– Они здесь, – прошептал Имхотеп.

– Медджаи, – в ужасе выдохнула Анк-су-намун.

Босоногим охранникам фараона удалось приблизиться к дверям в покои абсолютно бесшумно. Но теперь, будто отзываясь на предсмертные вопли своего владыки, медджаи изо всех сил ударили своими телами в дверь.

Охрана фараона! – крикнул один из жрецов, обращаясь к Имхотепу, двери трещали, едва сдерживая натиск человеческих тел, по крепости не уступавших тарану.

Глаза Имхотепа – Верховного жреца – и Анк-су-намун – царской наложницы – неожиданно встретились. Теперь их переполняло отчаяние, словно влюбленные только сейчас осознали, что они натворили. Не сговариваясь, они опустили глаза, будто впервые увидели венценосного владыку в луже крови у их ног.

Жрец Осириса приблизился к Имхотепу. С должным почтением, но не скрывая охватившего его страха, он произнес:

– Повелитель, они скоро будут здесь. Вам надо уходить.

– Нет...

На помощь служителю Осириса поспешили еще двое жрецов, и они совместными усилиями увлекли Имхотепа к балкону. Достаточно было прыгнуть вниз, чтобы оказаться в безопасности. Имхотеп, оскалив зубы, сдавленно зарычал, пытаясь избавиться от крепкой хватки своих слуг. Пока он, напрягая силы, боролся с ними, кто-то приблизился к нему сзади и выхватил на его руки окровавленный меч.

Анк-су-намун.

Высокая и стройная, она выглядела маленькой и изнеженной, держа перед собой огромный меч. Однако она оказалась удивительно сильной. Ей хватило одного движения руки, чтобы вытолкнуть Имхотепа и вцепившихся в него жрецов на балкон.

А в высокие двери покоев с грохотом усиливающейся бури ударяли мускулистые плечи охранников.

– Ты должен уйти, любовь моя, – тихо, но твердо сказала Анк-су-намун. – Ты обязан спастись.

Глаза влюбленных снова встретились, и Имхотеп понял, что имела в виду его подруга. Верховный жрец уже готов был выкрикнуть решительное «нет», но Анк-су-намун заговорила первой:

– Только ты сможешь вернуть меня к жизни, – прошептала она, и в этот момент двери, не выдержав отчаянного натиска, с треском распахнулись, медджаи, сжимая мечи и копья, сверкая белками глаз и оскаленными зубами, ворвались в покои и бросились к любовникам.

Однако когда стража сорвали окровавленный полог, жрецы уже успели увлечь Имхотепа в темноту. Один из спасителей Верховного жреца зажал ладонью рот своему владыке, и они укрылись в непроницаемой тени. Все внимание стражи фараона было приковано к их командиру и к фигуре девушки с обнаженным мечом, стоявшей над окровавленным трупом Сети.

– Мое тело больше не послужит ему храмом! – с ненавистью оскалившись, прошипела Анк-су-намун.

Имхотеп падал беззвучный вопль, когда его возлюбленная повернула меч лезвием к себе и, крепко вцепившись в рукоять, вонзила его в свое сердце.

Теперь, когда по прошествии сорока дней и ночей мумифицирование тела Анк-су-намун было завершено, Имхотеп стоял под звездным небом, озаренный неверным багровым светом факелов. Его окружили рабы-нубийцы, солдаты и верные жрецы. А издали, с гребней дюн, за ним внимательно следили медджаи. Имхотеп медленно читал Книгу Амон-Ра. Над завернутым в бинты телом своей возлюбленной Верховный жрец произносил слова заклинаний и проклятий...

Страницы массивной, в металлическом переплете книги, лежавшей на ладонях Имхотепа. начали светиться, будто от них исходило солнечное сияние. Потом во мраке ночи словно блеснула ослепительная молния, и чернокожие рабы попадали лицами в песок и захныкали, как маленькие дети.

Омытый золотым свечением, словно священная книга в его руках пылала огнем. Имхотеп ровным раскатистым баритоном продолжал бесстрастно произносить ужасные заклинания.

