Ханнока оттеснили в угол лавки. Один из младших закрыл обитую тканью дверь, проскрипев тугим засовом.
- Нет, вы только поглядите, кто к нам пожаловал, - нараспев, перекатывая слова во рту словно карамельки, сказал Савор, - Сам Ольта Кёль, восходящая звезда Дома Туллия, надежа Укуля, храбрый герой, почти святой. Чего изволите от нашей лавочки в неурочный час? Вин из Майтанне? Бумаги из Тсаана? Терканайских шелков?
- Савор, ты же знаешь, зачем я пришел! - речь у Кёль-Ханнока уже была рычащей, трудно различимой, но отчаянная мольба слышалась легко.
- Здесь я решаю, что знаю, а что нет, - отрезал Савор, разом став из сладкого негоцианта опасным головорезом, - что-то голосок твой нехорош, скидывай капюшон!
Кёль, помедлив, подчинился, показав то ли лицо, то ли уже морду с торчащими клыками и лихорадочно блестящими оранжевыми глазами. Некогда идеально выбритая макушка уже успела обрасти щетиной. На лбу, над висками, алели бугры зачатков. Савор, выругавшись, снова наставил отведенное было копье.
- Нгаре, мать наша! Ханнок, идиот, какого ты ждал так долго?!
- Зелье. Я купил зелье! Когда шерсть так и не полезла, я решил, что подействовало...
- Вот же идиот, - повторил, как плюнул, Савор, но сквозь презрение пробилась толика сочувствия. О том, что озверение не лечится, знали все, но отчаявшиеся хватались за любую соломинку. Некоторые алхимики охотно таковые предоставляли, тем более что больные все равно быстро теряли разум и претензий не предъявляли. Правда, учитывая слухи, последний просчитался. В демонов зверели медленнее.
- Ладно. Кровь на лезвии, - Савор бросил мимолетный взгляд на изогнутый ханноков меч, в знак мирных намерений брошенный на пол, - стражничья?
- Нет, хвала Кау! Сброд с пристаней.
- За тобой идут?
- Нет... оторвался.
- Хорошо. Быстро ж ты вспомнил прежних богов, Ханнок.
- Жрецы новых назовут меня демоном. Старых вполне устроит прихожанин-оборотень, лишь бы платил, - прохрипел озверевающий. Попытка пошутить была смазана скулежом от очередного приступа боли, - Савор... Помоги мне!
- Вот как, вдруг понадобилась наша помощь, - Савор зашел на второй круг, улыбаясь ярко, как золотая обманка, - Неужели славный Дом Туллия хуже заботится о собственных заболевших воинах, чем какие-то Кенна с Заречья? Чем же они тебя обидели, пообещали не ту лечебницу? Тесную клетку? Боишься, что от пайков живот прихватит?
Кёль-Ханнок слышимо сглотнул.
- Не надо...
- Что именно не надо? Мне просто интересно, как там у вас в Верхнем городе дела делаются.
- Ради Кау, Савор! Ты же знаешь, они вообще вышвырнули меня прочь!
- Ого, - вскинул брови нгатай, - Кто бы мог предугадать? И какие только кланы, ох прости, Дома, так поступают, а? Только подумать, кто же вообще согласен на присягу таким? Интересные наверно люди, да, Ханнок? Или все же Кёль?
Изгой дернулся, но смолчал.
- Так это что же получается, ты у нас совсем нелегальный, да? Ай-ай, как же поспешно с их стороны. Теперь даже на княжью милость, уж какая есть, рассчитывать нельзя. Страшно представить, тебя же могут прирезать сгоряча, и ничего дурного забойщику не прилетит. Даже наоборот. Какие-нибудь зареченцы например. Дикий же народ.
Ханнок долго молчал, затем сдавленно повторил:
- Я не хочу в Ксадье.
Старик вновь ухмыльнулся, на этот раз криво, не по-торгашески. Слегка повысив голос, так что сыновья за спиной разом подобрались, сказал:
- Смотри же, кровь моя, как бывает. Его мать сбежала из Верхнего города, лишь бы подальше от тамошнего безумия. Его отец всю жизнь был в Кенна. Стоило же укульскому деду поманить его радостями жизни у подножья Клыка, как парень мигом свинтил туда. А менее чем через год уже обрил голову, напялил белоснежную тогу и даже акцент сменил. А потом - бац, засада - рога из башки полезли. Как неудобно, рога, да в священных залах Ом-Ютеля. И тот же самый укульский дедушка сказал, что и доча-то была незаконорожденной, а, следовательно, и права у нгатая по имени Ханнок на членство в Доме нет. Ошиблись они, с кем не бывает. И вот теперь рогатому придурку ничего не остается, как стучаться в те двери, которые он с такой помпой за собой захлопнул. Вот так и бывает со всеми, кто ложится под Орден.
- Все сложнее было, - прохрипел рогатый, - но т-ты прав. Я зря у-ушел из Кеннау-у-у... - изгой так и сел на пол, схватился за голову и завыл.
- Тьмать и мракотец, приятно, но заткнись. Ты хоть понимаешь, что с тех пор как Туллия и присные возмечтали побороть озверение покаянием, мне намного тяжелее работать? Особенно после того, как в Верхнем объявился один излишне ретивый полукровка из бывших Кенна. Моя последняя пересылка озверелого в Майтанне из-за тебя едва не сорвалась. Меньше трепать языком надо о прошлом, Ханнок, а не то, когда он станет длинным как у демона, идти некуда будет. И вообще, ты - сплошной убыток.
- Я исправлю, - встрепенулся Кёль, достал из-за пазухи сверток, но выронил, руку свело судорогой.
На пол упала россыпь серебра и, самое ценное, плотно увязанных медных слитков.
- Ого, есть еще деньжата у Домовых из Верхнего города. Хорошо. Но да будет это груз на твою душу, не мою. И не думай, что это ради твоей шкуры - я просто хочу утереть нос бритым мерзавцам. Племянничек, дери тебя Укульский Ом-Хрен.
- Да, да! Но знаешь... когда я прикончил тех у набережной... я едва удержался. Мне вечно хочется есть, - Ханнок плотоядно облизнулся.
Савор рывком подался вперед, всмотрелся в жуткую полуморду, помянул искаженных дурней, отшагнул к стене. Сдернул копьем с крюка копченый окорок и бросил в угол. Ханнок тут же растерял остатки цивилизованности, набросившись на мясо словно дикий зверь. Трещавшие по швам обноски на горбу лопнули и разошлись, обнажив опухоль во всю спину, пятнистую, алого и синюшного цветов. Временами под кожей что-то шевелилось и тогда начинающий зверолюд стонал особенно душераздирающе, но от разгрызания хрящей и косточек не отрывался.
Младший из сыновей сбледнул и склонился над пустым горшком, да и старший выглядел не сильно лучше. Савор закатил глаза, пробормотал нелестное про молодежь, и, уже в полный голос, сказал:
- Что, сосунки, никогда тер-зверолюдей в предпоследней стадии не видели? А они вот такие вот милашки. Расслабьтесь, этот, когда нажрется, смирный будет. Расслабиться - не значит, что его не нужно будет нанизать на копье, если начнет чудить. А ты, Кёль-Ханнок, если их хоть когтем тронешь, клянусь - дохнуть будешь медленно.
Ханнок подавился и закашлялся. Дядя умел быть убедительным.
- А теперь, господа хорошие, мне пора вас покинуть, поболтать с нужными людьми, подготовить инвентарь, чтобы у нашего родственничка не возникло проблем у ворот.
