— Куда рано? — продолжал возмущаться Чанёль, изрядно вымотанный постоянными обломами этого дня.

— Просто… Чёрт!

Они активно завозились на кровати, хватаясь друг за друга, опрокидывая на простыни и пытаясь угомонить. В ходе возникшей неразберихи спихнули с кровати всё, кроме несчастной простыни, что измялась под их телами и даже пропиталась потом. В итоге Чанёль оказался сверху, почти что содрал с Чонина свитер, прижал широкие плечи к матрасу и напряжённо замер. Любой на его месте замер бы, обнаружив чужую ладонь на внутренней поверхности бедра и палец внутри собственного тела.

— Ты… ты собираешься… трахнуть меня? — осторожно уточнил Чанёль на всякий случай, разглядывая лицо Чонина. Не то чтобы он удивился, просто ещё не до конца свыкся с этой мыслью, хотя Чонин никогда не скрывал своих намерений. Просто трудно было поверить, что на свете существовал человек, который считал Чанёля настолько желанным и так сильно его хотел, что стремился обладать им.

Чонин закрыл ему рот поцелуем. Пока терзал его губы, аккуратно добавил второй палец и принялся мягко растягивать.

— Нет, — хрипло прошептал Чонин, плотнее прижавшись к Чанёлю всем телом и потеревшись. — Я не собираюсь тебя трахать. Я собираюсь заняться с тобой любовью, Ёлли.

— Твои… ты… — Чанёль забыл, о чём хотел спросить, и вздрогнул, прикусил губу, чтобы заглушить стон.

— Да, я хочу тебя, я же говорил, — признался ему на ухо Чонин, опалив мочку неровным горячим дыханием. Его рука легла на пах Чанёля — и застонали оба. — И я сейчас или тебя получу, или… сдохну. Пожалуйста… дай мне…

Чанёль свалился на матрас, увлёк за собой Чонина и медленно раздвинул ноги — немного, но достаточно, чтобы Чонин удобно устроился между ними и ласково огладил ладонями бёдра с внутренней стороны, где кожа была особенно чувствительной. Чанёль нашарил под матрасом в изголовье всё, что могло им понадобиться, и впихнул в руки Чонину. Сам он сейчас не мог с этим разбираться. Прикрыв глаза, вслушивался в шорохи, а потом приподнялся на локтях, чтобы взглянуть…

Чанёль порывисто коснулся пальцами возбуждённого члена Чонина и большим пальцем размазал блестящую каплю по коже. Чонин на миг задохнулся — столь незамысловатое действие едва не свело его с ума, это было очевидно для них обоих.

— Ёлли…

Чанёль едва не кончил от этого низкого и хриплого от неприкрытого желания голоса.

— Да, — почти беззвучно выдохнул он. И повторил громче: — Да.

Он сам развёл ноги шире, попытался потереться бёдрами, податься вверх — ближе к Чонину, чтобы подтвердить своё согласие.

К чёрту, всё к чёрту! Он сходил с ума так же сильно, как Чонин. И если они не сделают это… он тоже просто сдохнет. Через минуту или пару минут. Потому что нельзя всего лишь смотреть на Чонина и оставаться в живых. И Чанёль впервые в жизни поверил, что человек может умереть от желания. От такого желания, когда всё тело сковано мелкой дрожью, осыпано капельками холодного пота, и под кожей в венах и даже крошечных капиллярах пульсирует кипящая от страсти кровь. От желания, когда всё решает только неудержимая и неконтролируемая жажда поцелуев и прикосновений, когда тело только на это и реагирует, когда на всё наплевать и хочется чувствовать другого человека всеми возможными и доступными способами, когда…

Чанёль запрокинул голову и почти до крови закусил нижнюю губу, пытаясь пережить это и унять сердцебиение. Это — единение с Чонином.

Твёрдый член меж ягодиц, много неприятно прохладной смазки, растянутый вход и боязнь шелохнуться. И тысяча поцелуев на груди, плечах, шее, подбородке. И сбивчивый шёпот, опаляющий разгорячённую кожу. И горячие ладони по телу…

И то непривычное хрупкое чувство принадлежности. Странное и возбуждающее чувство принадлежности, которое иррационально делало тело Чанёля прямо сейчас удивительно чувственным и восприимчивым к прикосновениям Чонина.

— Ты… такой красивый… сейчас…

Эти губы, о которых Чанёль думал миллион раз на дню, кончик быстрого языка, наводящий на мысли о грехе, подбородок с ямочкой -— Чанёль надеялся когда-нибудь поцеловать её сто раз подряд, нос с вызывающей горбинкой, что тёрся о кожу над ключицей, длинные тёмные ресницы — глаза под ними могли опасно сверкать или соблазнительно блестеть, или — как в этот миг — солнечно сиять, согревая Чанёля с головы до ног. Всё это принадлежало Чонину, а тот продолжал осыпать Чанёля быстрыми поцелуями и шептать, какой Чанёль красивый и «мой», прижимать к себе и одновременно вжиматься в него своим телом, даря удовольствие, слегка приправленное тонкими болезненными нотками.

Хотелось сказать, что Чонин — псих, но Чанёлю не хватало дыхания. Потом — было всё равно уже, потому что — слишком.

Потому что какая разница, красивый он или нет, если Чонин желал его, обнимал, целовал, нуждался в нём и не отпускал?

Чанёль молча согласился быть для Чонина красивым, если тому так хотелось. Он вообще согласился бы на всё, если бы Чонин попросил об этом.

Чанёль искренне полагал, что всё именно так.

И судьба не преминула поймать Чанёля на слове, поставив искренность его намерений под сомнение.

========== 10. Грязь, чёрствость и ложь убивают его ==========

Чонин вскинул голову, когда ему заслонили свет.

Рядом со столом Чанёля остановился Чон Юнхо в обычном костюме и при галстуке. Чонин тут же подскочил, но не успел до конца выпрямиться — Юнхо сжал ладонью его плечо и кивнул в сторону двери.

— Без формальностей, просто разговор есть. Выйдем?

Чанёль настороженно смотрел на обоих. Чонин наконец отодвинул от края стола почти законченный отчёт, положил сверху ручку и двинулся к двери. Он предположил, что дело в недавней операции. Быть может, что-то удалось узнать и теперь…

Он уставился на конверт, что сунул ему буквально под нос Юнхо.

— М-м… Что это?

— Сам как думаешь? Приглашение на конференцию и сертификат на дополнительные занятия. Если пройдёшь программу и сдашь экзамен, получишь место инструктора. Будешь работать со снайперами. Можно в Сеуле, можно тут. Хоть на Чечжу. Если хочешь.

Чонин молча смотрел на Юнхо и пытался понять, в чём подвох. Нет, они никогда не враждовали, и Чонин сказал Чанёлю правду — Юнхо был для него кумиром с детства, просто с возрастом стало понятно, что их методы и цели не совпадают. Они искали разные точки для того, чтобы приложить свои способности. А ещё Юнхо в последнее время частенько перебарщивал с заботой, и Чонин не знал, как ему на это реагировать.

Он осторожно взял конверт, внимательно осмотрел и даже изучил печати.

— Почему я?

— Ты подаёшь большие надежды, — отделался общей фразой Юнхо, но Чонин был из тех, кого на мякине не проведёшь.

— А если честно? Твоя протекция, верно? — Чонин протянул конверт Юнхо. — Спасибо, не стоит.

— Послушай… Ехать нужно через несколько дней. Может, ты подумаешь? Просто подумай, хорошо? И вот, — Юнхо вручил ему визитку. — Позвони, как примешь решение.

— Я…

— Позвони, когда решишь. Не решай сейчас, лады? — Юнхо похлопал его по плечу и двинулся к кабинету комиссара.

Чонин запрокинул голову и обречённо вздохнул, но не успел и глазом моргнуть, как его затащили в туалет, предварительно вывесив снаружи табличку «Уборка».

— Какого чёрта?

— Что ему от тебя надо было? — перешёл в наступление Чанёль, чем вызвал улыбку Чонина.

— Ничего. Просто дела. Ревнуешь?

— Вот ещё! — фыркнул Чанёль, но тут же насторожился: — А что за дела?

Чонин тихо рассмеялся, потянул Чанёля к себе и подставил шею для поцелуев.

— Давай лучше я буду тебя ревновать к каждому столбу?

— Не надо, — глухо отозвался Чанёль, вдохнув смешанный аромат хвои и мандарина, — я сам хочу.

— Вот как? Так тебе это нравится? — уличил его Чонин и забрался пальцами под свитер. Чанёль накрыл его ладонь своей и помотал головой.

— Табличка нас не спасёт, работать надо. И тебе ещё отчёт дописывать. И мы ужинаем у мамы.

— Чёрт.

— И не говори. Чёрт.