— На кого вы охотитесь, если никого не осталось. Вы все разрушили.
— Кто — вы?
— Здесь было полно зайцев, птиц…
— Я не охочусь ни на зайцев, ни на птиц, я даже не охотник. Я ищу таких, как ты, негодяев вроде тебя. Ты напугал мою собаку, молись, чтобы она вернулась, экологист чертов, а то на этот раз так легко не отделаешься.
— Опусти ружье.
— Ты понимаешь, что сделал? Ты представляешь, сколько стоит эта собака, у которой слабые нервы, от которой теперь не будет никакого толку? Даже если она найдется, ее придется усыпить, и этим я обязан тебе и твоему барабану! Что ты на это скажешь?
Юноша плюет в него.
— Иди к черту. Сегодня туман. Я всегда смогу сказать, что целился в зверя.
В молчании проходит секунда, которая кажется вечностью. В эту секунду мы понимаем, что инженер Фуми не шутит, потому что он прикладывает ствол ко лбу юноши и взводит курок. Юноша слышит щелчок и мгновенно покрывается потом. Если бы мы посмотрели на его голову через увеличительное стекло, то увидели бы, что как минимум дюжина волосков поседела. Возможно, инженер Фуми, в припадке неконтролируемой ярости и правда смог бы нажать на курок. Но на помощь охотнику и жертве приходит Палома. Она появляется из тумана, взволнованная и вспотевшая, и кричит:
— Франческо!
Услышав свое имя, инженер Фуми резко опускает ружье. Палома смотрит на него отчаянным сердитым взглядом. Все в замешательстве, и мы отмечаем мужество юноши, который не начинает кричать и просить о помощи, как можно было бы ожидать в такой ситуации. Несмотря на то, что Палома ничего не спрашивает у него, Франческо Фуми отвечает на вопрос, читающийся в ее глазах.
— Ничего такого. Мы просто спорили.
— Мне так не кажется.
— Я объяснял ему острые ощущения охотника. Интересно, правда, молодой человек? Забыл, как тебя зовут. Иногда при случайной встрече завязывается такой глубокий разговор, что забываешь представиться.
— Вернемся в дом, Франческо.
— Подожди, юноша молодец. Рискует получить тут заряд дроби из-за двух фазанов, в то время как в Бразилии уничтожают амазонский лес.
— Почему бы тебе не оставить его в покое?
— Он думает, что есть две природы: одна, в которой живут лисы и фазаны и в которой он чувствует себя свободно, а в другой я со своим ружьем, при этом мы должны соблюдать кучу правил. Я и мое ружье — это не природа, мы… я не понял. Кто я такой, молодой человек?
— Фашист.
— Вот видишь Палома, мы шутим.
— Прошу тебя, пойдем отсюда.
— Очень симпатичный молодой человек. Он рассуждает так же, как и ты, разница только в том, что ты не плюешься. А так у вас очень много общего, вы бы прекрасно поладили. Ты гей?
— А что, если гей?
— Потому что моя жена обожает геев.
— Перестань, Франческо.
— Но чтобы охладить вашу стихийную симпатию, скажу тебе, Палома, что из-за барабана убежала собака. К твоему сведению, молодой человек, это ее собака. Это она ее вырастила, и результат налицо: собака всего боится и неспособна ни на какую аппортировку. Зато собака — хорошая компания. Вечером, когда мы ложимся в постель, собака растягивается рядом с ней и рычит на меня, оскалив зубы. По сути дела, собака считает себя ее мужем. И мы не прилагаем особых усилий, чтобы разубедить ее в этом.
— Почему бы тебе не пойти за ней?
— Она, наверное, нашла себе убежище. И так напугана, что теперь будет сидеть там до конца дней.
— Пойди за ней, пожалуйста.
— Разве ты не торопилась вернуться?
— Я передумала. Мне кажется, что когда мы одни дома, только и делаем, что ссоримся.
— Вот ты и получил точное представление о наших с женой отношениях. Мы из тех выдохшихся старых пар, которые каждый день придумывают себе что-нибудь, чтобы жить дальше. Между нами даже есть влечение, не спрашивай только, с чей стороны.
Инженер Фуми хватает жену, сжимает ее в объятиях и долго целует в губы. Юноша недолго наблюдает сцену, но отворачивается, когда это становится неудобным. Внезапно инженер Фуми отрывается и отстраняет женщину, у которой размазалась помада, и лицо приняло обиженное выражение.
— Я пойду искать собаку. Жди меня здесь. Она вся твоя, молодой человек. Жаль, что ты педик.
Инженер Фуми исчезает. Юноша и Палома слушают шум его удаляющихся шагов. Он смотрит на нее, она смотрит в противоположную сторону, оба стараются унять сердцебиение. Долгая минута проходит в молчании. Кажется, они в затруднительном положении, но, судя по тому, какой оборот примет их разговор, они ждали, пока инженер Фуми не сможет их услышать. Нужно заметить, что с самого начала они обращаются друг к другу на «ты», хотя степень их знакомства предполагает формальное обращение.
— Не знаю, как мне просить прощения…
— Зачем? Вы разные люди.
— Он бы этого не сделал, я хорошо его знаю, он бы не выстрелил.
— Такое уже случалось?
— Нет. Но мне неспокойно, когда у него ружье. Он самый добрый человек на свете, но иногда у него такая реакция….
— Наверное, он не самый добрый человек на свете.
— Наверное, нет.
— Если ты так не думаешь, почему говоришь?
— Не знаю.
— Ты боишься его?
— Это не страх. Я просто хорошо его знаю. Даже если он совершает какие-то поступки, мне кажется, я знаю, почему… И не могу сердиться. Он хозяин этой земли, он ведь сказал тебе? Хозяин виллы там, наверху. Если бы не туман, ее было бы видно. Это фамильный дом, где он жил ребенком, и куда с тех пор ни разу не возвращался. Он унаследовал дом недавно, когда умерла его мать. То есть дом уже принадлежал ему после смерти отца, но пока здесь жила мать… ну ладно, что-то я очень подробно… В общем, они с матерью друг друга не выносили. Но теперь вилла его, а вчера он обнаружил, что на участке построили дорогу без его разрешения. Даже не дорогу… так, дорожку. А он терпеть не может, когда трогают его вещи.
— Почему ты пошла за ним?
— Как только он ушел, мне позвонила домработница его матери, которая уже много лет следит за домом. Спрашивает, где он. Я говорю, пошел на охоту. Она говорит: экологисты шум поднимут… Мама миа…
— И ты побежала за ним.
— Да, но я не надеялась найти его в этом тумане. Я побежала, сама не зная куда. Чем дальше я бежала, тем лучше я себя чувствовала. Туман попадал мне в легкие, казалось, что я лечу, плыву. И уже было неважно, найду ли я его, я бежала бы и дальше, пока хватало сил… я слишком много говорю?
— Нет.
— Просто я чувствую, что открываюсь тебе.
— Наверное, ты испугалась.
— А ты нет?
— До смерти.
— Он всегда вызывает сильные эмоции. Почти никогда положительные. Не заявляй на него.
— Почему?
— Сделай это для меня. Даже если мы друг друга не знаем… И потом тоже не заявляй… Я же знаю, как бывает: ты можешь кому-то рассказать, рассердишься, и тебе опять придет в голову эта идея.
— Хорошо.
— Даешь слово?
— Я уже дал тебе слово.
— Я верю тебе. Не знаю, почему. Может потому, что ты оскорбил его. Для этого, знаешь ли, нужно мужество. И он это почувствовал. Понял: или убьет тебя, или проиграет. Поэтому он ушел. Собака — это только предлог. Это ужасная собака, на нее наплевать и мне, и ему. Но прежде ему нужно было унизить меня. По прошествии многих лет он все еще плохо меня знает, и не понимает, что мне это нравится. Я ему, конечно, не рассказываю, притворяюсь обиженной, а он и доволен. Ему нужно всегда чувствовать свою правоту, иначе он расстраивается, как ребенок. Ему надо получать все, но это у него не выходит и…
— Ты только о нем и можешь говорить?
— Нет, только… тебе это неприятно?