Савор снял с вешалки толстый клетчатый шерстяной плащ. Завернувшись, поклонился по нгатайскому обычаю. В высшей степени учтиво, но от пристального, злого взгляда Ханноку стало совсем худо. И вышел в ночь.
Савора не было долго. Затихший было зверолюд вновь стал жаловаться на голод. Братьям удалось увлечь кузена в угол еще одной копченостью, где тот и скрючился, вгрызаясь. Младший зачарованно бился об заклад сколько еще понадобиться пищи, старший хозяйственно подсчитывал убытки. Впрочем, вскоре им стало не до того - Кёль-Ханнок все сильней дрожал, все злее огрызался на вопросы и все больше жаловался на слышный одному ему шум. И младший мог поклясться, что жуткая, шевелящаяся опухоль за это время успела еще подрасти. Как и зачатки рогов с клыками. Да и сидеть родич все чаще предпочитал как-то боком. Или же это было лишь накапливающееся напряжение?
- Да где он там уже? - прохрипел в сто двадцатый раз Ханнок, которому членораздельная речь давалась все трудней. Близилось утро, а от контрабандиста не было весточки. Едой не осилившего подъем по социальной лестнице изгоя ублажать уже не получалось, он скалился и шипел. Держащие копья руки также отчаянно затекли. Наконец, Савор вернулся, отряс иней с плаща и кинул сверток едва не упустившему его недозверолюду.
- На, оденься нормально. Не мешало бы тебя еще и помыть, жаль не получится. Стражник у Майтаннайских ворот уговорен. У них тебя ждет повозка. Там переждешь свое озверение, раз дури хватило доверится Укулю. И не возвращайся, теперь ты здесь никто.
Ханнок встал, пошел и на третьем же шаге споткнулся, заявив по-детски удивленно:
- Больно!
- Привыкай, - посоветовал Савор, - дальше будет хуже.
- Отец, может не стоит, он того и гляди сорвется! - обеспокоился старший.
- Этот протянет долго. Хоть в чем-то он должен быть на брата похож.
И вот так они с Савором и шли, сгорбившись от порывов ледяного ветра. Кёль-Ханнок все медленнее и спотыкаясь, родич - с уверенностью более влиятельного чем власть беззаконника. Когда впереди выросла громада неурочно открытых ворот на Майтанне, Ханнок почти поверил в свою упорхнувшую было удачу, настолько, что не заметил, как его спутник специально ускорил шаг.
Напоследок он обернулся, ища взглядом Клык Ламана. И тогда ему в основание шеи вонзилась стрелка из духовой трубки. Выдернув ее и ошалело потаращившись с пару секунд, Кёль-Ханнок всхлипнул, рванул шатающимся бегом прочь, но споткнулся и впечатался носом в мостовую. Подняться сил не было.
- Ну привет, Кёль, давно не виделись.
- Аш-ш-ш...
- Да, я. Мне нужно было забрать кое-что у тебя.
Братские сапоги прошли мимо бессильно оскалившейся морды и Ашваран поднял упавший бронзовый меч, которым могли владеть только полноправные граждане. Кёль завыл и заскребся, но добился лишь того, что в поле зрения появился длинноволосый стрелок, с предусмотрительно вскинутой духовой трубкой.
Ашваран, не последний человек в клане Кенна, подошел к Савору, приветственно приобнял за плечи. Затем передал запечатанный конверт вознице.
- Гони не останавливаясь. Помнишь, надеюсь - если убежит и сожрет кого по дороге - мы ничего не знаем. Но если птичка свистнет, что к этому ты руку приложил - найдем и скормим самого.
А затем подошел к затаскиваемому в клетку брату:
- Прощай, Кёль. А это тебе на память от Кенна.
Последнее что увидел Ольта Кёль был кулак, летящий ему в нос.
1
Попавшая в паутину ночная муха отчаянно билась в ловушке малого шелковичника, жужжа и трепыхаясь всеми четырьмя лапками. Крысопаук медленно, осторожно, зловещими рывками подбирался к добыче чтобы упеленать в кокон и уволочь в норку про запас. Но на сей раз его ждало разочарование: углядевшая хищника муха утроила усилия, выдрала последнюю лапку и с триумфальным писком свалилась прямо на нос тер-зверолюду, уже как день лежащему на полу без движения, а значит, ставшему деталью пейзажа.
Он очнулся от того, что на лицо свалилось что-то крупное, членистоногое и верещащее. Такого надломленная психика вынести никак не могла, он смахнул незадачливое создание с почему-то чересчур крупного носа и размазал в слизистый блин о мощеный плитняком и присыпанный соломой пол.
Выдранный из ленивого, тянущегося уже вечность кошмара Ханнок Шор приподнял голову и осоловело огляделся. Помещение одновременно было чужим и отменно знакомым - то ли комната, то ли загон, половина которого выстроена из камня и с крепкой дощатой крышей, а другая собрана из толстенного бруса в виде решетки, с решетчатой же заслонкой вместо кровли. Доски и брус несли на себе глубокие борозды от когтей. В углу сидел крысопаук и злобно сверлил его взглядом.
Сарагарец помотал головой, пытаясь вытрясти мигрень и вернуть на ее место память. Вначале получалось неважно - вспоминались лишь отсыревшие по весне стены и мостовые родного города. Да еще видимые отовсюду, подсвеченные магическим светом руины Клыка Ламана - легендарной башни Янтарной Эпохи, гордости сограждан. Бывших сограждан.
Чем больше вспоминалось, тем ясней была ошибочность затеи. Уже хотелось вернуться назад, в блаженное забытье и подданство инстинктам. Мешала боль в спине. И в копчике. И руках. Не этих, а других... Которые на спине. Которые крылья.
Ханнок зажмурился и принялся скороговоркой молить Кау, Ом-Ютеля, да кого угодно, чтобы они избавили его от накатывающей жути. Сейчас он был даже готов на демонов и Сораково пекло.
Ни отозвались ни демоны, ни новые боги, ни старые. Возможно потому, что вместо слов получались хрип и рычание. И Ханнок вспомнил в каких обстоятельствах, кем и почему здесь очутился. Было тяжко, но спустя долгое время он нашел в себе силы попытаться пожить еще денек и узнать, что уготовила судьба.
В первую очередь понять где это самое здесь. То, что это зверильня было понятно стразу. Вопрос - какая? Если родная-государственная, то развитие событий ему известно и оптимизма не внушает.
А вот если зверильня заграничная или, Кау убереги, еще и частная, варианты возможны самые разные. От того, что Ашваран с Савором не стали мстить напоследок и ему тут будет лучше - долечат и выпустят в свет с верительными. Но дальше чего? И уже тем более не хочется думать об экспериментаторах из зверолекарей-частников, ищущих лекарства... и отнюдь не только от озверения. Для таких объявившийся вне привычного южного ареала тер-демон - просто находка.
И наконец, самое главное - Ханнок попытался оценить, насколько болезнь изуродовала его. Первыми оглядел руки, уже по ним видно, что к прежней жизни возврата нет - четырехпалые, с мощными невтяжными черными когтями, серой кожей. Далее аккуратно ощупал голову - холодная мочка носа, торчащие из-под верхней губы клыки, острый кончик уха, теплая шершавость рога... да, типичная тер-зверолюдская башка... его башка.
Все самообладание испарилось разом, как вылитый в сотенный погребальный костер кувшин крепкой поминальной водки. Ханнок запаниковал, вскочил и попытался подбежать к стоявшей в углу бочке с водой, дабы увидеть все, что о себе узнал. Но споткнулся на первом же шаге, хряснувшись подбородком об пол и едва не оттяпав кончик длинного алого языка. Ноги двигались неправильно. Ступни по-звериному вытянулись, зато обзавелись раздвоенными копытами - массивными, черными и сапожисто блестящими. Урожденные и ветеранистые тер-зверолюди бегали быстро и ловко, охваченного жутью новичка хватило лишь на то, чтобы, тихо подвывая от ужаса, придавленной змеей поползти вперед, подметая солому длинным, бестолково ерзающим хвостом с зловещим костяным клинком на кончике. Да еще крыльями - здоровенными, кожистыми, мощными, с глянцевито отсвечивающими в лунном свете перепонками и торчащим на сгибе когтями.
