Горы все выше, а просвет все уже — метров 8–10. Каменный мешок, а ты — малюсенькая точка на его дне. Под ногами река, укрытая толстым льдом. Временами ее чуть слышно, она еле журчит. А иногда на камнях и быстринах тонкий лед, и тогда она несется со скоростью и звуком курьерского поезда. Представляю, что здесь делается в паводок! Не хотелось бы мне попасть в этот поток. Красота вокруг немыслимая! Отвесы, водопады ледяные различных цветов и оттенков, от голубого до желтого, причудливые скалы с фигурами и ликами святых. Описать это просто невозможно. Нужно видеть! Потрясенные, часто замираем в изумлении. Здесь же надо снимать фильм, чтобы все люди могли потом ахнуть от восхищения потрясающей красотой Природы! Такой ошеломляющей, дикой красоты природы я, много исходивший по нашим чудным Саянам, что-то и не припомню. Хорошо, что у Николая Петровича фотоаппарат, и мы сможем унести с собой частицу этого неповторимого мира.
Скалы начинают снижаться, но поворот следует за поворотом, и хотя пора возвращаться, каждый раз все хочется за него заглянуть. Воздух стал теплее, снег рыхлый, просвет среди скал впереди ниже, в каньон попадает больше солнца. Пора поворачивать назад. Пройдя метров 30 назад, оглядываюсь и не вижу Николая Петровича. Куда он мог деться среди отвесных скал? Приглядевшись, замечаю едва заметную над снежной горкой шапку своего товарища. Спешу назад. Оказывается, он провалился в наметенный среди двух огромных каменных глыб снег и не может оттуда выбраться. Хорошо еще, что внизу оказался лед, а не вода. Слава богу, целы руки и ноги, вот только фотоаппараты «по уши» забиты снегом.
Идем дальше. Вновь выше горы и ближе друг к другу скалы. Воздух в ущелье становится явно холоднее, а снег — сыпучий. Через час «двери» скал распахнулись и сквозь «щеки» мы вышли в залитое солнцем широкое заснеженное устье Туй-дая. Усталые, но счастливые от увиденной красоты и потрясенные грандиозностью, открывающегося нам мира, возвращаемся в избу Агафьи.
Иван Васильевич уже вернулся с охоты — поймал в капкан соболя, видел следы двух волков и росомахи. По его словам, волки крутятся близко от избы. Вероятно, Агафье будет не просто отстоять своих коз, да и для нее самой это соседство представляет серьезную опасность. Дружок — это не защита, глупая собака. Иван Васильевич завтра с нами собирается идти на Каир, а затем в Абазу. Агафья останется одна. Это тревожно, учитывая опасное соседство.
Вечер теплый, тихий, даже в вершинах не шумит ветер. Легенький сырой снежок. Погода такая, что уходить в избу и спать не хочется. Все завтраки и ужины идут на улице у костра на столе, сооруженном нами летом. От костра уже образовался большой круг от протаявшего до земли снега. Агаша тоже «оттаяла», повеселела, физиологические отправления нормализовались. Разговоры у костра затянулись до полуночи. Узнав, что мы завтра собираемся в обратный путь. Агафья искренно огорчилась и приуныла. А затем сказала: «Игорь Павлович, лыжи-то мои возьми себе, может, еще когда-либо зимой в гости (придете). Милости просим!».
11 марта. Утро пасмурное, теплое — 6 °C мороза. Дует ветер, у гор идет небольшой снежок. Завтракаем в хижине — на улице что-то сегодня неуютно. Короткие сборы. Спускаемся к реке, надеваем лыжи. Прощаемся с Агафьей, грустно смотрящей нам вслед. Иван Васильевич идет с нами, чтобы потом съездить в тувинский монастырь к Максимиле с письмом от Агафьи. Вернее, он идет не с нами, а ушел раньше нас, чтобы проверить расставленные капканы.
В 8 часов 50 минут встали на лыжи и двинули в обратный путь. Однако пройдя метров пятьсот поняли, что дальше так идти мы не сможем. Дело в том, что вчера с Николаем Петровичем шли по талому снегу и оставили лыжи на солнце, налипший снег на солнце превратился в капельки воды, которые ночью застыли в ворсинках камуса, и сейчас лыжи совершенно не катятся. Пришлось останавливаться и разводить костер для отогревания лыж. Так уж случилось, что костер оказался рядом с тем местом, где недавно волки расправились с маралухой. Следы недавнего волчьего, да и собачьего пиршества хотя и припорошены идущим снежком, но еще отчетливо видны.
