- Сбежать от меня хотела? - Горячие губы проходят от подбородка до виска, и тут же он кусает меня за щеку. - Чтоб неповадно было в следующий раз!
- Мне от тебя нужен отдых, - вздохнула я, потирая укушенное место. - И куда мы идём?.. Едем?.. Меня там Царев ждет!
- Не ждет, - сказал мужчина, просто пожимая плечами и выдыхая струйку пара. - Я предупредил, что ты не придёшь. - Но я его уже не слушала. Я смотрела на голую шею и поражалась, как ему не холодно! Ах, я забыла, это же человек-лед, ему не бывает холодно. Но, вопреки всему, я стянула со своей шеи любимый, вручную связанный шарф и начала наматывать его на шею вмиг остановившемуся учителю. - И что ты делаешь? - строго спросил он.
- Мне холодно даже смотреть на тебя, так что считай это своеобразной заботой.
- Боже, - по-девчачьи завизжал он, кружась на месте со мной в руках, заставив буквально вцепиться ему в шею и прижаться щекой к ней же. - Моя девушка заботится обо мне! Это так мило!
- С девушкой вопрос не решен. - Я хлопнула его по плечу и попросила опустить на землю.
- Да? - он хитро прищурился космос своих глаз, отходя от меня. - А я думал, мы все решили в тот момент, когда ты стала отвечать на мои поцелуи. - И, показав мне язык, с диким хохотом сорвался с места, забегая в ворота сквера.
- Идиот! - завопила я, подрываясь за ним и попутно набирая в руки снега и дела плотный шарик. - Я прикончу тебя!
Учитель явно не ожидал, что я вообще в принципе могу догнать его. О том, что я собью его с ног ловкой подсечкой, он и помышлять не смел. Однако я все это легко проделала, еще и сверху уселась для закрепления результата.
- Сдавайся! - и я занесла над ним снежок.
- Никогда! - Завопил мужчина, хватая меня за талию и скидывая в снег с себя. - Это ты сдавайся!
Захохотав в голос, уперлась коленями в его плечи, откидывая от себя и, подскочив на ноги, понеслась к ближайшей лавочке. Одну ногу на сидение, вторую на спинку и вот я уже в невесомости и падаю прямиком в груду мягкого снега. И только когда щеки зажгло от холода, я поняла, что через неделю Новый год, а через три дня в школе концерт, песни к которому у меня так и нет.
- Я ненавижу эту жизнь! - простонала я, поднимаясь на колени и усаживаясь на задницу, на что сразу получила гневное:
- Не сиди на холодном!
- Ой, мам, акстись, - махнула рукой, другой незаметно набирая снег. - Свой лимит простуды в этом году я исчерпала. - И, широко размахнувшись, запустила снежок наобум, попав четко в хвостик своего шарфа, свисающего между мехом на капюшоне на грудь. - Вот так вот. - Теперь вселенский баланс восстановлен.
- Громова, ты страх потеряла? - приподнял бровь Александр, скептически оглядывая кусочки прилипшего к шарфу снега. - Так я тебе мгновенно помогу его вернуть!
У Любы как-то день не задался с самого начала: сначала будильник не сработал, телефон не зарядился, отслоился ноготь… Мелочи, но так раздражают! А тут еще и эта Беатриса ходит и светит своим превосходством. Бесит!
То, что обожаемый всеми и недосягаемый Александр Андреевич пошел ее искать, когда узнал, что она в школе, но на его урок не явилась, - взбесило.
А потом ее самодовольная рожа, будто она получила титул Мисс Вселенной просто снесла все рамки. Люба сама и не понимала толком, что говорит, просто хотелось кольнуть побольнее, нанести рану поглубже!
То, что она перестаралась, девушка поняла только тогда, когда ее голова встретилась со столом и она смогла распахнуть глаза. Громова в тот момент была жуткая. И величественная. Этой странной оленьей грации у нее было не отнять. В каждом ее движении, не смотря на то, что Люба постоянно над ней издавалась, чувствовалась власть и достоинство. Это выводило еще больше.
Повреждения, нанесенные блондинкой, были не такими ужасными, как кудахтали Донцовы. Просто разбитый нос, но, конечно же, она, Люба, соврет. Как же она позволит уйти этой паршивой овце без наказания?
Но опять удача стояла не на стороне брюнетки: приехали родственники, к которым, по науськиванию матери, надо подмазаться.
Всё было не на ее стороне.
