Эдоардо Эрба Звери в тумане
Мистерия
Animali nella nebbia: Edoardo Erba
Перевод с итальянского
Действующие лица:
Палома
Франческо Фуми
Альфонсо
Оба
Юноша
Габриелла
1. День, который плохо начался
Луг в пелене тумана. В прогнозе обещали местами туман, и этот луг, полностью укрыт туманом. Луг слегка спускается вниз, по крайней мере, так кажется с того места, откуда мы наблюдаем. Если бросить мяч, он покатится немного влево, значит, спуск не совсем прямой. Но никто ничего не бросает. Перед нашими глазами только луг в тумане. Сейчас раннее утро и, судя по времени года, можно предположить, что с восходом солнца туман рассеется. Но он не рассеивается. И не рассеется в течение всего дня, а, наоборот, к ночи сгустится еще больше.
При такой видимости и на таком лугу мы меньше всего ожидаем увидеть трехногий столик. Тем не менее, мы различаем белый, или, скорее, бывший когда-то белым столик, теперь основательно проржавевший. Мы замечаем, что этот и без того шаткий стол, становится совсем неустойчивым, если его поставить на спуске. Внезапно рядом появляется хрупкая человеческая фигура. Впрочем, она не такая хрупкая, как нам показалось на первый взгляд. Это женщина лет сорока, с хорошей фигурой, гибкая, но не худая, с красивыми формами. Красивая. На плечах у нее широкий шарф или мантилья. Ее зовут Палома, ей недавно исполнилось сорок лет. Если бы мы могли разглядеть ее вблизи, то обратили бы внимание на блеск умных глаз, который пугает большинство мужчин, и лишь в немногих из них может вызвать совершенно противоположные чувства. Палома держит в руках накрытый для завтрака поднос. Она осторожно ставит его на столик, у которого подгибается ножка. Столик накреняется. Небольшая волна кофе выплескивается из кофейника, но Палома этого не замечает. С задумчивым лицом она смотрит прямо перед собой и глубоко вздыхает.
Палома: Франческо, посмотри, как здесь… прекрасно. Ничего не видно. Какое чудо… Даже дома не видно. Выходи, будем завтракать. Тут немного сыро, но не холодно. Знаешь, мне здесь нравится. Ты прав, здесь нет ничего ровного, но мне нравится. В котором часу мы вчера вечером приехали, в девять? А я уже привязалась к этому месту. Мне ведь обычно никогда ничего не нравится. И дом тоже… Ты говорил, что это развалюха, а на самом деле… конечно, обстановка во вкусе твоей матери, но некая атмосфера здесь есть. Сегодня утром, когда я открыла окно и впустила туман, мне показалось, что дом возвращается к жизни. Конечно, ванные комнаты надо отремонтировать… в таком красивом доме… нет даже душа… и эта веранда наверху… боже мой… Там нужно все открыть, убрать этот ужасный стеклопластик, впустить воздух, небо… можно навес сделать на случай дождя. А ты собираешься сюда вернуться? Хотя, что я говорю, прежде чем вернуться, нужно уехать, а мы только приехали, правда, Франческо? Иногда побываешь в одном месте, а потом не возвращаешься туда больше никогда. А мне бы хотелось, чтобы это вошло у нас в привычку. Приезжать сюда, я хочу сказать. У нас совсем нет привычек, было бы хорошо иметь хоть одну. Почему бы нам не попробовать пустить здесь корни? Ты меня слышишь? Где ты? Уйди с кухни, там плохо пахнет. Иди, подыши. Там тоже нужно побелить. Я про кухню. Обновить ее. По-моему, твоя мать не белила дом лет тридцать. Здесь пятна сырости и плесень… А ты еще общался со своей матерью тридцать лет назад, или вы уже тогда были в ссоре? Франческо? Почему ты не отвечаешь? Ты все еще сердишься из-за дороги? Еще вчера ты даже не собирался сюда, а теперь переживаешь из-за дороги, которую построили на участке… из-за дорожки, можно сказать. Она хоть и асфальтированная, но все же дорожка… О, наконец-то…
Появляется внушительных размеров мужчина, который несет под мышкой два стула. Это инженер Франческо Фуми, муж Паломы. Ему пятьдесят четыре года, он полный, с почти седыми усами. Он руководит небольшой фирмой, переживающей не лучшие времена. Нас это не интересовало бы, если бы не помогало понять его душевное состояние. Мужчина ставит стулья рядом со столом, но не садится, а продолжает смотреть в одну точку. Палома пытается истолковать его молчание.
