Утолив первый информационный и разговорный голод, мы преподносим хозяевам подарки. Эльвира Викторовна выкладывает большие красные яблоки, сатин, шерстяной платок. Его Агафья сразу одела и не снимала весь вечер. Я подарил льняной светлый материал в цветочек. Агаша и Карп Иосифович внимательно при свече рассматривают и ощупывают руками материю. «Однако добрый материал, баской!». Спрашиваю Агашу, есть ли у нее перчатки? — «Едак! Хорошо картошку копать!» Дарю ей шерстяные перчатки — все не так холодно будет из-под снега картошку выкапывать.
На ужин Агаша наварила картошки в мундирах. Усердно нас угощает, нарезала ломтиками свой кисловатый хлеб, насыпает кедровый орех. «В этом году ореха совсем не было, неурожай был и на бруснику», — рассказывает Агафья. Однако это говорится вовсе не для того, чтобы гости не слишком увлекались едой, гостеприимство ее искреннее, и она готова отдать последнее. А когда мы с удовольствием уплетаем изумительно вкусную картошку и не забываем похвалить ее, хозяйка просто сияет: «Ешьте, ешьте!» — и, выбирая лучшие картошины из своего бездонного чугунка, не устает подкладывать их нам.
Замечаю, что Агаша стала более четко говорить, появились слова, которых ранее слышно не было, — прохиндей, арбуз, дыня, магнитофон, телевизор. Со смехом и юмором рассказывает про новые чудачества Анатолия Павловича Ромашова, который вновь у них жил и опять с ними разругался. Просил обучить его их вере, а сам все время нарушал молитвы. «С руганью ушел, много хулы возвел, просто страшно говорить, просто ужасть!» Проблема Ромашова Лыковых очень занимает — много раз разговор возвращается к нему.
Оказывается, что козы дают много забот Агаше — их нечем кормить. Сена у этой избы накосить негде, есть только у избы за перевалом. Поэтому Агаше приходится каждую неделю ходить туда и тащить огромные тюки сена. И это по снегу без лыж — очень крутые подъемы и спуски. Отпустить коз нельзя — медведи съедят, а главное они попортят пашни.
С вечера дед сильно кашляет, кряхтит на своей лежанке. «Мне 84-й год идет», — говорит он (с каждым нашим посещением возраст все не меняется?!). Агаша тоже говорит как в прошлый раз: «Мне-то идет сорок первый». Какой же возраст у них в действительности?
На ночь сделали Агаше повязку из парафина, специально мной привезенного. Воспринимает этот метод лечения уже спокойно и с доверием. Эльвира Викторовна прилепила на грудь Агаше перцовый пластырь. От таблеток Агаша отказывается: «Это-то нам нельзя!»
Спать Агаша улеглась на лавке под божницей, Эльвире Викторовне отдала свою лежанку. Мы с Львом Степановичем спим на полу. Агаша, увидев, что у меня нет одеяла, сразу же протянула мне свою зимнюю лопатину. А ведь этот поступок говорит не только о внимании к человеку, но и о том, что она уже переступила порог предубеждения перед мирскими людьми. Отдать свою одежду человеку из мира! Это целый переворот в мировоззрении!
Общее впечатление дня: Лыковы сильно упростились в отношениях с людьми, в одежде, в следовании религиозным канонам. Агаша, вероятно, может выйти уже в мир.
К вечеру стало быстро затягивать небо, «пошел морок», значительно потеплело.
8 декабря. Утро теплое, тихое, «морочное», наверное, не более 10–12 °C мороза. Зарядка, пробежка по протоптанной в снегу тропке в обнаженном до пояса виде, обтирание снегом. Однако бегать на этой высоте довольно трудно, быстро появляется одышка. Зато обтирание чистейшим снегом — одно удовольствие!
Сегодня воскресенье, значит, работать нельзя. С самого утра, с 7-ми часов, Лыковы молятся, дольше Карп Иосифович, несколько меньше Агаша — много домашних хлопот. Однако завтрак готов только во втором часу дня. Замечаю, что хлеб у них уже совсем другой, без картошки. Агаша объясняет это тем, что у нее болит рука, и она толочь в ступе сухую картошку не может, поэтому печет из одной муки. Похлебка сварена их пшенной крупы, картошки и рыбы. Рыба морская — дали на Каире. После прихода в эти края геологов поймать хариуса или ленка стало почти невозможно. Даже в этом глухом углу местным рыбкам трудно устоять против вооруженных взрывчаткой и различными браконьерскими снастями людей. Картошка, как всегда, «в мундире», но похлебка подсоленная. «Без соли-то не поесть», — заявляет Агаша. Она уже позабыла, что всю жизнь прожила без соли. Вот так изменились взгляды за короткий период контактов с людьми. Едят Карп Иосифович и Агафья из одной миски самодельными деревянными ложками. На второе — картошка в мундирах.