Продолжаем путь. Проходим развилку Ерината и Курумчука, поворачиваем на запад. У займища на противоположной стороне реки на снегу безлесового подножия горы множество следов волков. И тут же, как бы подтверждая их наличие, раздается протяжный вой волка из лесочка у горы. Ему вторит другой, третий. Вначале мы даже решили, что это Иван Васильевич, который собирался подождать нас возле этого займища, разыгрывает нас, подражая вою волка. Но, приглядевшись, увидели, что свежий след Ивана Васильевича тоненькой ниточкой уже далеко ушел вниз по берегу Абакана. Значит, таежник уже далеко впереди нас.
А волки все выли вслед нам. Встречный ветер все сильнее, колючий снег режет лицо. Временами метет настоящая метель, даже близкие горы просматриваются с трудом. Порывы ветра зло бросают охапки снега в лицо, залепляют очки. Приходится с усилием, навалившись грудью на встречный ветер, продвигаться вперед. Заметно холодает. Горы завьюжены. Настоящая зима и вьюга. Лыжи почти не катятся. Налипший талый снег сейчас прихватило морозцем и идем как на наждаке. А тут еще Лев Степанович об острый край льда повредил свой сапог. Хотя дырочка и небольшая, но в очередной брод в сапог проникает холодная вода. Мокрая портянка сменена на сухую. Но ведь впереди еще десятки бродов. Как идти дальше? Но — «голь на выдумки хитра». Решаем надеть на ногу Льва Степановича целлофановый мешок, чтобы портянки и носки не промокали от воды, забравшейся в прохудившийся сапог. Так он и засовывает ногу в сапог. После очередного брода в сапоге хотя и похлюпывает вода, но ее легко вылить, а нога остается сухой. Найден вполне сносный выход из чреватого последствиями положения.
У выдающийся вперед скалы, с озерцом под ней, красоту которой в прошлое лето запечатлел на киноленту наш оператор Александр Матвеевич Губарев, на снегу прочитал надпись: «Пройдена одна 4 часть пути». Очевидно, это Иван Васильевич, идущий впереди, шлет нам своеобразное послание. Снова броды. Погода несколько теплеет, прекратился снег, слабеет ветер, но его порывы еще ощутимы. Временами сквозь мрак мутно выступает солнце. За короткое время выпало довольного много снега. По глубине лыжне после впереди идущего Льва Степановича, у которого узкие лыжи, идти на наших широких камусах трудно — они режут кромку. Сворачиваем чуть в сторону, по целине идти легче.
Через некоторое время тучи разорвало и пролилось солнце. И сразу все резко изменилось кругом. Ослепительно заискрился свежий снег, как на фотобумаге проявилось множество следов волков, росомахи, соболя, горностая и других зверей, как старых — присыпанный снегом, так местами и свежих, еще совсем «теплых».
В 11 часов 45 минут вновь наталкиваемся на надпись на снегу: «Сломал одну лыжину, в 11 часов буду тихонько двигаться. Иван».
Приближаемся к «Щекам». Наледь выше их замерзла, но в середине, где был осевший лед, промыло фарватер чистой воды. В 12 часов 20 минут достигаем «Щек». Лед между ними проело — пройти невозможно. Придется перелазить по скалам. Сняв лыжи, карабкаемся по камням и вскоре мы уже за «Щеками». Отойдя от них на несколько десятков метров, переходим на правый берег Абакана и устраиваем привал у «пироги» Лыковых — старой лодки, сейчас заваленной снегом.
Костер. Чай с накопанным из-под снега брусничником. Короткий отдых. Частично откапываем пирогу от снега — нужно сфотографировать «для истории». В 13 часов 30 минут снова в путь. Осталось еще половина пути. Продолжается сильный встречный ветер, но снега уже нет. Через 200 метров надпись на снегу: «11:45». Выходит Иван Васильевич опережает нас почти на два часа. Рядом с надписью глубоко впечатанный в мокрый снег, застывший сейчас, след крупного волка. Не упускаем случая запечатлеть его на фото.
При очередном переходе реки вброд поскользнулся и чуть не улетел в поток, но удержался. Пострадали только лыжи, которые окунул в воду. Думал, что на мокрые лыжи будет налипать снег, но камус выдержал испытание.
