Можно и нужно ли что-то предпринимать по лечению Агафьи от этой болезни? Штудирую литературу и консультируюсь со специалистами, терапевтами и инфекционистами. Лечение в острый период — антибиотики, в хронической стадии, что мы имеем сейчас у Агафьи, применяют препараты, которые требуют стационарных условий и постоянного наблюдения врача. Лечение на «Горячем ключе» вскоре после летнего инфицирования боррелиозом, конечно, было не показанным, могло привести не только к обострению процесса в суставах и позвоночнике, но главное — к опасным нарушениям в работе сердца. В «холодном» периоде такое лечение может проводиться, но только под строгим наблюдением врачей. Потому к лечению Агафьи нужно подходить очень взвешенно.

Расшифровка электрокардиограммы Агафьи, проведенная кардиологами Дорожной больницы, показала: ритм синусовый, частота сердечных сокращений 75 в минуту, электрическая ось нормально расположена, умеренные метаболические изменения в миокарде.

Таким образом, наша экспедиция выявила у Агафьи, наряду с уже имеющимися, еще два заболевания: опухолевидное образование в брюшной полости и болезнь Лайма (боррелиоз). Предстоит разобраться и с лейкопенией, а для этого в первую очередь следует определить радиационный фон на Еринате и на «Горячем ключе».

24 сентября 1992 года. Получил письмо от Л.С. Черепанова с кратким описанием событий на Еринате после моего отъезда: «Мы с Кочновым пробыли на Еринате до 9 сентября. Плотники достроили дом, Ерофей привез на вертолете с Каира кирпичи, железные бочки и прочие хозяйственные вещи. Он остался настилать пол и класть печь, а Агафья, угрожая нам вполне вероятными последствиями, будучи чрезвычайно возбужденной, с верой, что ей поможет только Горячий ключ, настояла везти её на Бедуй. Кочнов разрешил ей там принимать ванны до десяти минут, не больше. На Ключе нет ни одного медика. Агафья получила отдельную избушку, мы принесли ей дрова, еда и постель у нее своя. Прихватила с собой бадейку — наливать воду.

Ерофей сказал, что узнал меня, теперь не будет брать ни одну, ни другую сторону (имеется ввиду противостояние В. М. Пескова и Л. С. Черепанова в прессе и в жизненных позициях по отношению к Лыковым — И.П.Н). Теперь, считаю, положение Агафьи надежней. Савушкин имеет право в открытую тратиться на нее. В этом главный итог моего хождения в верха ради известного Вам директивного распоряжения заместителя председателя лесного комитета Минэкологии РФ Д.Одинцова». Одновременно я получил и информацию по источнику «Горячий ключ».

Из этой информации выделяю самое главное, на мой взгляд — радиоактивность источника небольшая. Эти данные были довольно старые — от 1951 года. А в январе 1993 года Лев Степанович прислал мне в письме и новые данные: «О самом важном. Измерения радиоактивности в Западных Саянах делались осенью прошлого года. В новой избе Агафьи радиоактивность равна 12 миллирентген в час, на Горячем ключе — 17 миллирентген в час». Это в пределах нормы. Однако необходимо отметить, что обычный счетчик радиоактивности не определяет активность радона, для измерения силы радонового источника нужен другой прибор, которого не было в наличии.

20 марта 1993 года. Из письма Л. С. Черепанова узнал следующее: Минздрав РФ направил распоряжение в Абакан местным медикам постоянно обеспечивать медпомощь нашей бедолаге. Копию этого письма пришлю Вам попозже, так как само письмо находилось в экспедиции. Прилагаю для Вас к этому письму просьбу Международного фонда милосердия заместителю министра минлесхоза РФ. Самое главное, что я выделил в этой просьбе МФМ: «Исполнительная дирекция Международного фонда милосердия и здоровья просит Вас распорядиться, чтобы вывоз Лыковой А. К. на Горячий ключ, а также на все другие источники, осуществлялся только с ведома и под контролем Таштыпской районной больницы».

Будучи в июне 1993 года в Москве, узнал от Л. С. Черепанова, что в мае Агафья через спутниковую связь «КОСПАС-САРСАТ» вызывала помощь. Через сутки к ней летал вертолет с доктором из Таштыпа. Оказалось, что на Агафью нападал медведь — пришел на ее усадьбу и не хотел уходить, несмотря на ее выстрелы из ружья в воздух. Как будто все обошлось, но самочувствие у нее не важное. Какие-либо лекарства принимать отказалась, сказав: «Могу только от Игоря Павловича». Конечно, меня такое доверие трогает, но это и плохо, т. к. я не всегда могу успеть вовремя к Агафье. Тем более, что вертолет сейчас стоит бешеные деньги — 270 тыс/час. В то же время, В. М. Песков, летая по своим писательским интересам с Н. Н. Савушкиным в «Таежный тупик», меня для обследования и лечения Агафьи брать не желает, т. к. однажды, как врач, я не согласился с его надуманной теорией о гибели остальных Лыковых от психологического стресса. Этого он мне до сих пор не может простить и при случае, почти в каждой своей публикации вспоминает недобрым словом, порой совершенно переворачивая факты или смещая их по времени, что до неузнаваемости искажает истинные события, имевшие место в Саянах в многострадальной семье Лыковых.

Тогда же, в июне, условились с Львом Степановичем о поездке к Агафье в июле-августе этого года. Лев Степанович обещал приложить все усилия, чтобы пробить эту поездку через «высокое начальство».

И вот числа 10 августа пришла телеграмма от Л. С. Черепанова: «Готовьтесь». Весьма неопределенно, но с надеждой, что поездка все же состоится. Шестнадцатого августа — уже более определенно: «Встречайте Абакане 19 августа, вагон восемь». Значит, мне нужно выехать из Красноярска 18 августа, чтобы на следующий день быть в Абакане. Однако утром 16 августа, когда я был на даче и строил дом, неожиданно приехала на машине соседка по лестничной площадке, Зинаида Яковлевна. Сообщила, что ее муж Николай Михайлович заболел и его положили в 20-ю больницу. Просила меня съездить посмотреть его и помочь. Поехали. Из дома я позвонил в больницу и узнал горькую весть — Николай Михайлович умер. Сама Зинаида Яковлевна сердечник, гипертоник, а ее сын тоже с пороком сердца. Вобщем, это был кошмар! Похороны состоялись 18 августа и, конечно, в этот день я выехать в Абакан не мог.