Чонин унялся, хотя всё равно успел намять Чанёлю бока.

— Ну и?

— Можно мне с тобой сходить?

— Куда?

— В школу эту. Если надо, я даже заниматься буду.

— Это ты-то? — Чонин недоверчиво изогнул бровь.

— Ага. А что? Я хочу посмотреть. Ни разу же не видел тебя в роли наставника — уморительное, должно быть, зрели… Гкхм… Любопытное, то есть. Зрелище. Да.

— У тебя, — Чонин демонстративно взглянул на дисплей телефона, — есть ровно три минуты на сборы. Ждать не буду.

Подхватив сумку, Чонин перешагнул через порог комнаты и принялся неторопливо собираться. Чанёль пулей метнулся в свою комнату и вывалил из шкафа одежду. Признал брюки на себе пригодными к выходу в люди, нашарил белый свитер, отдалённо похожий на свитер Чонина, влез в него, недовольно поморщился, когда закололо спину, поскрёб там пятернёй, попрыгал сначала на левой ноге, потом на правой, пока натягивал носки, и вывалился к Чонину. Тот уже застёгивал на молнию куртку и наблюдал за его метаниями с кривой усмешкой.

Чанёль запрыгнул в кроссовки, набросил куртку, натянул на уши шапку и раскинул руки в стороны, демонстрируя готовность к выходу.

С губ Чонина слетел тихий смешок, потом он легонько ткнул Чанёля в солнечное сплетение согнутым пальцем, заставив вмиг растерять весь пафос и скукожиться.

— Пошли уже.

— Может, поедем? — предложил Чанёль.

— Зачем? Тут всего семь минут ходьбы.

— А-а-а… Так близко?

— Ну да. Я специально искал что-нибудь поближе, чтобы не тратить много времени на дорогу.

— И тебе там нравится? — не унимался Чанёль, спускаясь следом за Чонином по лестнице. Тот не любил лифт и вообще считал его лишней роскошью в пятиэтажном здании.

— Это важно? — пожал плечами Чонин. — Вполне. Мне в принципе движение нравится.

— Как танец?

— Ёлли, любой бой — это танец, а любой танец — это бой. Есть даже такое понятие как «боевая хореография».

— Наверное, в прошлой жизни я был твоим конём, — рассеянно пробормотал Чанёль и здорово озадачил этими словами Чонина.

— Почему именно конём? — после нескольких попыток врубиться в логику Чанёля, спросил Чонин с недоумением.

— Ну или эвкалиптом? — Чанёль почесал затылок и нахмурился, натужно вспоминая представителей флоры и фауны. — Чёрт, всё-таки эвкалиптом.

— О каких лошадях и эвкалиптах ты вообще?

— Никаких. Совсем. Забудь. Нам направо или налево?

— Мне — прямо, тебе — к психологу. Пока что. А вот если начнёшь ржать, хрумкать сено, цокать копытами или шелестеть листьями — к психиатру без вариантов.

========== 9. Слишком мой ==========

Картина «Чонин и дети» была настолько светлой и радостной, что Чанёль во время занятий торчал на скамье у стены и улыбался, как дурак. И немного завидовал детишкам, которым дозволялось тискать Чонина, набегать и обнимать, и валять на матах. Во время занятий детский смех не стихал ни на минуту, иногда смешиваясь с громким смехом Чонина или его низким голосом. Чонин говорил мягко и негромко, но дети всегда слушались.

— Похоже, ты нравишься не только женщинам, — подметил Чанёль и протянул Чонину полотенце, когда дети после занятий дружно выбежали из зала.

— Можно подумать, что тебя никто не любит, — фыркнул Чонин, но полотенце взял и стёр капли пота со лба и висков.

— Любят, просто по-другому. — Чанёль подтянул Чонина поближе к себе и принялся разглядывать его лицо с подчёркнутым вниманием.

— Что? — Чонин с лёгким недоумением приподнял брови, потом смущённо погладил указательным пальцем правую бровь и попытался отвернуться.

— Ищу то, что всех околдовывает, — пробормотал Чанёль, не позволив ему ускользнуть. — Поделишься секретом?

— Зачем? Ты и так идеальный, — сверкнул широкой улыбкой Чонин, тем самым уложив Чанёля на лопатки. Фигурально.

— Наглая ложь! У меня ноги кривые! — Чанёль постарался вытянуть перед собой одну из упомянутых кривых конечностей в качестве наглядного пособия. — И уши торчат. Вот, видишь?

— У тебя шикарные уши, — сквозь смех простонал Чонин и приложил Чанёля ладонью по плечу, после чего свалился на мат, смеясь в голос.

— Придушу, — мрачно пообещал Чанёль, но угроза на Чонина не подействовала — он продолжал ржать.

Домой они возвращались уже при свете фонарей и отогревали на ходу руки. Точнее, руки замёрзли у Чанёля, а перчатки он забыл захватить. Сначала он совал руки в карманы, потом тёр их друг о друга, а после его пальцы накрыли горячие ладони Чонина. Чонин сжал в левой ладони правую руку Чанёля и сунул её в левый же карман своей куртки. Кончики пальцев немедленно стало покалывать, когда из-за тепла Чонина кровь быстрее побежала по венам.

Чанёль закусил губу, ощутив лёгкое поглаживание — большим пальцем в центре его ладони Чонин как будто рисовал круг. Рисовал так, что у Чанёля колени подгибались — от тепла, от нежности, от восхитительной лёгкости и желания просто плыть по течению и наслаждаться каждым мгновением этой такой простой и одновременно такой изысканной ласки.

Потом Чонин потянул его в сторону нарядного магазинчика.

— Есть хочется, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Чанёля. — Слегка.

В магазине они разошлись в разные стороны, встретились у кассы и, смущённо отводя глаза, синхронно положили перед продавцом шоколадные батончики. Каждый по пять. И они умудрились выбрать одинаковые. На продавца это не произвело впечатления — он и не такое видал, небось, зато сами покупатели…

Чанёль с интересом покосился на Чонина, тот сосредоточенно кусал губу и что-то разглядывал у себя под ногами. Кто бы мог подумать… А Чанёль уже пришёл к выводу, что пора есть поменьше сладкого, когда несколько раз обращал внимание на количество обёрток от батончиков в мусорной корзине на кухне. А это, оказывается, не он один старался.

Они вышли на улицу и дружно зашуршали обёртками, переглянулись и двинулись дальше, перекусывая на ходу. То и дело косились друг на друга и пялились на губы, где таял шоколад.

Они молчали, просто шли и грызли батончики, но Чанёль мог поклясться, что оба в равной степени ощущали напряжение. Между ними как будто пробегали искры, и оба знали, почему.

Чанёль не выдержал всё же, поймал Чонина за левую руку и дёрнул к себе, увлекая к зазору между домами. Было темно, сыро, тесно — вдвоём почти не развернуться. Стены с двух сторон, по правую руку узкий ход убегал к дворам, по левую — пустой тротуар и дорога, где иногда проносились машины.

Они задыхались и делили пополам поцелуи со вкусом шоколада. Чанёль отогревал руки на горячей шее Чонина, а тот лишь слегка вздрагивал от новых прикосновений ледяных пальцев.

— Скажи, я сошёл с ума? — прошептал Чанёль Чонину на правое ухо и попытался кончиком языка потрогать родинку внутри ушной раковины.

— Не думаю, — выдохнул Чонин и ловко увернулся, схватился за куртку Чанёля на груди и притянул к себе, чтобы добраться до его губ. Между ними таял холод, оставляя на кончиках языков сладость шоколада.

— Мы должны сделать это, — хрипло пробормотал Чанёль, прижавшись щекой к щеке Чонина, — или я сдохну. Или убью кого-нибудь, если снова не получится. Не могу больше…

— Надеюсь, ты не предлагаешь сделать это прямо здесь и сейчас?

— Ты ведёшь себя как брезгливый и холёный породистый кот, — развеселился Чанёль.

— Иди к чёрту.

Кое-как они друг от друга отлипли и смогли продолжить путь, правда, теперь шагали не так лениво, как прежде. К общежитию они уже практически подбегали с неплохой скоростью. Чанёль дёрнул Чонина за рукав и втащил в лифт, не позволив двинуть к лестнице. Ещё чего!

Лифт остановился на втором этаже совершенно внезапно, и когда створки разъехались в стороны, две орущие друг на друга бабёнки дружно орать перестали и вытаращились на увлечённо целующихся парней в расстёгнутых куртках и немного задранных свитерах.

Чонин чуть отстранился от Чанёля, кончиками пальцев коснулся губ, послал дамам воздушный поцелуй и нажал на кнопку, вежливо сказав напоследок: