Но взрыв все-таки случился.

В тот день на планету отправились Джефф и Инес, а Ганс остался возиться с образцами. Эта троица уже спускалась вниз поодиночке и по двое, в то время как я неизменно оставался на корабле, имея настроение типа «чего я на этой планете не видал?». И не удивляйтесь. Черная краска, широко разлившись по психике, напрочь убивает всякое любопытство, это я вам говорю. Да и нечего было мне, бортинженеру, делать на планете, а при одной только мысли о том, чтобы попросить Инес включить меня в следующую вылазку, я содрогался от отвращения. Кто угодно, только не я. Кого угодно, только не ее.

Ганс работал молча, я тоже. Прошло несколько часов. Иногда кто-нибудь из нас выходил чуток подкрепиться, попить соку или в сортир, и опять-таки молча. О чем нам было разговаривать? Мы ненавидели друг друга. Потроха регенератора воздуха, в которых я копался, надеясь обнаружить утечку, казались мне куда симпатичнее физиономии Ганса.

Так продолжалось до тех пор, пока я не прищемил палец в упомянутых потрохах и не чертыхнулся.

— Помолчи, — раздраженно буркнул Ганс, не прекращая разглядывать в микроскоп каких-то козявок.

Мне бы последовать его совету, но в ту секунду боль оказалась сильнее разума.

— Сам заткнись! — рявкнул я во всю силу легких, ненадолго перестав дуть на палец.

Ганс медленно оторвался от микроскопа и продемонстрировал мне свои оловянные глаза на совершенно неподвижном лице. У него был вид хладнокровного убийцы.

— Я давно хотел тебе сказать, что ты грязная русская свинья, — произнес он. — Но я не знал, что ты еще и маменькин сынок. Пальчик у него заболел! Пф!

— Швабская морда, — не остался я в долгу. — Колбасник. Влюбленный козел.

Он поднялся со стула, а я с корточек. Мы медленно двинулись навстречу друг другу. Молча. Все уже было сказано, и неясным между нами оставалось лишь одно: кто ударит первым.

В это время пискнул сигнал, вслед за чем корабельный мозг сообщил бодрым голосом: десантная шлюпка состыковалась с «Бренданом». Раньше срока.

— В другой раз, — буркнул Ганс.

— Струсил? — подначил я.

Время у нас было. Пока Инес и Джефф пройдут шлюзование, стерилизацию скафандров и прочие предусмотренные регламентом процедуры, Ганс успеет десять раз послать меня в нокаут — если я буду стоять на месте. Этот тевтон был крупнее меня и кулак имел соответствующий. В свою очередь я надеялся на свои навыки в айкидо, а ведь чем больше шкаф, тем громче падает.

— В другой раз, — повторил Ганс и перестал интересоваться мною. Зато одарил напоследок таким взглядом, что я решил не щадить белокурую бестию, когда у нас наконец дойдет до выяснения отношений. Просто в интересах самосохранения. Этот шкаф упадет у меня туда, где сможет причинить себе наибольший вред.

Я уже хотел было вернуться к прерванной работе, как вдруг грянул сигнал тревоги, а озабоченный синтезированный голос сообщил нам о биологической опасности второй степени.

Вторая — это серьезно. Но хоть не первая, когда все внутренности корабля кишат чуждой микрофлорой, а за экипажем, тряся ложноножками, гоняются туземные плотоядные. Вторая — это, по сути, вероятность наступления первой. Я моментально залез в биозащитный костюм и боковым зрением отметил, что Ганс сделал то же самое. Смотреть на него иначе, чем краем глаза, я был не расположен.

Только через час открылся шлюз. Инес и Джефф вышли из него как ни в чем не бывало, правда, Джефф прихрамывал. На его правом колене я заметил уродливую нашлепку, напоминающую нарост на березовом стволе.

Все было ясно без слов: продырявил скафандр. Это надо постараться, но Джефф не обделен талантами. Естественно, он тут же заклеил прореху пластырем и обработал поверху герметиком, а Инес погнала его к шлюпке и взлетела, чуть только «Брендан» появился над горизонтом.

Герметичный модуль для биологических образцов с планеты у нас и так был, а теперь я в два счета развернул настоящий изолятор, как в чумном районе. Теперь Джеффу предстояло невесть сколько времени провести за прозрачными пластиковыми стенками и гадать: заразился он какой-нибудь пакостью или обошлось?