— Если тебе холодно, давай вернемся в дом. Я просто хотела побыть на воздухе… Но если хочешь, вернемся внутрь. Давай, пойдем. Так будет даже лучше, здесь такой густой туман… Зачем терпеть? Холод есть холод… Это займет у нас минуту… Если ты из-за меня, то я тоже предпочитаю вернуться в дом… Меня знобит. Ну, я не понимаю тебя, когда ты так себя ведешь… тогда давай завтракать.
Они садятся и начинают есть в полном молчании. Лает собака.
— Слышишь? Протестует. Побегать хочет. Почему бы тебе не пойти потом на охоту? Ты всегда берешь с собой все для охоты, а потом не ходишь. Дал бы разрядку ей и себе. А после обеда можем пойти в деревню и поискать ресторан. Нет, нет, я не собираюсь планировать твой день, мы можем делать все, что хотим. Можем весь день пить вино. Наверняка оно тут хорошее… Вот глупая, у нас же есть пасхальная голубка, я купила ее к Пасхе и оставила дома… Подумать только, уже Пасха… кажется, только вчера было Рождество… годы испаряются. Хотя ты все равно пасхальную голубку не любишь. Что тебе в ней не нравится, миндаль или цукаты?
— Цукаты.
— Правильно, цукаты. Я все время забываю. Осторожно, не попади рукавом в кофе… Интересно, где тут продают вино? Я хотела бы сходить посмотреть винный погреб. Знаешь, когда мы проезжали на машине деревню, она мне показалась симпатичной. Хотя мы и ехали по окружной… Франческо, что с тобой? Ты все еще думаешь про эту дорогу? Ну да, ты не спал из-за этого всю ночь… Давай, просто проживем этот день. У меня такое чувство, что ты ищешь предлог, чтобы рассердиться, когда ты со мной. Давай забудем. Это же крестьяне. Здесь долго никто не жил, вот они и сделали, как им было удобно. Теперь мы будем сюда приезжать, и все изменится, вот увидишь.
— Давай помолчим, а?
— Почему?
— Меня раздражает каждое твое слово.
— Хорошо, давай помолчим.
— Вот и хорошо, будем есть и молчать.
2. Как Оба попал в историю
Альфонсо и Оба находятся в соседнем городке в баре. Несмотря на холод, они сидят за столиками на улице. Впрочем, сидит только Альфонсо. Оба стоит в метре от него и не отвечает. Он ничего не понимает, потому что только что приехал. Или только что сбежал, мы этого не знаем. По документам ему двадцать лет, но могло бы быть и девятнадцать, и тридцать пять, потому что документы, как потом выяснится, поддельные, и мы не можем различить возраст черного человека. Оба из тех африканцев, увидев которых, можно позавидовать их телосложению, вьющимся волосами, и втайне даже цвету кожи. Им можно завидовать во всем, кроме содержимого рюкзака, который выглядит грязным и почти пустым и, судя по своему виду, вмещает все имущество Обы. Альфонсо сорок два года. Он маленького роста, коренастый, одет в белую рубашку с высоким воротом. Над ремнем немного нависает живот, и, когда он говорит, то втягивает живот, как будто собирается выпустить газы. Несмотря на его старания казаться любезным, в нем с первого взгляда замечаешь что-то неприятное, и мало кто заговорил бы с ним за столиком в баре.
Оба и не заговорил, хотя он вряд ли смог бы это сделать, не зная языка. Он только приближается к бару, стараясь скрыть свою растерянность. Альфонсо минуту изучает его, потом поднимается, негромко говорит ему какую-то ерунду и пошлепывает по плечу, чтобы дать почувствовать себя в своей тарелке. Оба внимательно выслушивает его до конца, ничего не понимая. От испуга, а может, чтобы не показаться невежей, Оба сначала улыбается, потом отвлекается, вновь сосредоточивается, пытается сказать да, когда это, по его мнению, уместно, и нет, когда нужно говорить нет, разводит руками, когда не знает, что говорить: да или нет. Он сердится, чувствует, как кровь закипает, пугается, и все это в течение пяти минут. Он ни разу не перебивает Альфонсо и, в конце концов, сам не зная как, попадается на приманку.
Если опустить детали и некоторые отступления сомнительного вкуса, речь Альфонсо была приблизительно следующего содержания:
