Брат долго молчал, затянулся и, выдохнув, взглянул мне в глаза:

- Тебя там не было. И ты не знаешь, что мне пришлось пережить. Это, - он стянул кепи и помахал у меня перед носом, - не значит, что я проникся к ним симпатией. Я всё так же верю, что рано или поздно этот ад закончится. Просто я понял, что тявкать на проходящий мимо патруль - не лучшая идея. Чтобы что-то изменить, должны измениться и мы. Для начала - выбраться отсюда. А для этого нужны деньги.

Воспользовавшись моим молчанием, Пауль выудил крошечную железную карту с выбитым на ней орлом.

- Вот на этом носителе достаточно денег, чтобы добраться до орбиты Нового Кёльна и перекантоваться где-нибудь первое время. Меня из-за этой карты минимум трижды штопали и один раз голову чуть не снесли.

- Кто? - стало быть, ты ещё и пострелять успел, да? В кого же, интересно.

Стараясь скрыть удивление, я отвернулся к окну.

- Жаль тебя огорчать, но это были не мирные жители, а всего лишь крупнейшая террористическая организация в секторе. "Кровавые всадники", слышал может? Работорговля, контрабанда оружия и наркотиков, открытые вооруженные столкновения - всё, чего душа пожелает. Живучие ублюдки, ты их тут разбил, а они уже через три часа конвой в двух секторах от тебя накрывают.

- И что же, убивал? - не сказать, чтобы меня сильно это радовало, но он хотя бы воевал с такой же швалью.

- Нет, блин, по головке гладил. Брал такой сороковой калибр и гладил. Оптом. Глупый вопрос.

Гнев потихоньку успокаивался, хотя я всё ещё был прилично зол на брата. Все его отговорки выглядели как-то наигранно, жалко. Не желая смотреть на него, я отвернулся.

- Времена сейчас плохие, Альф. И люди тоже. Ты меня поймешь, рано или поздно. Никто не хотел меняться, уж поверь мне. И я тем более. Но пока что нам с ними по пути, так что придется потерпеть.

- Не долго терпим-то? Может, хватит?

Услышав скрип табурета, я сделал вид, что мне крайне интересен пейзаж за окном. Тяжелая рука легла на плечо и несколько раз словно ободряюще похлопала.

- Знаешь, там, на войне, я многому научился. И самый важный урок, который я усвоил: всегда прикрывай самого слабого. Не потому, что он может всё испоганить, не потому, что не справляется. Просто... Таково солдатское братство, понимаешь? Я подвел тебя, не прикрыл, когда надо было. Не справился. Моя вина. Теперь я младшой, а тебе, видимо, придется меня, недоумка, прикрывать. Я понимаю, каково тебе сейчас: один во враждебном мире, брошенный всеми. Чувствовал примерно то же самое: вокруг только чёртов песок, а ты один. Тебе нечего жрать, хочется спать, воды нет, а за каждым камнем по стволу, целящему твою макушку. О чём я думал, когда пытался поймать ящерицу штыком? Про то, что тебе там ещё поганее. Я умею выживать, драться, ничего и никого не боюсь. А ты...Тогда я решил, что вытащу нас отсюда. Любыми методами. И я смог. Выстоял там, где другие валились как спички. Зачем? Чтобы положить конец всему этому. Ради нас с тобой. Вместе мы справимся. Скоро всё закончится. Мир?

- Я подумаю.

***

Следующую неделю я привыкал к новой жизни: мы ходили в магазин неподалёку и покупали нормальную еду, которую не требовалось у кого-то воровать, спали на чистых простынях, даже мылись в бане. Удивительно, как быстро можно облагородить человека, предоставив ему нормальные условия жизни. К сожалению, в форте Справедливость и его округе не многие могут себе это позволить. Жизнь здесь и в лучшие времена была не сахар, а теперь, когда соседние колонии ввязались в распри с террористами, стало вообще невыносимо. Всё финансирование утекало туда, остатков не хватало даже на то, чтобы обеспечить хотя бы минимальные условия для выживания людей. Каннибализм в самых бедных районах стал нормой жизни, более принципиальные колонисты варили клейстер и пытались его есть, все спасались как могли. Признаюсь честно, такого безумия я давно не видел, а уж повидал-то я многое.

