На следующий день 19 августа 1993 года утром поехал на вокзал за билетом. Взял только на поезд, идущий через Ачинск — это дольше по времени. Просил купейный, а когда сел в вагон, оказалось, что он плацкартный. Вот это работает кассир! Самочувствие в последние дни плохое, и психологическое и физическое. Так что, уезжаю с неважным настроением. Да и с утра пришлось немало побегать, чтобы собрать все необходимое мази, травы, бинты для Агафьи. В поезде удалось поговорить с начальником состава о переходе в купе. Так что ночь поспал не плохо. До Ачинска этот вагон, вообще был пустой, а после — полупустой. С полуночи я еду в купе один. Как это получается у Железной дороги — в кассах билетов в купированные вагоны нет, а они идут пустыми?…

…Углубляясь в лес, неожиданно выходим к подножию обвальной горы, которую так хорошо видно от избы Агафьи и которая обвалилась в год рождения Агаши в 1944 году. Огромные глыбы и небольшие камни вплотную надвинулись на кедрач. Местами камни окрашены в охряный цвет, больше с боков и внешней поверхности. Очевидно в камнях значительное содержание железа, которое при окислении от воды и солнца придает глыбам такую окраску. Камни как бы специально окрашены яркой краской. Одна такая огромная охряная глыба видна даже от избы Агафьи. Я раньше все не мог понять, кто же это так раскрасил скалу (рассматривал даже в бинокль). Искореженные при обвале скалы кедры-великаны до сих пор торчат из-под нижних крайних камней и глыб. Как будто их черные руки взывают к небу.

В одном месте находим развороченную нору бурундука, как говорит Агафья. Мощные корни деревьев разогнуты и разорваны как травинки. Силен хозяин! Среди мха, черничника и брусничника сплошь побеги багульника болотного. Забираем на восток вдоль осыпи. Все больше попадается черничника, а шишка вся съедена, кругом медвежий помет — лакомился косолапый. Вышли на четко заметную медвежью тропу, идущую вдоль курумника по лесу. Только что капал дождь и вот уже солнце. Стало светлей, утих шум вверху, только кедровки перекликаются по тайге.

Постепенно насыщаемся черникой, но собирать нет смысла — мало. Местами попадаются кусты жимолости, но ягод почти нет. Собачки, конечно, не таежные — ещё не нашли ни одной норы, ни зверя, никого не облаяли. Даже нюхать ничего не хотят. Жмутся к ногам, а иногда просто от лени валяются на мху. Показывая на багульник Агафья говорит, что если им натираться, то меньше досаждают комары. Сама она почти не двигается с места, собирает чернику. А нам с Николаем Петровичем хочется скорее добраться до озера, которое мы видели с вертолета. Спрашиваем Агашу направление. Она показывает на восток: «Там за бугорком». Только мы с Николаем Петровичем начали подъем на этот «бугорок», как слышим крик Агаши и почти одновременно шум вертолета. Агаша кричит: «Вертолет, вертолет! Возвращаемся!»

Время 16 часов 45 минут. Но почему вертолет? Вроде сегодня его не должно быть. Но приходится поворачивать и быстро выходить из тайги. По колдобинам и валежинам это довольно трудно. Иногда ноги проваливаются сквозь мох, и ты рискуешь переломать их. Вскоре сбивается дыхание, зажимает сердце. Бросаю под язык эринит. Вроде, полегче. Спасает меня то, что Агафья тоже не может идти очень быстро, а Ольга с больными ногами и вообще отстает. Николай Петрович рванул вперед, чтобы задержать вертолет. Минут через 15 и мы выходам на сухое русло Туй-Дая, а там уже недалеко переход через Еринат, на косе которого замер вертолет…

В конце января 1994 года получил долгожданное письмо от Агафьи. К нему была приложена небольшая записка от Ерофея Сазонтовича Седова, он, по-видимому, и переправил письмо Агафьи мне. Вот что писал Ерофей Сазонтович: «Добрый день Игорь Павлович. Слов нету, есть факт. Дело, кто будет платить за вертолет. А горячий источник действительно помогает. Надо лечение /Агафьи/ на горячем доводить до конца. С низким поклоном Ерофей. 24.12.93».