И клуб этот идиотский, в котором Беатриса знает даже персонал…
Все как-то разом навалилось и именно поэтому, после того, как все одноклассники разошлись, она не пошла домой, а прямиком в парк, где, оккупировав лавочку, просто долго смотрела на чистое звездное небо.
Звезды всегда привлекали маленькую брюнетку и, еще в шесть лет, она поняла, что хочет стать астрономом. Сидеть в огромной обсерватории и смотреть туда, в даль. Но ее мечте не суждено было сбыться: только что разведенная мать нашла нового спонсора, а тому, у кого уже была дочь, нужна была разменная монета, чтобы свою дочурку оставить под крылом.
И если бы Люба за десять лет хоть раз попробовала поговорить со сводной сестрой, то поняла, что у них, по сути, много общего. Но она почему-то сразу решила её возненавидеть. Просто так. За белые волосы. За более красивый сарафан. За большую комнату. За наивные оленьи глаза и глупую просьбу: “Ты теперь будешь моей сестрёнкой. Давай дружить?”
Она сама не знает, почему улыбается, когда вспоминает худую протянутую для рукопожатия руку. И почему-то улыбка превращается в хищный оскал, когда она вспоминает, как брезгливо отбрасывает эту холеную ручку с тонкими пальчиками.
Но Громова определенно заслужила все, что с ней сделала Люба. Невозможно быть такой идеальной. Это… Раздражает. Настораживает. Такие люди обычно носят в свей душе еще более грязные и тяжелые грешки.
- Саш, прекрати! - кокетливый смех в шесть утра - залог привлеченного внимания. - Я замёрзла и пошла к Ким!
- Громова! - Они шли по соседней дорожке, держась за руки и о чем-то спорили, периодически громко вскрикивая. Точь-в-точь влюбленная парочка. - Ты такая неромантичная!
Они улыбались друг другу, а Люба улыбалась им и открывшимся перспективам. Какая все-таки удача, что она решила понастальгировать в этом парке.
На ловца и зверь бежит, да?
========== 17. “За день до” ==========
Этот день был до ужаса диким. Все дрожали от подготовки к завтрашнему празднику, от предстоящего выступления. Одна я, чинно сложив руки на колени, пялилась ровно перед собой. Не хотелось абсолютно ничего. Хотелось либо сдохнуть, либо убить кого-нибудь. Накатила просто дикая апатия. Просто сидеть и пялиться в стену перед собой — мой максимум на ближайшие три дня. Пока какому-то идиоту не придет в голову потыкать меня.
Еще и песни к концерту вообще нет! Она ж, мать ее, должна быть тематической! Слава богу, я не принимаю в этом прямого участия! Весь концерт состоит из сказки о принцессе, которую отец заставляет выходить замуж ради политического брака, но принцесса любит придворного мага. Так что песня нужна об эмоциях девушки. Я имела просто! Плюс еще и простыла из-за ночи в снегу на пару с Сашей, так что сейчас я страдаю от недосыпания, охрипшего голоса, больной матки и откровенно хуевого настроения.
Ди-ичь. Просто ди-ичь!
— Гомова! Громова, святой Грааль тебе в голову, очнись!
— Александр Андреевич! — Мила стремительно встает со своего места, роняя стул, а я заторможено перевожу взгляд со стены на недовольное лицо учителя.- Отвалите от нее, бога ради! Не, не та история. — Она замолкает на секунду, в которую приближается и хватает руку учителя, которая как раз собиралась потыкать мою щеку. — Ради нашей безопасности! Она в неадеквате! Не трогайте ее, пока она не распиздила каждого!
— Эм, Ростова, а чего с ней такое страшное? — Удивляется он под смешки одноклассников, выпрямляясь, а я медленно перевожу взгляд обратно на стену.
— Эти дни! — Пищит она, отскакивая от кинутого карандаша. — Все, деточка, не бесись. — И уже тихо, мне на ухо: — Сильно болит?
— Я счас кони двину, — Так же тихо отвечаю, еле шевеля губами.
— Нахуя ты вообще приходила, спрашивается? — Вздыхает она, закидывая мою руку себе на плечо и хватая мою сумку. — Колчанский, милушка, после урока принеси сумку мою, а мы пока пойдем, полечимся. До свидания. — Ошарашенный учитель даже слова сказать не смог, пока она выводила меня из кабинета. — Счас в двадцать четвертый, на диванчик. У Руслана Григорьевича сегодня методический день, так что оккупируем этот кабинет на весь день. — И она открывает дверь моим ключом.