Мне не было его жаль.

Джефф вылез из скафандра потный и мрачный, швырнул скафандр на пол, улегся на койку и стал смотреть в потолок. Еды и воды и гигиенических салфеток у него было в достатке, а что оправляться придется на виду у всех, так сам же и виноват: не нужно было дырявить скафандр. Ни я, ни Ганс не нашли в себе сил подбодрить Джеффа, а Инес ограничилась приказом: десять суток изолятора. Наверняка Джефф подцепил сквозь прореху порцию каких-нибудь микроорганизмов, и десяти суток карантина вполне достаточно как раз потому, что микроорганизмы эти инопланетные. Либо они уложат человека гораздо быстрее, либо столь же проворно с ними расправится иммунная система. Продолжительный инкубационный период теоретически возможен, но маловероятен, и десять суток изоляции — допустимый риск. Все было правильно.

Только одно напрягало: а вдруг для следующей высадки на планету Инес выберет меня, а не Ганса? Я не биолог, и внизу мне делать нечего, но это я так считаю, а у Инес может оказаться своя точка зрения. Она не Ганс, и если я сорвусь, то ударить ее не смогу. Убить — смогу, а ударить — нет.

Буду честен с вами, ко мне в голову забралась поганая мыслишка: а может, Джефф напоролся на то же затруднение? Может, не видя иного выхода, он нарочно порвал свой скафандр, чтобы немного отдохнуть от Инес?

Скажете, попахивает суицидом? Так и есть. Но зуб даю: каждому из нас, кроме, возможно, Инес, приходили в голову мысли о самоубийстве. Или о том же, но сперва без «само-», а потом и с ним.

На десять суток Инес отменила все вылазки на планету. Я по обыкновению лечился работой. Ганс тоже. Инес, что удивительно, помалкивала.

Ничего иного я не желал так сильно, как этого, и быстро успокоился. Работа спорилась, настроение улучшалось. Давно я не чувствовал себя настолько в своей тарелке, чуть было не начал насвистывать. В самом деле, что плохого? Почему я вдруг решил, что жизнь черным-черна? Мы первые, кто нашел во Вселенной жизнь, — разве этого мало? Другие не нашли, а мы нашли. Что еще нужно для счастья? Популярность нам обеспечена, да ведь не только в ней дело. Главное, мы нашли иную жизнь! Она существует! Это праздник, и не надо портить его ни дрязгами на борту, ни жалобами друг на друга по возвращении на Землю. Как ни крути, а мы все-таки сплоченный экипаж, потому что несплоченный не достиг бы цели, и каждый из нас как минимум личность, с которой следует считаться, а еще неплохо было бы поискать, за что можно уважать эти личности, и обязательно найти…

Странный поворот настроения? Возможно. Но мне в тот момент так не показалось. И когда мне понадобилось пройти мимо изолятора, я прошел спокойно, и в мыслях не имея отворотить морду от скучающего за прозрачным пластиком Джеффа.

Не отворотил — и ахнул.

Я не узнал Джеффа. Его лицо приобрело серо-бежевый цвет. Он сидел на койке как ни в чем не бывало, а увидев меня, взглянул приветливо и помахал мне рукой. Я механически ответил тем же и помчался к Инес, благо в нашей жилой зоне долго мчаться не пришлось.

— Джефф… — выдохнул я.

Она взглянула на меня не очень благосклонно — я оторвал ее от работы, — но все же не сверху вниз.

— Что с ним?

— Что-то неладное. Лучше посмотреть.

Мы отправились все втроем. Джефф сидел как ни в чем не бывало и читал что-то с наладонника. При нашем появлении он отвлекся от этого занятия очень удивленный.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Инес.

Пластик не пропускал ни микробов, ни воздуха, но звук он пропускал великолепно, так что никакой специальной звуковой связи не требовалось. Джефф услыхал и пожал плечами в большом недоумении.

— Неплохо, — сказал он. — А что случилось?

— С нами ничего, — трагическим голосом молвил Ганс.

Тут Джефф догадался, что речь идет о нем самом, отложил чтение и беспокойно заерзал.

— Что не так?