А вот что писала сама Агафья:

«Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй. Аминь. С ниским поклоном Агафья Карповна Игорю Павловичу. Желаю от Господа Бога добраго здравия, душевного спасения в жизни, всякого благополучия. Посемь сообщаю о себе. Пока слава Богу осталась в живых. За ваше доброе пожелание Бог спасет вас за посещение к за помощь вашу, лечения вашего и притом в такой болезни не оставили меня, настояли, увезли меня личить на горячий ключ, что только ели живу привезли меня. Единственно только во мне осталось, что сердце Господь сохранив доехать благополучно. Когда вы улетели, меня там женщины взяли в руках повели и держали меня, я только так на бадашке чють-чуть двигавась, едва довели до избушки. Потом я им сказава мне надо только скоре напится етой воды. Тогда они повели меня на колодец, с черпака налили, я напилась. Сколь время прошло слышу мне поотраднее стало, тогда я во вторых напилась. Тогда после второва-та раза сходива на улицу. Тогда время стало темнять помаленьку на бадашке сходива в ванну, десить минут побыла, вышла. Тогда ночевава и утром ходить става с бадашком. Бог спасет вас за все, обстояли меня, оставась слава богу в живых. Если бы ни при етом случий, то в мало время меня могло бы захватить, если Игорь тебя при месте не быва бы скороспешной дать помощи, некому бы в етот раз, то в живых мне не остаться бы при такой болезни. Если вызвать помощи и то не успели бы застать, могло бы захватить, когда руки, ноги омеретвели и здыхання перехватив.

Теперь Игорь Павлович сам видишь, какими болезнями всегда болею, одна и таже, нонче тежеле только еще хватива. Я по себе знава, что хватит меня ета болезнь, всю весну и все лето боявось, что если на ключ ни попаду, то мне нонче конец. Так бы и получилось, но как от Бога ничто ни утаено, до последнева дня все была маленько во владении. Весной хватава меня и летом, но все было маленько совладава. Печь истопить в етот раз ни совладава бы боле топить печь, тогда в холоде совсем конец бы мне. Двадцать дней пробыла там на ключе. Там ещё долго ни проходива ета болесь, то моча ни пойдет, то на улицу бывава по двоим суткам не быво после двоих суток ходива. И так долго на ноги в палцы находами всегда хватава болесь, подмысочной хандрос и спину стягивава хандросом долго. Потом к последним дням все ето става проходить, начало облегчивать. По нужде ходить става каждый день. Через дватсать дней Николай привез домой меня, воды тойже ещё привезли, пила, потом дома четыре дня прошло, тогда апеть ставо мечешно /месячные/ приходить. Картошку помаленку копава, стаскивав Ерофей. Пока помаленку живу, по хозяйству управляюсь. Таку работу нонче мне нельзя, ни рубитса, ни тесать и также таскать нельзя. Очень слабо теперь здорове, если толко что поделаю, то права рука болит и спина-то апеть внутрени жилы схватавать колотем, да ещё права нога если похожу болит и терпнет. За адин раз таки болезни ни выличит, надо будет снова попадать на горячий ключ. А теперь когда и как попась на ево, надо чтобы пока в движении на ногах. При таких случиях, не дай Бог в переде до такова дотенуть, что без владения и почти без памяти. Только я через сутки тогда пришла в память.

Но вот ещё Игорь Павлович, женьшень адну /бутылочку/ как говорив на осень выпива, с перерывами пила ево. Ещё ету боярку пила, при какой болезни её пить не знаю, говорив, забыва, выпива. Потом после етих, после женьшеня и боярки, триган пила. На горячий ключ собирав мне, я без памяти-та става и все дома осталось. Слава Богу прошло, так обошлось там без лекарства. Было где-то раза два как хандрос силне будет стягивать, тогда четыре раза в сутки схожу в ванну по десить минут, тогда проходива. Так всегда по три раза в сутки, два раза в день, третий раз ночью схожу. И бывава некоторы раза ночщю ни ходива, чтобы там спать ниизнисло меня, етова ради боявась, чтобы не уснуть там. Всегда руки личива толко под ручем держава где падат вода, тогда етим отошли. Также и ноги толко етим личива под ручем. Пока досвидания.