— Ты издеваешься? — спросил Чанёль слабым голосом — попытки отвести глаза от губ Чонина оказались тщетными.

— Нет. Всего лишь вывожу тебя на чистую воду вместе с твоими желаниями. Заставляю тебя терять голову. И как? Получается? — Ослепительная улыбка и горячие искорки в глубине тёмных глаз.

Чонин отступил от стола, крутанулся на пятке, проскочив между стулом и холодильником, и внезапно оказался прямо перед Чанёлем.

Шаг назад, спиной к стенке — и бежать Чанёлю уже некуда, только вперёд. А впереди — Чонин.

Их разделял всего один шаг. Пока Чонин не преодолел это расстояние и не прижал ладонь к груди Чанёля, надёжно зафиксировав его на месте и отрезав все возможные и невозможные пути отступления. Просто стоял и смотрел. А Чанёль смотрел на него и не представлял, что будет дальше и как. Догадывался, но не представлял. Воображение пасовало.

Ладонь Чонина издевательски медленно поползла вверх, легла на шею, потом — на затылок. Они соприкоснулись лбами и ощутили на губах тёплое дыхание друг друга. Чанёль сглотнул, потому что вдруг осознал, что прежде переоценивал разницу в их росте. Чонину не требовалось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Помнишь, я сказал, что это глупо? — пробормотал Чонин, спрятав всё, что отражалось в его взоре, за полуопущенными веками и едва заметно подрагивающими полукружиями ресниц. — Я всё ещё так думаю. И по-прежнему разваливаюсь на части. Вряд ли я тяну на предел твоих мечтаний, но всё так же сильно…

— Что? — Чанёль не выдержал томительной паузы длиной в вечность, даже если она не затянулась дольше двух секунд.

— …хочу тебя, Ёлли, — договорил с непоколебимой уверенностью Чонин и снова прямо посмотрел на Чанёля.

— Но ты же говорил, что ты…

— Ты помнишь то, что я говорил? — Чонин тонко улыбнулся. — Мне это нравится. А ещё ты ревновал не так давно. И это мне понравилось ещё больше.

Он решительно надавил ладонью на затылок Чанёля.

— Я не…

— Ты думаешь о поцелуе. Прямо сейчас, — перебил его Чонин и облизнулся. Даже если Чанёль изо всех сил старался не думать ни о каких поцелуях, теперь это было невозможно. Хотя он пытался оклематься, но напрасно. Чонин просто не дал ему возможности ускользнуть и спастись. Сильная рука на затылке напомнила о себе, а потом Чанёль сам так же исступлённо ловил полные губы своими.

Чанёль не знал, что чувствовал Чонин, зато он сам стоял на непослушных ногах и паршиво ориентировался в пространстве. Ему всё время казалось, что он вот-вот потеряет равновесие и упадёт, поэтому он отчаянно хватался руками за Чонина. В ушах шумело и гулко стучало. Всё быстрее и быстрее. И далеко не сразу в этом бешеном стуке Чанёль опознал собственный пульс.

Чанёль не помнил, откуда брались те выступы и стены, о которые он ударялся то плечами, то спиной. И он не понял, откуда взялась кровать, на которую он рухнул. Чонин упал на него сверху, опалив жаром гибкого тела, знакомо толкнул ладонью в грудь, заставив распластаться на матрасе, и ожёг поцелуем шею. При мысли, что там останется след, Чанёль рванулся вверх, а через миг вжимал в матрас Чонина и сам помечал смуглую шею губами — устоять не смог. Целовал и притирался бёдрами к бёдрам Чонина. Ткань брюк казалась ужасающе грубой, мешала, но если бы не она, Чанёль, скорее всего, опозорился бы, потому что у Чонина отлично всё получалось.

Получалось делать так, чтобы Чанёль терял голову. И он в самом деле терял голову от осознания, что держит в своих руках настоящего Чонина, реального, не плод воображения. Терял голову, когда понимал, что лежит вместе с Чонином на одной на двоих простыне, касается губами горячей шеи, чувствует чужой пульс, когда проводит языком по бронзовой коже. И он терял голову, потому что никто не собирался его отталкивать. А ещё он был возбуждён так сильно, что это навевало воспоминания о школьно-студенческих временах. И Чанёль не помнил, когда хоть кто-то другой производил на него такое же сильное впечатление.

С глухим стоном он припал к губам Чонина, жадно сдавил бока руками и обрушился на него всей тяжестью собственного тела. Тот молча отвечал на поцелуй, просовывая руку между ними. Чанёль задохнулся, ощутив проворные пальцы, проскользнувшие за пояс его брюк и под резинку трусов.

— Ты!.. м-м-н… — Чанёль зажмурился, потому что теперь головка его члена упиралась в основание ладони Чонина, а быстрые пальцы с дразнящей лаской касались напряжённого ствола и подбирались к яичкам.

— Ещё один такой стон… — прошептал Чонин ему на ухо и на миг прихватил мочку зубами, отпустил и продолжил: — Ещё один — и я точно развалюсь на части. От бурного оргазма.

— А ты не распускай руки, — попросил Чанёль с отчётливыми умоляющими нотками. И сам поразился тому, как прозвучал его голос: хрупко и ломко, несдержанно, предельно низко и почти на грани пугающего шёпота, как в фильме ужасов. Только вместо того, чтобы пугать, этот голос возбуждал. Самого Чанёля — в том числе.

— Где твоя выдержка? — со смешком поинтересовался Чонин, дёрнулся под ним, чтобы прижаться бёдрами плотнее. Чанёль помотал головой, немного приподнялся, опираясь на локти, — не лежать же всё время на Чонине, придавливая его собой. Смотрел сверху вниз на лицо, в котором неведомый творец твёрдой рукой проводил каждую линию, создавая что-то своё, особенное, выходящее за рамки обычности. В соблазнительно блестящих и устремлённых на него глазах он видел неприкрытое желание и обжигающую страсть. И видел сильную волю, что удерживала всё это под контролем. Пока что.

Невольно он подумал вслух:

— А что надо сделать мне, чтобы голову потерял ты?

— Я потерял её окончательно в твой день рождения, — хмыкнул Чонин и пробежался кончиками пальцев от ключицы до подбородка, обвёл губы, тронул переносицу и нарисовал воображаемую линию вдоль носа Чанёля, напоследок легонько нажал указательным пальцем на кончик носа и улыбнулся, словно ребёнок, на чьи проделки взрослые закрыли глаза. — Я хочу тебя, Ёлли. Только себе. Совсем. Наверное, надо было предупредить тебя заранее…

— О чём? — Чанёль «поплыл», потому что Чонин вновь полез рукой к нему в брюки. Смысл слов при таком раскладе терялся и ускользал.

— Я жуткий собственник, — выдохнул ему в губы Чонин, — и ненавижу делиться. А ещё ужасно привязчивый. От меня трудно отделаться.

Прямо сейчас Чанёль совершенно не собирался отделываться от Чонина, к тому же, довольно проблематично отделаться от человека, который сжимает пальцами ваш возбуждённый член и точно знает, как надо прикасаться, чтобы превратить обычное удовольствие в сводящий с ума шквал из голых страстей.

С низким рычанием Чанёль яростно дёрнул светлую футболку. Прозвучал подозрительный треск, но никто не обратил на это внимания. Чанёль содрал чёртову футболку с Чонина и потянул за шнурок на поясе, ослабив его. Приподнялся, повозился немного, устроившись на коленях, и пальцами сжал мягкую ткань свободных брюк. Чонин наблюдал за каждым его действием с удивительным спокойствием на лице, но в его глазах по-прежнему горел огонь.

Чанёль старался не смотреть Чонину в глаза. Он медленно снимал брюки и завороженно пялился на каждый новый сантиметр смуглой кожи, открывающийся ему. И облизнул сухие губы, когда убедился, что нижнее бельё Чонин не потрудился надеть. Зажмурившись, он наклонился и тронул губами заметную под гладкой кожей синюю жилку, что проходила как раз поверх костного выступа над правым бедром. Чонин шумно выдохнул. Мышцы бёдер и живота ощутимо напряглись под руками Чанёля. Он прижался опять губами к смуглой коже над бедром и улыбнулся, потом пометил поцелуем низ живота, снова бедро, ещё — немного ниже, и ещё, и опять, добрался до правого колена, смял пальцами складки ткани и избавил Чонина от одежды. Совсем. На гибком теле не осталось ни единого клочка ткани. И Чанёль, усевшись на пятки, мог вволю любоваться Чонином, видеть его полностью и в деталях.

Чонин вытянул руки над головой и потянулся, выгнувшись всем телом, потом подложил руки под голову и приподнял левый уголок рта в немного надменной усмешке. Он знал, насколько хорош, и явно не собирался ломать комедию, изображая ложную скромность и невинность.