— Кто это? — зашептала она ему на ухо.

— Они… приехали за тобой. — Шону трудно было говорить, а ещё труднее сохранять спокойствие. — Так полагается. Отвезут в дом, где всё будет — еда, постель. Там тепло… и другие дети там живут.

— Я не хочу никуда уезжать. Хочу с тобой.

— Ничего не поделаешь, Куу, таков закон. Мне нельзя оставить тебя здесь.

— Но, Шон, пожалуйста!..

— Посиди пока, я соберу бумаги. — Встречаться с ней глазами, видеть её горестную растерянность, чувствовать её руку казалось почти невыносимо. Усадить её назад за стол пришлось едва не силой.

«Я даже не предупредил её, что это случится…» Шон чувствовал себя подлецом.

За гардаями вошёл стильный штатский в лёгком осеннем пальто, с непокрытой головой — рыжеватые волосы, цепкие голубые глаза, широкое простецкое лицо ирландца, только не здешнего, а из восточных провинций. Едва он заговорил, акцент выдал в нём янки.

— Куу — значит Луна?.. Имя не здешнее, верно, малышка?

Она смотрела на янки исподлобья, враждебно и недоверчиво.

— А чьё, сэр? — полуобернулся Шон.

— Финское. Это вы обнаружили её, сержант… Мэлони?

— Да.

— И женщину перед тем — тоже вы?

— Помните наши обычаи? — сбил его с линии допроса Шон, вкладывая бумаги в большой конверт.

— А… то есть? — Янки смутился на миг, словно наткнулся на незримую преграду.

— У каждого ирландца есть право задать один вопрос. Я им воспользуюсь.

Американец добродушно улыбнулся:

— Извольте.

— Что вы тут делаете и зачем?

— Сержант, — поспешил вмешаться старший офицер, — это учёный-антрополог. Его интересуют шельта. С разрешения шефа округа он сопровождает нас в научных целях.

— Что вы собрались делать с девочкой? — даже не взглянув на старшего, продолжал Шон, уставившись в глаза американцу.

— Это уже второй вопрос.

— Вы и на первый не ответили.

— Старший офицер, — как бы забыв про Шона, попросил янки, — давайте займёмся делом.

— …И даже не назвались. Сотрудников из Голуэя я знаю, вас — нет. Ваша фамилия? Имя? Должность?

— Он лазутчик, — неожиданно вымолвила Куу.

Обычаи предков янки подзабыл, но язык — и не один — выучил вполне прилично, практиковался в нём. Так требовала его специальная работа.

«Бинго! — От восторга он чуть не прищёлкнул пальцами. — Это — ясновидение, она — ши! Или полукровка, не суть важно. Первый живой образчик для нашей лаборатории!»

— …он хочет посадить меня в клетку, чтобы мучить.

В следующую секунду на левую скулу янки обрушился удар силой около двух тысяч фунтов. Боковой правый в голову сержанту Мэлони всегда удавался. Американец улетел в нокаут, по пути сшибив одного из гардаев. Противников осталось четверо — шофёра, что снаружи, Шон не считал.

Они были ребята крепкие и драться тоже умели. Сложно сказать, как бы сложилась схватка для сержанта, если бы в участке не раздался звонкий голосок.

Куу изо всех сил запела:

Шону словно мешок с камнями лёг на плечи. Кулаки разжались, перед глазами помутилось. Он увидел, как готовые к драке гардаи и старший офицер оседают, опускаются на пол, сражённые песней ши. Сам он, как ни странно, удержался на ногах, только пошатывался. Куу тянула его за собой:

— Уйдём. Пожалуйста, уйдём отсюда, тут плохо!

— Погоди… они… долго пролежат?

— Не знаю! Мало! Шон, нам надо уходить!..

— Обувайся. Надень шаль. Я должен взять кое-что.

Вообще сотрудникам Гарды оружие не полагается. Но после множества терактов на севере начальство разрешило скрытно носить пистолет на ночных дежурствах — в зависимости от оперативной обстановки. Ватными, непослушными руками Шон отпер оружейный шкафчик, достал пистолет и стал набивать патроны в карманы кителя. Загнал снаряженный магазин в рукоятку, дослал патрон в патронник. Поискав по сторонам глазами, сгрёб полугинею в бумажке, деньги из ящика стола — в бегах пригодятся.

— Скорее. Они вот-вот очнутся, а мне петь тяжело, — просила Куу, вновь ставшая опасно бледной.

— Пусть очнутся в клетке.

Сила возвращалась к рукам, ногам, ко всему телу. Напрягаясь, он по одному перетащил слабо шевелящихся гардаев и американца в обнесённую решёткой камеру. Запер их и лишь потом сообразил, что ушибленных пением стоило бы обшарить по карманам. Но времени уже не было — чары таяли. Очнувшиеся взаперти пытались приподниматься на руках, тупо моргали и ворочали головами. Всё, что Шон сделал напоследок, — оборвал провода телефона и разбил сам аппарат. Пусть теперь свяжутся с Голуэем — голубиной почтой.

Снаружи шофёр выглянул, открыв дверцу фургончика:

— Привет! Скоро там?

— Один момент. Куплю девочке леденец в дорогу. Пусть сама выберет.

Благо, миссис О’Хара уже открыла свою лавку, и ломиться в дверь не пришлось. Увидев бледную Куу, волокущего ноги сержанта и сопоставив зрелище с полицейским фургоном на другой стороне улицы, старая Ройзин поняла всё или почти всё.

— Сынок, ты с ума сошёл.

— Песен наслушался. Мэм, у нас минута-две, потом уезжаем. Есть идеи — куда нам бежать?

— Да что стряслось-то?!

— Беда. С полицией приехал янки, все голуэйские гардаи — его холуи. Похоже, как-то распознали, кто она такая. Её не в приют собрались увезти, а в темницу. Не знаю, что они сделали с матерью, но Куу ждёт что-то похуже.

— Вот твари!.. Гони к Трём Столпам, сынок. Вам только в холм. Он её дом, в нём она хоть сколько-то продержится. Куу, сможешь его открыть?

— Я попытаюсь…

На улице ударил выстрел, в стекле витрины появилась дырка с длинными лучами трещин. Крикнув девчонке и старухе: «На пол!» — Шон укрылся за стеной между окном и дверью, изготовившись открыть ответный огонь. Во что бы то ни стало надо пробиться к своей машине.

Ясно дело, у каждого на связке был и ключ от камер, они одинаковые. Но оружие!..

«Что же они, шли как на захват боевиков?.. На девчонку, которая мне ниже подмышки?»

— Сынок, прикройся мной, — предложила Ройзин с пола. — Будто взял в заложники. В старую женщину они стрелять не станут. Какая ни есть голуэйская сволота, но всё ж ирландцы.

— Но… Мэм, что потом люди скажут?

— Людям я объясню, поймут. Ну же, сержант, будь мужчиной!.. Я столько мужиков поколотила и облаяла, а иногда хочется побыть слабой и беззащитной!

— Идёт. Куу, держись сзади, за мной.

Что касается ирландцев, миссис О’Хара угадала в точку. Перепуганная, растрёпанная седая бабка, которую обхватил сзади за шею вооружённый верзила-гардай, — не мишень. Но через приоткрытую дверь участка Шону кричали:

— Сержант Мэлони, бросьте оружие! Сдавайтесь! Мы вызываем подкрепление!

— Вызывайте! Телефон на тумбочке!

Затолкав «заложницу» в машину — Куу забралась сама, — Шон понял ещё одну свою ошибку. Надо было заглянуть в фургон. У мобильной группы, тем более с «учёным»-янки, может быть уоки-токи, тогда вопрос о подкреплении решится быстро. Но не быстрее, чем доехать к Трём Столпам. Пока команда соберётся, сядет по фургонам и помчит в Бале-Конылу, он с Куу давно будет у подножия камней. Или уже в холме.

Гнал сержант так, как только позволяли мотор и дорога. Там, где свернул на грунт, высадил Ройзин.

— Пусть вам удастся, — поспешно и пылко целовала она Куу на прощание. — Шон, сыночек, она вся холодная… Ступайте прямо к камням, Луна знает вход. А мы даже куска еды не захватили, как это я упустила, ах, дура старая… На крайний случай — слышишь, Шон? — для поддержки можешь ей дать глоточек…

— Фляжку забыл.

— Из нас вышла бы славная пара. Куу, держись за него. Шон, береги её. Я назад пойду, попробую сбить их со следа. Войдёте в Светлые Покои — сидите тихо. Чуть суматоха кончится — поесть вам принесу… В добрый час!

По дороге к холму ши он то и дело трогал руку девочки. Увы, теплей она не становилась. Кожа Куу обретала тот же зловещий восковой цвет, который был на лице её матери. Под бледным обликом Куу чудилась полая пустота. И голос звучал всё слабее, как-то издалека: