Чанёль нашарил в кармане любимый ножик и аккуратно прицепил подвеску-брелок, повертел в руках.

— Всё ещё таскаешь его? Помнится, когда я тебе его подарила, ты раздразнил всех соседских мальчишек, — с лукавой улыбкой поведала мать Чанёля и поставила перед Чонином чашку с новой порцией горячего шоколада, не забыв при этом погладить гостя по голове, чем изрядно его смутила.

Вскоре они вновь остались вдвоём в кабинке и взялись за еду. Чанёль то и дело отвлекался на Чонина и натыкался на испытывающие взгляды, что казалось очень странным. Обычно Чонин выглядел или высокомерным, или погружённым в себя, но точно не изучающим других людей.

— Что-то не так? — рискнул спросить наконец Чанёль.

— Ну… — Чонин отвёл глаза, вздохнул, выудил из стаканчика салфетку и протянул Чанёлю.

— Гхм?

— Чёрт… — Чонин снова вздохнул, подался вперёд, вытянул руку и прикоснулся уголком салфетки к кончику чанёлевского носа. — Крем. С шоколадной крошкой.

— У-у-у… — смешно скосив глаза, чтобы рассмотреть собственный нос, проныл Чанёль. Чонин подавился смешком, но тут же сверкнул ослепительной улыбкой — и кое-кто окончательно лишился разума. — Раз уж мы не набираемся, может, сходим в клуб какой? Погудим и присмотрим кого, развлечёмся. Всё равно завтра никуда не надо.

— Ты… — Чонин подхватил палочками кусочек свинины и отправил в рот, съел и прижал к губам салфетку, потом повторил всё же: — Ты имеешь в виду под «присмотрим» и «погудим» кое-что… то есть, ночное? Ну… Секс?

— А у тебя с этим проблемы? — не удержался от подколки Чанёль.

Чонин откинулся на спинку стула, смерил его немного задумчивым взглядом и пожал плечами.

— До сего момента проблем не было. Мне казалось, проблемы у тебя. Я имею в виду, что мы живём в одной квартире. Довольно неудобно приводить кого-то, ведь так?

— Поэтому я предлагаю покутить вместе. И привести кого-нибудь тоже вместе. Если шуметь будут оба, это не так неловко получится. Правильно?

— Что-то в этом есть, — согласился Чонин. — Можно попробовать. Но я не знаю местных злачных мест. А ты?

— А я знаю всё! Куда ты хочешь?

— Мне всё равно, лишь бы там можно было танцевать.

— Мужчина, который танцует как бог и любит танцы, умеет отлично управляться с женщинами в постели, — строго произнесла мама Чанёля, заставив их обоих подскочить на местах от неожиданности. Чонин залился краской смущения и что-то нечленораздельно пробормотал в ответ на такой откровенный комплимент. Чанёль помрачнел, потому что женщины в постели Чонина его совершенно не устраивали — хотя бы на период его влюблённости, который изрядно подзатянулся.

— Это не комплимент. Это примета, мальчик-жаворонок, — со смешком пояснила мать Чанёля и убрала грязную посуду со стола.

— Ты ей нравишься, — счёл нужным пояснить причину материнских выходок Чанёль.

— Я всегда нравлюсь женщинам, — усмехнулся Чонин и развёл руками, дескать, кто ж виноват.

— Ладно, пойдём тогда. Я придумал, где мы гудеть будем.

Сначала Чанёль отвёз Чонина в Кванан, чтобы показать ему Кванан-тэгё длиной почти в семь с половиной километров. Этот мост в ночной тьме, украшенный огнями, выглядел… грандиозно. Два яруса моста как будто висели между водой и небом, словно дорога в иные миры. И эта дорога напоминала о легендах и небесных существах.

Чанёль так и подумал. Вслух.

— Ты знаешь, что «чонин» — это небесный хранитель, лишённый воспоминаний о своих земных страданиях? — спросил он, уставившись на профиль Чонина. Тот не отводил глаз от моста и неприкрыто любовался почти сказочным видом. Да и почему «почти»? Кванан-тэгё с этого места казался самой настоящей сказкой — Чанёль точно знал. Потому и привёз Чонина именно сюда, чтобы и не близко было, и не так далеко, а ровно столько, сколько нужно для сказочного эффекта.

— Ну спасибо, — лениво отозвался Чонин. — Это всего лишь игра слов. Во мне нет ничего небесного.

— Слишком земной?

— Даже чересчур. — Чонин бросил в его сторону быстрый взгляд и вновь уделил внимание мосту. — На небе я лишний.