С братом мы почти не разговаривали, а если и говорили, то старались избегать неудобных тем, с обоюдного молчаливого согласия закопав топор войны до лучшей поры. По большей части он просто сидел у подоконника гостиничного номера и курил, глядя на остывающий к ночи песок, волнами устилающий немногочисленные остатки асфальтовой дороги. Он вообще сильно изменился: и раньше не отличающийся многословием, теперь вообще старался молчать, то и дело записывая что-то в свой блокнот. Сколько я не старался подглядеть - всё тщетно. Каждый раз, когда я приближался к блокноту, он молча прятал его в карман, неодобрительно глядя на меня. Его осунувшееся лицо почти никогда не улыбалось, взгляд стал ещё безучастнее. Явно читалось, что ему невыносимо просто так сидеть на месте, буквально во всём: как он смотрел на проезжающие под окном тягачи, как внимательно рассматривал здание комендатуры через дорогу, перебирая свой табельный пистолет. Позже я узнал, что это не просто примитивная пушка, а некий LP-16 Mk.IV - старый, но надежный ствол, который в умелых руках представляет большую опасность за счет высокой точности и почти что полной устойчивости к медленному расплавлению питательного элемента, которым грешили многие старые модели лучевого оружия. Спустя какое-то время мне даже пришлось пострелять из этого Laser Pistole-16 по банкам, в рамках курса молодого бойца, стихийно организованного скучающим братом. Если бегать и передвигаться скрытно мне доводилось много, то вот от стрельбы голова шла кругом. Конечно, парню моего возраста только дай пушку в руки, но весело это только до какой-то поры. Под скупые комментарии и советы брата стрельбы и вовсе превращались в какую-то затянутую экзекуцию. Зато, так или иначе, постепенно мои результаты стали улучшаться, и в глазах Пауля я читал уже не стыд, но некоторую гордость. В конце двухнедельной экзекуции мы даже как-то научились понимать друг друга, взаимодействовать слаженно. Вот уж не знаю, почему он решил устроить всё это именно сейчас, но пока у нас было время и возможность - мы их использовали.

Когда до условленного часа оставалось меньше суток, выяснилось, что из-за усилившейся активности террористов в секторе все гражданские полёты временно оказываются под запретом. Мы снова застряли на этом камне на неопределенный срок. Вдобавок, как назло, наступила лютая сушь, так что подолгу быть на улице не было никакой возможности. Настала очередь теории. Уже через два дня я начинал понимать основные технические характеристики некоторых наиболее распространенных стволов и имел примерное представление о тактике ведения уличного боя. Не очень хочется думать, что мне может выпасть шанс ощутить всё это на практике. Впрочем, где-то в глубине души я испытывал трепет, рассматривая тактические схемы и ориентировочные раскладки техники, нарисованные братом по памяти. Несмотря на то, что я уже давно отвык сопереживать людям, весь тот ад, который происходил вокруг не смог оставить меня равнодушным. Если я могу как-то помочь, что-то сделать, то мне явно понадобятся полученные навыки. Сидеть и ждать уже нет никаких сил. Всё моё существо жаждало хоть каких-то перемен, импульса для дальнейших действий. И вскоре я получил такой импульс.

Жгучий диск солнца медленно сползал за горизонт, за окном тихо пощёлкивали цикады. В воздухе витала долгожданная прохлада, ставшая редким гостем, с тех пор как климатический нормализатор колонии окончательно вышел из строя. Обычно в это время маленький ресторанчик напротив гостиницы уже пустовал и мы ужинали в гордом одиночестве. Этот вечер стал исключением.