую, что вообще пришла, хмыкнул чему-то своему и, сверкнув доброй белозубой улыбкой, поставил на запястье типичный для ночных клубов штамп и пропустил меня внутрь.

Робко улыбнувшись в ответ, я вошла в полумрак помещения.

Больше всего моё внимание привлекла шикарная барная стойка, занимавшая почти четыре метра в длину и полтора в ширину. Задняя стенка была просто забита разного рода алкогольными напитками.

Аккуратный бармен, который представлял собой шикарного парня с развитой мускулатурой и музыкальными пальцами, одетый в простую майку и джинсы, с косынкой на голове, из которой торчали мелкие косички с разными висюльками, протирал бокалы и скучающим взглядом осматривал зал.

Зал, кстати, состоял из столиков и танцплощадки.

На сцене уже выступали, поэтому я присела за свободное место за стойкой и стала ждать того, ради кого, собственно, я и нарушила половину установленных дома правил.

Из задней комнаты выскочил паренек, который вызвал отвращение с первого взгляда. Не знаю, просто вот смотришь на человека и понимаешь, что козёл он. И всё тут.

Заказав себе сока, я убедилась, что парень очень неприятный, когда вместо положенного вишнёвого, он принёс ненавистный мне яблочный, да ещё и предложил «побырику перепихнуться в туалете».

За что получил этим же соком в морду.

Ну, оно само так получилось.

Тот, что мне понравился сразу, иронично хмыкнул и посоветовал ему сходить переодеться и впредь не домогаться девушек, а мне был предоставлен мой любимый вишневый сок.

Полчаса спустя, когда выступление уже подходило к концу, и начиналась танцевальная часть, к стойке стал подваливать народ.

— Виски, пожалуйста! — громко попросил ставший рядом со мной мужчина. Тот, что ну очень неприятный, достал со стеллажей бутылку, поставил её на стойку, достал стакан, и бросив заказ невыполненным, ушёл вообще в другую сторону.