И год второй к концу склоняется, Но так же реют знамена, И так же буйно издевается Над нашей мудростью война. Вслед за ее крылатым гением, Всегда играющим вничью, С победой, музыкой и пением Войдут войска в столицу. Чью? И сосчитают ли потопленных Во время трудных переправ, Забытых на полях потоптанных, Но громких в летописи слав? Иль зори будущие, ясные Увидят мир таким, как встарь, — Огромные гвоздики красные И на гвоздиках спит дикарь; Чудовищ слышны ревы лирные, Вдруг хлещут бешено дожди, И все затягивают жирные Светло-зеленые хвощи. Не все ль равно, пусть время катится, Мы поняли тебя, земля, Ты только хмурая привратница У входа в Божие поля. От дальних селений, Сквозь лес и овраги, На праздник мучений Собрались бродяги. Палач приготовил Свой молот зловещий, И запаха крови Возжаждали клещи. И пел конквистадор, Привязан у пальмы: «До области ада Изведали даль мы. «Вот странные оды, Где смертный не плавал, Где, Рыцарь Невзгоды, Скитается Дьявол. «А дальше не будет Ни моря, ни неба, Там служат Иуде Постыдные требы. «Но пелись баллады В вечерних тавернах, Что ждет Эльдорадо Отважных и верных. «Под звуки органа Твердили аббаты, Что за морем страны Так дивно богаты. «И в сонных глубинах Мы видели город, Где алых рубинов Возносятся горы». А пламя клубилось И ждал конквистадор, Чтоб в смерти открылось Ему Эльдорадо. Надпись на «Колчане» М. Л. Лозинскому От «Романтических цветов» И до «Колчана» я все тот же, Как Рим от хижин до шатров, До белых портиков и лоджий. Но верь, изобличитель мой В измене вечному, что грянет Заветный час и Рим иной, Рим звонов и лучей настанет. Всадник ехал по дороге, Было поздно, выли псы, Волчье солнце — месяц строгий Лил сиянье на овсы. И внезапно за деревней Белый камень возле пня Испугал усмешкой древней Задремавшего коня. Тот метнулся. темным бредом Вдруг ворвался в душу сам Древний ужас, тот, что ведом В мире только лошадям. Дальний гул землетрясений, Пестрых тимуров хищный вой И победы привидений Над живыми в час ночной. Очи, круглы и кровавы, Ноздри, пеною полны, Конь, как буря, топчет травы, Разрывает грудью льны. Он то стелется по шири, То слетает с диких круч, И не знает, где он — в мире, Или в небе между туч. Утро. Камень у дороги Робко спрятал свой оскал, Волчье солнце — месяц строгий Освещать его устал. На селе собаки выли, Люди хмуро в церковь шли, Конь один пришел весь в мыле, Господина не нашли. Перед ночью северной, короткой, И за нею зори — словно кровь, Подошла неслышною походкой, Посмотрела на меня любовь; Отравила взглядом и дыханьем, Слаще роз дыханьем, и ушла В белый май с его очарованьем, В невские, слепые зеркала. У кого я попрошу совета, Как до легкой осени дожить, Чтобы это огненное лето Не могло меня испепелить. Как теперь молиться буду Богу, Плача, замирая и горя, Если я забыл свою дорогу К каменным стенам монастыря. Если взоры девушки любимой Слаще взора ангела высот, Краше горнего Ерусалима Летний Сад и зелень сонных вод. День за днем пылает надо мною, Их терпеть не станет скоро сил. Правда, тот, кто полюбил весною, Больно тот и горько полюбил. Ты говорил слова пустые, А девушка и расцвела: Вот чешет косы золотые, По-праздничному весела. Теперь ко всем церковным требам Молиться ходит о твоем, Ты стал ей солнцем, стал ей небом, Ты стал ей ласковым дождем. Глаза темнеют, чуя грозы, Неровен вздох ее и част. Она пока приносит розы, А захоти, и жизнь отдаст. Здравствуй, море! Ты из тех морей, По которым плавали галеры, В шелковых кафтанах кавалеры Покоряли варварских царей. Только странно, я люблю скорей Те моря суровые без меры, Где акулы, спруты и химеры — Ужас чернокожих рыбарей. Те моря… я слушаю их звоны, Ясно вижу их покров червленый В душной комнате, в тиши ночной В час, когда я — как стрела у лука, А душа — один восторг и мука Перед страшной женской красотой. |
