Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Джонатан меланхолично поднял стаканчик с виски ко рту, но Хевлок выхватил его и опрокинул в свою пасть.

– Черт возьми, Уинстон! – возмутился Джонатан. – Это что еще за дела?

– Это пойло недостойно тебя, – пробурчал Хевлок, еле отрываясь от табурета и с трудом сохраняя равновесие. – Пусть никто не скажет, что Уинстон не готов пожертвовать собой ради друзей.

– Благодарю за такую заботу, – сухо прокомментировал Джонатан.

– Все отлично, ребятки, – старый пилот с размаху шлепнул приятелей по спинам. – Ну, мне пора на летное поле.

И он, пошатываясь, вышел из кабака.

О'Коннелл вопросительно поднял бровь:

– И ты бы согласился лететь с таким пилотом?

– Уинстон никогда не поднимается выше бумажного змея. Бармен!

Пока Рик и Джонатан мирно попивали виски (напиток был действительно отвратительным), в бар заглянули Хендерсон и Дэниэлс и тут же устроились рядом за стойкой. Рука последнего до сих пор покоилась на перевязи. Хотя оба вымылись, побрились и переоделись в свежие рубашки, вид у кладоискателей был потрепанный.

– Ну, – тяжело вздохнул Хендерсон, обращаясь к Рику. – Мы уже упаковались и взяли билеты до Александрии. Пароход отплывает завтра утром.

– Что, торопитесь домой под крыло к мамочке? – съязвил уже порядком нагрузившийся Джонатан.

Хендерсон оскалил зубы, но это не было улыбкой.

О'Коннелл аккуратно тронул американца за плечо:

– Не обращайте внимания на этого дурачка.

–  Да что там, на круглого дурака, – печально закивал Джонатан. – Присаживайтесь, джентльмены. Моя сестра нас всех угощает.

Хендерсон устроился рядом с О'Коннеллом, но мрачный Дэниэлс, словно размышлявший, не вышибить ли Джонатану мозги, оставался стоять.

– Так вы считаете, что эта ходячая куча опарыша будет нас преследовать? – спросил Хендерсон Рика.

– Не знаю. Кажется, сезон египетских казней завершился. Как забавно... Стоило нам выбраться из того жуткого места, все происшедшее с нами воспринимается как сон.

– Скажи об этом Бернсу! – огрызнулся Дэниэлс, упорно продолжая стоять возле бара.

– Кстати, как он себя чувствует? – забеспокоился О'Коннелл.

– А ты сам как думаешь, черт побери? Как он может себя чувствовать, если ему вырвали глаза и язык?!

И Дэниэлс, мотая головой, пулей вылетел из кабака.

– Не обращай на него внимания. – Теперь настала очередь Хендерсона извиняться за своего товарища. – Просто... Ну, вы же можете представить себе... Если у вас вырвать язык и глаза, Ну, просто как страницы из ненужной книги! На месте Бернса я бы уже давно застрелился.

– Может быть, когда вы вернетесь в Штаты, там сумеют ему помочь, – пожал плечами О'Коннелл, взбалтывая виски в стакане.

– Если хочешь знать мое мнение, – печально произнес Хендерсон, – есть только один способ помочь этому несчастному – убить его.

Хендерсон опрокинул стаканчик виски и тут же заказал себе еще один.

*   *   *

Солнечные лучи пробивались через задернутые занавески в квартире третьего американца – Бернса, – но в самих комнатах было темно. Форт имел электрическое освещение, но Бернс не включал его. Только слабые лучи солнца играли на драгоценных камнях древнего сосуда, стоящего посреди стола, как самое дорогое украшение. Впрочем, человек, который гостил здесь, не мог наслаждаться этим зрелищем, поскольку совсем недавно полностью ослеп.

Он сидел в темных очках за столом, когда в дверь кто-то постучал. Бернс разрешил посетителю войти. Им оказался Бени, исчезнувший проводник их экспедиции. Каким-то образом венгру удалось самостоятельно добраться до Каира. Бени сопровождал, по его словам, почетного гостя, который узнал о находке Бернса и собирался сделать тому выгодное предложение.

Слуга-араб, приставленный к слепому, принялся хлопотать вокруг гостей. Итак, за столом расселись трое: сам Бернс в белой рубашке и легких брюках, Бени в своем черном пижамоподобном наряде и (как его представил Бени) принц Имхотеп. Последний являл собой высокую фигуру, сплошь скрытую темным одеянием с капюшоном и белой маской палице. В ее миндалевидных вырезах сверкали внимательные глаза.

Конечно, Бернс не мог видеть этой внушающей трепет фигуры. Впервые с тех пор, как он лишился глаз и языка в его душе затеплилась робкая надежда. К нему пришел покупатель артефакта! Может быть, этих денег хватит, чтобы, добравшись домой, лечиться у лучших врачей и нанять сиделку...

– Я о-о-фень вад видеть вас, – пробормотал Бернс, стараясь хоть как-то выговаривать слова, ворочая обрубком языка. И американец добродушно протянул руку как принято во всем западном мире, когда нужно продемонстрировать свое расположение и доверие. Однако странный гость не стал подражать Бернсу и проигнорировал его протянутую ладонь.

– Извините, мистер Бернс, – заговорил Бени, – принц не может дотрагиваться до человека, который занимает место ниже его по положению. Глупые восточные предрассудки, с моей точки зрения, однако мы вынуждены уважать их.

– Пва-а-фтите меня, – тут же спохватился Бернс.

Слуга-араб налил всем чаю, но когда Бернс потянулся за своей чашкой, он случайно опрокинул ее.

– О-о-о! – застонал он. – Пва-афтите. Мои гла-а-фа меня подвовят.

– Глаза подводят? – участливо переспросил Бени. – Принц сочувствует вам, – добавил он и приказал слуге удалиться и оставить хозяина наедине с гостями. – Вы знаете, у принца тоже не все в порядке со зрением.

Длинные пальцы гостя потянулись к драгоценному сосуду. Руки, хоть и полностью скрытые бинтами, казались очень сухими. Имхотеп поднял сосуд, и Бени, встав из-за стола, попятился на несколько шагов.

– Мистер Бернс, – продолжал Бени, – принц скромно благодарит вас за ваше гостеприимство... не говоря уже о глазах.

– Мои... гла-а-фа?

– Да-да, и за глаза, и за язык тоже.

Темнота, в которой теперь постоянно пребывал Бернс, наполнилась сначала смятением, а потом ужасом.

– Однако боюсь, что мы должны попросить вас еще кое о чем, сэр, – вздохнул Бени. – Понимаете, принц должен до конца воплотить свое возмездие и наказать вас. Он действует согласно проклятью, которое вы и ваши друзья невольно навлекли на себя.

Бернс вскочил на ноги и, охваченный паникой, неуклюже отступил назад. Хотя Бернс уже хорошо ориентировался в этой маленькой комнате, сейчас от страха он чувствовал себя здесь так, словно затерялся в бескрайней пустыне. Единственное, за что Бернс мог бы поблагодарить Имхотепа, так это за то, что тот лишил его зрения и возможности увидеть ужасное зрелище. Мумия сняла маску. Ее лицо представляло собой череп с остатками сгнившей плоти. Эту страшную «маску под маской» оживляли лишь яркие глаза, гнилые оскаленные зубы и трепещущий за ними розовый язык.

*   *   *

В это время в грязной забегаловке трое мужчин – Хендерсон, О'Коннелл и Джонатан – устроились за столиком у бара и продолжали пить. Их объединили все те несчастья, которые им пришлось пережить в Хамунаптре. Сейчас они сдвинули стаканы, чтобы выпить еще раз перед тем, как они разъедутся в разные места.

– Желаю вам удачи, парни, – произнес короткий тост Хендерсон, и мужчины одновременно опрокинули стаканы, а потом так же дружно выплюнули их содержимое на пол, покрытый смесью песка и опилок.

Вокруг них посетители кабака тоже начали плеваться, куда попало, и повсюду, где бы ни оказалась отвергнутая ими жидкость, – на полу, на столиках, на стойке бара, – она везде была окрашена в красный цвет.

– Господи Боже мой! – перепугался Хендерсон, нервно потирая лицо.

– Это же кровь, – прошептал О'Коннелл.

Пол кабака выглядел так, словно здесь прошла безумная резня.

– И тогда реки и воды Египта... – монотонно завыл Джонатан. – стали красными.... И превратилась вода в кровь...

О'Коннелл почувствовал, как неприятно у кого заныл желудок. Нет, его не затошнило от привкуса крови во рту. Он внезапно осознал, что проклятие и «казни египетские» продолжают преследовать их.

42
{"b":"559218","o":1}