Чанёль нашарил в салоне термос с какао, налил в две чашки и поделился с Чонином. Они забрались на ещё тёплый капот машины и принялись молча смотреть на висящий во мраке мост.

— Тут рядом есть острова с маяком, но суть не в этом. В гаванях много плавучих заведений. Есть парочка неплохих клубов. Если тебя не смущает лёгкая качка на танцполе, конечно, — выпив половину какао из своей чашки, поделился соображениями Чанёль.

— Не смущает. — Чонин привалился спиной к лобовому стеклу и лениво поднёс к губам чашку, сделал глоток и облизнул нижнюю губу. В его глазах отражались огни Кванан-тэгё, и Чанёль сокрушённо признал, что не видел ничего красивее. А ещё подумал, что такими темпами его влюблённость может принять хронический характер. И это весьма прискорбно, потому что с Чонином ни черта не понять. Играл бы он за ту же «команду», и Чанёль легче отнёсся бы к этому. Но перспектива страдать от любви к обычному парню, для которого даже поцелуй с другим парнем — мерзость… Радужной такую перспективу не назвать.

Свой выбор они остановили на ночном клубе «Фрегат», благо, что добираться до него долго не пришлось. Когда-то это была роскошная яхта, ныне же остов яхты украсили, оборудовали верхнюю палубу под танцпол, нижнюю — под ресторан с малой сценой, ну и в нескольких каютах поставили игровые автоматы. Качка почти не ощущалась ни на верхней палубе, ни в трюме.

Чанёль выбрал столик у кормы с видом как на верхнюю палубу, так и на нижнюю. Пока они делали заказ, Чанёль прикидывал варианты. В «Фрегате» можно было с равным успехом снять как девушку на ночь, так и мальчика. Обычно он снимал мальчика. Несмотря на то, что Чанёль не мог назвать себя завсегдатаем этого местечка, его тут узнавали, но он не боялся, что Чонин может правильно всё понять. Так даже лучше. В конце концов, если Чонин заподозрит в нём гея, может и сам съехать из квартиры. И перестанет сводить кое-кого с ума.

Чанёль наблюдал за Чонином и пытался делать выводы. Получалось неважно, поскольку Чонин интересовался сразу и девушкой-танцовщицей, и парнишкой на малой сцене у шеста. Чуть позднее Чонин сам пошёл танцевать на верхнюю палубу.

Чанёль остался сидеть за столиком и пялиться на парня у шеста, того самого, что привлёк внимание Чонина. И Чанёль уже не знал, о чём ему думать. Парнишку он сам снял бы: тот отличался небольшим ростом, хорошей пластикой; с округлыми бёдрами, худой, но выглядел плотнее, чем был на самом деле, да и мордашка симпатичная. Проблема заключалась в том, что парнишку снял бы Чанёль. Для понятных целей. Но за каким чёртом этот парнишка Чонину?

Чанёль сердито плеснул себе в стакан ананасового сока, сцапал ёмкость, поднёс к губам и сделал глоток одновременно с тем, как нашёл взглядом Чонина на танцполе. И Чанёль тут же захлебнулся проклятым соком так, что тот только из ушей не полез. Чихая, кашляя и едва не плача от отчаяния, Чанёль лихорадочно вытирал лицо и стол салфетками и пялился на танцующего Чонина.

Что там мама говорила про танцующих мужчин и богов?

Чанёль огляделся и заметил, наконец, что не он один на Чонина пялился — пялились все поголовно. И люди вокруг Чонина переставали танцевать и отступали в стороны, чтобы не мешать ему и смотреть на него.

Чанёль ни черта не знал о танцах и понятия не имел, как люди вообще могут танцам учиться. Ещё он не знал, учился ли танцам Чонин, но это было неважно. Какая разница, учился или нет, если на него хотелось смотреть каждый миг? Чтобы не пропустить ни кусочка из той истории, что он рассказывал своими движениями. Чонин танцевал под какую-то композицию на английском языке. Чанёль ни слова не понимал, но мог с уверенностью сказать, что песня о любви, и мог даже рассказать детали этой немного грустной истории. Всё это — благодаря танцу Чонина.

Каждое движение Чонина сочетало в себе плавность воды и порывистость огня, негу и страсть, ненависть и любовь, силу и мягкость. Ноль — это совершенство, так считали ещё в древности. Ноль — граница между противоположностями. Чанёль прежде не особо задумывался над этим, хотя часто сталкивался с истинными понятиями «ноля» во время учёбы. Особенно большое значение придавали термину «ноль» в искусстве. Чанёль впервые видел «ноль» и понимал, что именно видит, только сейчас.