Посмотрите-ка в окошко:

лошадь с белою звездой,

с черной гривой под дугой

на базар везет картошку

по колхозной мостовой.

От веселья, словно роза,

вся от воздуха пышна,

возвышалась над конями

бригадирша из колхоза.

И, крутя над головою

конопляною вожжой,

взор бросает соколиный

вдоль по улице рябинной.

Сам колхозный председатель

бригадирше на базар

эту лошадь запрягал.

Сам ворота открывал.

И проехала телега,

восхищенье оставляя,—

переглядывались бабы,

вслед телеге улыбались.

У базара над садами

песни в воздухе играли,

и рябиновые листья

тихо под ноги слетали.

1952

«И заметила луна…»

И заметила луна:

каждый вечер у окна

молча девочка сидит,

на нее — луну — глядит.

От внимания такого

зарумянилась луна.

«Что за милый человечек

из открытого окна

в небо смотрит на меня,

вы заметили, звезда?»

В удивлении звезда…

«И цветет рябина…»

И цветет рябина

горьким белым цветом

у окна покинутой жены.

На ветвях рябины

почему-то птицы

гнезд не вьют весенних,

песен колыбельных

не свистят в листве…

И стоит рябина

вся в цветах горючих,

белыми букетами

украшая ветви,

тонкая, высокая,

грому непокорная,

пред лицом соседей

горечь одиночества

пряча у корней.

НАШ ДВОР

На небе тишь,

а под небом ночь…

Во дворе у нас тень и свет.

И окна, как пчелы на черных стенах,

блестят позолотой стеклянных крыльев.

«На сосновом табурете…»

На сосновом табурете

блюдце чайное, как море,

с голубой водой стоит.

Ходит по морю синица

с черным глазом набоку.

За окошком снег идет —

птица в комнате живет.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ МОЕМУ СЫНУ

Мальчик очень маленький,

мальчик очень слабенький —

дорогая деточка,

золотая веточка!

Трепетные рученьки

к голове закинуты,

в две широких стороны,

словно крылья, вскинуты.

Дорогая деточка,

золотая веточка!

«И ели недвижны…»

И ели недвижны,

и небо недвижно,

и снег на деревьях

лежит неподвижно.

И только змеится

заснеженный воздух

струеньем снежинок

с высот на подножье.

ПРО МОРОЗ

А ночью север в бревна дул.

Лицо скуластое надув,

в свистульку губу подтянув,

дудил в чердачных желобах,

шуршал под окнами в снегах,

колыша блики на стенах,

метелью снов

колебля мой покой.

А утром я,

открыв глаза,

вздохнула в синий полумрак

и увидала —

изо рта

птенцы пуховые летят,

и, отдалясь от уст,

они тончали в оперении

и, не откидывая тени,

тонули медленно в углах.

И, вынув руки из одежд,

я пальцем тронула рассвет

и стужей руку обожгла…

1947

«А земля наша прекрасна…»

А земля наша прекрасна.

И, может быть, одинока