О! Я обучался с детства. У меня был хороший преподаватель русского языка.

Катерина плавно опустила длинные ресницы.

Ах, мне бы такую комнатку на земле!

Американец восторгался ее красотой, особенно ему нравились голубые глаза Катерины и плавное движение ресниц. Катерина обвораживала его. Он помог ей снять шубку, повесил в гардероб.

Спасибо, Жора! – она улыбнулась алыми губами.

Я не Жора, я Джордж.

Какая разница, - усмехнулась Катя. – Для меня ты просто Жора.

Закрыв на ключ дверь каюты, Джордж достал из бара бутылку виски и бутылку слабого вина «Командор», поставил на стол. Выложил из кармана пачку сигарет, предложил закурить Катерине.

С удовольствием! – она взяла сигарету.

Американец щелкнул зажигалкой. Прикурив, Катерина сладко втянула в себя сигаретный дым, выпустила в лицо Джорджа. Выпили запашистого «Командора».

Хорошо вы живете, американцы, - Катерина повертела в руке пустой бокал. – Богатая страна. Жора, у тебя есть машина?

Есть. Две.

Счастливчик! И дом хороший?

Дом в Калифорнии. Есть вилла на морском берегу. Я имею работу, второй помощник капитана. Есть работа – есть благополучие.

Катя смотрела на его красивое лицо и в душе питала к нему отвращение. Он был счастлив в своей Америке; имел виллу, автомобили, а она, ставшая в пятнадцать лет проституткой, не имела ничего и была несчастлива. За годы распутной жизни ей порядком надоели кабаки, интуристовские гостиницы, физические унижения, частые приводы в милицию, где с ней уже были хорошо знакомы, и знали ее бульварное прозвище – Белка.

Разобрав широкую постель, Джордж разделся, сел в кресло.

Выключи свет, - сказала она. - Я стыжусь при свете.

У тебя прекрасная фигура! Я хочу видеть твое тело.

Она сама щелкнула выключателем, в темноте разделась, легла в мягкую постель. Джордж докуривал сигарету в кресле.

«Лучше бы он оставался в кресле до утра. Не могу больше так жить. Что-то мешает мне, что-то отталкивает от этих мерзостей. Поистине, отвращение познаешь, когда вдоволь пересытишься. Блудная я!».

Джордж встал на колени перед ней, на мягкий ковер, жадно стал целовать ее тело, губы, щеки, обдавая лицо теплым неприятным перегаром. Катю раздражала любовная прелюдия. Все это, давно и много раз испытанное, было противно ей. Но она крепилась, помня, что это ее работа и за эту работу она получает валюту. И она старалась быть милее с ним, но не выносимый запах перегара был неприятен ей. Она отвернула лицо. Американец не понимал, что истасканной проститутке противна его физиономия, она не нуждается в любовной прелюдии и не испытывает уже того блаженства, которое испытывала в юности. Ей нужны были лишь деньги за покорность, и затем – сон, спокойный сон до утра.

Крепко поцеловав ее в губы, Джордж поднялся с ковра, лег в постель.

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

В каюте тускло горел ночник, едва заметны были их обнаженные тела. Стало невыносимо жарко. Не вставая с постели, Джордж протянул руку к выключателю электрогрелок, щелкнул тумблером, утомленно откинулся на подушку. Катя лежала с закрытыми глазами, совершенно не думая о том, что произошло, и была рада, что Джордж, наконец, отвязался от нее.

Мне кажется, ты жалеешь, что пришла сюда.

Катя задумчиво смотрела в потолок.

Теперь поздно жалеть. Жалею, что пришла к кому-то в первый раз, совсем девчонкой.

Давно это было?

Лет десять назад. Глупая была.

В юном возрасте все мы глупые. Не поздно еще бросить это занятие, уехать в другой город и там встретить хорошего мужчину. Ты же красавица!

Жалеешь?

Джордж провел рукой по ее пышным взъерошенным волосам, сухими губами коснулся ее горячей щеки.

Тебя – жалею, - сказал он. – Чувствую, в тебе кончился порох любви, пора на покой. Ты ведешь себя иначе, чем другие проститутки. Брось это занятие. Затянешь – потеряешь все: и молодость, и семью, и детей.

Может, ты женился бы на мне?

На тебе?.. Во-первых, я женат. Во-вторых, ты слишком легкомысленная. А мы, американцы, люди расчетливые, даже в семейной жизни.

Катя задумалась: «Значит, я уже некуда негодная, бросить, что ли, все? Уехать куда-нибудь…».

У тебя есть мать с отцом? – спросил Джордж.

Есть. Под Новгородом живут, в деревне.

Они знают, чем ты занимаешься?

Не дай Бог!

Ехала бы ты, Катюша, в родную деревню, жила бы там.

В деревню? Жора, ты не представляешь, что такое деревня.

Представляю. Бывал раз в русской деревне под Архангельском. Знаю, там грязь, адский труд. Но без труда не сделаешь счастья.

Скрипели портовые краны, но они не тревожили Катерину. Вся ее шумная жизнь была где-то далеко, за бортом судна – там, где эти скрипучие краны, а сама она, измученная, истасканная, лежала здесь в тихой, освещенной тусклым светом каюте, и думала о завтрашнем дне жизни.

Жора, я привыкла к городу. Если случится, что брошу все - останусь в городе. Пойду работать водителем трамвая. Жора, - она усмехнулась. – У меня же права есть. Училась когда-то…

А в Америке с твоей внешностью можно сделать бизнес без физического труда. Три года службы в Лос-Анджелесе в фирме «Romantic season» - и у тебя будет дом, автомобиль.

Америка не для меня. Я россиянка. Здесь все родное мне: и небо, и березы, и даже кабаки. За границей, без России, я сдохну от тоски.

Катерина чуть приподнялась в постели, рукой отбросила прилипшие к щекам волосы, закрыла ладонью глаза, задумалась. А Джордж с восторгом смотрел на ее груди, еще крепко-полные, очаровательно и тяжело клонившиеся вниз; смотрел на ее упругое белое тело с нежной и удивительно гладкой кожей.

Мне почему-то хорошо с тобой, - улыбнулась она. – А сразу ты мне не понравился…

Я чувствовал это. Женщина нуждается не только в сексуальной близости, но и в духовной – особенно страшно замученные любовью проститутки.

О-о! Ты великолепный психолог.

Ну что ты! Какой я психолог? Просто пытаюсь всегда понять человека.

Она наклонилась к нему, поцеловала в губы.

Будем спать?

Спокойной ночи, Катюша.

ГЛАВА 24

Время летело быстро. Альберт Чайка рос. В приюте, он не знал счастья. Кочеты часто обижали его. Подчиняться им было унизительно. Но ничего не поделаешь – таковы приютские нравы. Иногда Альберт пытался подраться с сильным кочетом, но терпел поражение. А потом, где-нибудь в укромном месте, Альберта избивали другие кочеты за то, что он, шкет, посмел замахнуться на взрослого. Хотя били его крепко, он был доволен, что не унизился перед кочетом. Другие шкеты – ровесники Альберта – боялись ослушаться кочетов. Они с надеждой ждали лучших времен, когда сами станут взрослыми воспитанниками и жить будут припеваючи. Ждать лучших времен оставалось недолго – всего два года.

В детдом к Альберту часто приходила Татьяна Мурова, дочь Аркадия Николаевича. Татьяна дружила с Альбертом. Их школы были рядом. После уроков Альберт поджидал ее и провожал до дома. Татьяна была отличницей, Альберт же был способным, но ужасно ленивым. Однако памятью он обладал отменной.

Как ты умеешь отвечать урок? – спрашивала его учительница по литературе, полная добрая женщина. – Воспитатели твои говорят, что домашние задания ты делаешь неохотно.

Учительницу литературы Альберт любил больше других. Пожимая плечами, он отвечал:

Слушал вас на уроке внимательно, потому и запомнил все. А в детдоме не учу, потому что не люблю повторять пройденное.

Что же, у тебя исключительная память? – вопрошала учительница.

Не знаю,- сказал Альберт. – Но учебник литературы я прочитал весь. Увлекся…

Но разве можно запомнить весь учебник?

Альберт лукаво улыбнулся.

Не знаю, можно ли другим ребятам, но я помню все, что написано в учебнике.

Проверяя его, учительница раскрыла учебник, где ей вздумалось, и зачитала:

«Там, за горизонтом, колыхалось серое облако пыли. Оно приближалось, звеня колокольчиками…».