Сегодня мне удалось провести медицинское обследование Лыковых. Относятся к этому они уже довольно спокойно, однако прослушать их через одежду и измерить артериальное давление удалось не без некоторых уговоров. У Агаши артериальное давление на левой руке 115/75 мм рт. ст., на правой — 125/80, пульс — 75 уд/мин, ритмичный. Тоны сердца чистые, громкие, шумов нет. Дыхание везикулярное, прослушивается по всем легочным полям, слева у лопатки — жестковатое, там же единичные рассеянные сухие и влажные хрипы. Диагноз: хронический бронхит, хроническая неспецифическая пневмония слева. У Карпа Иосифовича артериальное давление на правой руке 135/80, на левой — 125/75, пульс 40–46 уд/мин. с редкими (1–3 раза в минуту и не всегда) экстрасистолами.
Тоны сердца приглушены, но значительно звучней, чем обычно в этом возрасте, шумов нет, брадикардия, за время выслушивания одна экстрасистола. В легких дыхание везикулярное с легким эмфизематозным оттенком, несколько ослабленное слева в нижних отделах. Диагноз: хронический бронхит, эмфизема легких, экстрасистолия.
Лыковы с охотой показывают свои священные книги, с удовольствием читают, поясняют и даже без смущения дают в наши руки (!), разрешают полистать их и почитать. Смотрим выходные данные книг — от 7154 до 7419 года. Напомню, что сейчас по их летоисчислению идет 7493 год. Узнаем, что сейчас «с Уралу, с города Перми книги высылают». Смотрели эти книги, они старые, есть издания более 100-летней давности, уже изрядно потрепанные.
В избе у Лыковых некоторые перемены. Появились три довольно больших оконца, прорезанных самой Агашей, — стало значительно светлей. А когда днем в них заглянуло яркое зимнее солнышко, стало совсем светло, в избе все можно разглядеть. Я сразу заметил, что в углу перед печкой берестяной умывальник заменен на металлический из магазина, на печи лежит мясорубка, есть алюминиевая посуда. В левом углу от входа сооружен полок, на нем хранятся колосья пшеницы. «Молотить-то трудно, пыль попадает, душить начинает», — говорит Агаша. Советую ей сделать марлевую повязку из бинта, привезенного нами.
Утром за молитвой Агаша сильно кашляла. Дали ей душницу — взяла, заварила. Советую заварить еще и багульник. Оказывается, она уже знает, что он помогает от кашля. Попутно Агаша жалуется на то, что мерзнут «терпнут» ноги. Проверил пульсацию на артериях ног — везде хорошая. Карп Иосифович выясняет у меня, от чего нужно принимать чернику, жимолость, можно ли употреблять калину, рябину. Объясняю. Оба внимательно слушают. Уже знаю, что у Агаши эти сведения «записываются» в мозгу, как на магнитную пленку.
В третьем часу дня небо стало покрываться поволокой, день притушился. Солнышко ушло за гору на противоположном берегу Абакана. Остается освещенной только восточная гора. У Лыковых солнышка уже нет, да и было-то оно всего часа полтора. День удивительно тихий и теплый. Пишу эти заметки на улице и руки нисколько не мерзнут. Тихо-тихо, только вдали шумит Абакан — никак его не усмирит мороз. Кедры на взгорье стоят с удивительно красными стволами. Изредка где-то в распадке прокричит противным тонким писком коршун, а в кедровнике справа от избы — прострекочет кедровка. Или вдруг прольется легкая нежная трель сеноставки, маленькой птички с серой грудкой. А вот гулко, как на барабане, простучал свою азбуку Морзе дятел, замер — и более его нет. Тишина и грусть уходящего дня разлиты в природе, в этом глухом таежном углу. Встряхнувшись от охватившего меня оцепенения, иду собирать багульник для Агаши.