Теперь к золотистым молниям присоединились порывы пронизывающего ветра, словно хлыстом стегавшего окруживших тело мумифицированной женщины людей, мужественные солдаты, видевшие много ужасных битв, в страхе жались друг к другу. Воины прикрывались щитами, их белоснежные юбки трепетали на ветру, но песок под их ногами оставался неподвижен. Ни одна песчинка не поднялась в воздух.

Имхотеп, на которого буйство неведомых сил не оказывало никакого влияния, продолжал читать заклинания. Верные ему жрецы, державшие храмовых кошек и склонившиеся в церемониальном поклоне, тоже не обращали внимания на происходящее вокруг.

Когда Имхотеп произносил последние строки, мумифицированное, обернутое бинтами тело начало содрогаться, словно в него возвращались жизнь. В сверкании золотых молний неистовый вихрь наконец добрался до тела женщины и начал поднимать его в воздух. Испуганные рабы и солдаты вместе с невозмутимыми жрецами следили глазами за тем, как тело женщины плавно покачивается над землей, словно в чьих-то невидимых объятиях. Ровный голос Имхотепа дочитывал последние слова.

Во всеобъемлющей вспышке золотого свети зародился порыв ветре такой силы, что мог бы вызвать песчаную бурю. Однако этого не произошло. Вихрь, срывая бинты. швырнул мумифицированные останки на землю. С телом что-то происходило. Лишенное покровов, оно принялось изменяться, приобретая самые невероятные формы. В нем не осталось и следа былой красоты великолепного женского тела.

Подобно плотному душному плащу, пустыню окутала тишина. Ветер стих. Никто из присутствующих не проронил ни слова. Служители Осириса окружили изувеченные останки и поместили их и деревянный саркофаг. Погребальные урны с внутренностями положили туда же и крышку закрыли. Нубийцы дотащили саркофаг вырытой заранее ямы, сбросили его вниз и принялись засыпать песком, сгребая его ладонями. Многие из медджаев, наблюдавших с вершин дюн за происходящим, развернулись и отправились восвояси, очевидно, вполне удовлетворенные местью за убитого фараона. Очень скоро Анк-су-намун окажется в подземном царстве, где демоны пожрут ее душу.

Когда песок полностью скрыл могилу, так, что не осталось пи единого следа, нубийцы вопросительно взглянули на Имхотепа, ожидая дальнейших распоряжений. Однако следующий приказ Верховною жреца относился уже не к ним...

Имхотеп подал знак воинам, и те вонзили свои копья в тела рабов, чьи крики удивления и боли огласили ночь. Уже через несколько секунд место захоронения было завалено трупами и песок вокруг пропитался кровью.

Теперь уже воины. оставшиеся безоружными, обратили взоры к Имхотепу, ожидая разрешения извлечь копья из тел. Но тот отдал такой же безмолвный приказ жрецам Осириса. К этому моменту храмовые кошки уже лежали на песке, безразлично поглядывая по сторонам. Жрецы накинулись на воинов и моментально перерезали их своими короткими кинжалами. В темноте, рассеиваемой лишь неверным светом факелов, кровь убитых зловещими черными пятнами расплывались па песке.

Однако не все медджаи покинули место захоронения Анк-су-намун. Некоторые из них по-прежнему оставались на дюнах. Они чувствовали себя здесь в полной безопасности, потому что, как и жрецы, считались людьми неприкосновенными. Убить же сегодня следовало только простолюдинов. к которым принадлежали рабы и солдаты, ибо они не должны были знать место, где покоились останки коварной любовницы фараона.

Но теперь и эти последние медджаи, остававшиеся на своих постах лишь для того, чтобы проследить за церемониальным убийством рабов и солдат, потихоньку скрылись в темноте ночи. Жрецы Осириса поднялись на ноги и отошли от своих жертв. Со священных кинжалов рубиновыми каплями стекала свежая кровь. По чуть заметному кивку Имхотепа его верные слуги сами взошли на дюны, чтобы убедиться в том, что все медджаи скрылись за барханами пустыни.

И когда они доложили Имхотепу, что последний охранник фараона исчез за дальней дюной, Верховный жрец кивнул в последний раз.

Только после этого и сам Имхотеп, и его жрецы бросились к могиле Анк-су-намун и начали руками разрывать песок, да так поспешно, словно там, под землей, их ждало неописуемое, бесценное сокровище.