Однако отнеслись к нему неожиданно любезно. Даже Салтыкова изволила снизойти с трогательными расспросами о жизни. Киреев не стал распространяться о своих юридических мытарствах, отвечал скупо и уклончиво.

Миннахматов включил компьютер, начал объяснять, что там и как.

- Посмотри, вот что при запуске вылезает. Ничем не можем убрать. Не смотри так, здесь на нем только почту проверяют...

В другое ухо ему бренчала Салтыкова:

- А вы бы мне тоже технику починили, Анатолий Сергеевич. А то барахлит, не знаю, к кому обратиться. Что вам стоит?

Киреев рассеянно кивал.

С компьютером он разобрался за три часа. Пришлось изрядно помучить поисковики и пошарить в системном реестре. Кафедра уже давно опустела, Миннахматов временно убежал по своим делам, и только Салтыкова, вернувшись с лекции, продолжала висеть над душой, приставая с навязчивой заботой.

- Угощайтесь чайком, Анатолий Сергеевич. У нас тут и конфетки есть. И печенье.

Вывалила на него все институтские сплетни, по привычке пнув Белую, которая уже месяц как вернулась в институт, и теперь возглавляла другую кафедру.

К счастью, скоро вернулся Егор.

- Ну как?

- В порядке. - Киреев расслабился и, откинувшись на спинку стула, добавил: - С тебя бутылка. - Егор кивнул, а Киреев рассмеялся: - Да ладно, забей. До сих пор помню, как морочился, когда впервые увидел "винду". Ту самую, древнюю. Так получилось, что рядом никого не было, а я понятия не имел про двойной клик. В нортоновской оболочке такого не было. Я почти час щёлкал по значкам то левой, то правой клавишами, естественно, без толку. Отчаяние моё не описать: я выделял папки, выбирал пункты контекстного меню, но идея двойного клика так и не посетила мою голову.

- А я долго не мог понять, как войти в интернет, - ответил Миннахматов. - Кстати, слышал, что у нас творится? Бухучёт читает кафедра горных машин, представляешь?

Киреев хмыкнул, без особого, впрочем, удивления.

- Так я на вас рассчитываю, Анатолий Сергеевич. Придёте? - встряла Салтыкова.

- Приду, - покорно сказал Киреев.

Выйдя из кабинета, он заглянул в "мужскую" часть кафедры. Там в одиночестве сидел за столом Джибраев и со зверским выражением лица что-то чиркал в тетрадке. Переворачивал страницу, коротко всматривался, и опять чиркал крест-накрест. Рядом возвышалась идеально ровная стопка таких же тетрадок. Киреев понял, что историк проверяет контрольные.

Появлению бывшего коллеги Джибраев обрадовался, но и насторожился. Видимо, заподозрил, что тот вернулся в институт и теперь будет конкурировать с ним за ареал обитания. Киреев его успокоил.

- Компьютер латал нашим барышням. Егор попросил подсобить.

Джибраев перевёл дух.

Потолковали о всяких пустяках. Киреев окинул взглядом так знакомый ему кабинет - теперь от прежнего хулиганства не осталось и следа. На стенах висели планы, расписания, графики отпусков.

- "Рабыню Изауру" напрасно сняли, - сказал он. - Чем мешала?

- Миннахматов распорядился! - поспешно ответил Джибраев, словно оправдывался. - Я бы оставил. - Он понизил голос: - А как с вашим иском?

- В порядке, - ответил Киреев, поднимаясь.

- Вы не отступайте, - проговорил историк. - Морально я с вами.

- И я тоже, - ответил Киреев и вышел.

Бажанов, наконец, прислал ему по электронной почте проект искового заявления. Почему-то напечатанный экзотическим шрифтом Franklin Gothic Book. Заодно Киреев узнал никнейм своего юриста - Церберус (явно навеянный каким-то аниме). Что и говорить, неординарный человек ему попался.

С небольшими поправками иск был подан, после чего Бажанов ещё раз наведался к Кирееву - передать документы. Заходить в квартиру он не стал, отдал через порог.

- Удачи в бою! - пожелал он с доброй улыбкой.

Киреев машинально пожал ему руку и закрыл дверь. В комнате достал из папки копию искового и вздрогнул: оказывается, Бажанов, не мудрствуя лукаво, просто распечатал полученные от Киреева расчеты вместе со всеми комментариями, и приложил их к исковому заявлению. Хорошо ещё, что Киреев там не выражался матом. Однако, подход юриста к своим обязанностям его удивил.

Вошла мать, спросила, застенчиво улыбнувшись:

- Ну что?

Киреев пожал плечами.

- Буду ждать, когда назначат дату суда.

Мать вздохнула, вытерла ладони о перекинутое через плечо полотенце.

- Зря ты всё это затеял. Ничего же не добьёшься. Ну сам подумай, кто ты, и кто они! Степанов вон уже депутатом стал. С кем тягаться вздумал!

Киреев отложил папку, развёл руками.

- Но надо же пытаться! Под лежачий камень вода не течёт.

- Ну а толку? Выкинешь деньги на ветер - и всё.

Киреев вскочил, начал ходить по комнате.

- Вот потому мы и живём как... как я не знаю где. Всё боимся чего-то! Не верим в себя! Если сами себя не уважаем, кто нас уважать-то будет? У меня все козыри на руках. И закон на моей стороне!

- Да кто его читает, твой закон, - отмахнулась мать.

- Это не мой закон, это наш закон, - угрюмо возразил Киреев.

Мать ещё раз вздохнула и ушла. А Киреев закрыл папку и пошёл кормить Симку.

Стуча каблуками меховых сапог, Светка Вишневская прытко сбежала по облицованному плиткой институтскому крыльцу и скорым шагом направилась в сторону дороги. Кожаная сумка её, которую она несла в правой руке, билась о коленку, едва прикрытую ондатровым полушубком. Наваленные вдоль тротуара сугробы мерцали в свете фонарей.

- Не страшно одной-то идти? - приветливо спросил Киреев, подплывая сбоку.

- Ой! - Светка вздрогнула, но, заметив старого знакомого, глубоко выдохнула. - Ну блин, напугал. Нет, не страшно. Мне недалеко.

- Давай провожу.

Светка независимо пожала плечами. Киреев пошёл рядом.

- А ты откуда тут? - спросила она.

- Мимо шёл... - неопределённо ответил Киреев, предоставляя Светкиной фантазии додумать остальное. - Как дела на работе?

- Да как всегда. А у тебя?

- Нормально. Сбросил степановское ярмо - хожу и радуюсь.

- И где теперь?

- Да так, то там, то сям. Халтурю помаленьку.

- Понятно.

Они прошли мимо старых девятиэтажек и ярко освещённых магазинов, нырнули во двор, где был залит самопальный каток. На катке мальчишки гоняли в хоккей.

- У тебя какие жизненные планы? - покряхтев, спросил Киреев.

- Планы? Защищусь, стану главным экономистом.

- А дальше?

- Не знаю. Жизнь покажет. А у тебя?

- Чёрт его знает. Покамест болтаюсь как... поплавок. Вроде, не тону. - Киреев помолчал и спросил, преодолевая себя: - Ну а в личной жизни?

Вишневская покосилась на него.

- А что это ты интересуешься?

- Просто. Интересно.

- Есть предложения? - усмехнулась она.

- Ага, давай встречаться.

Светка замотала головой.

- Не, я это уже проходила. Ничего хорошего.

- Отчего ж так? - с обидой спросил Киреев.

- Да ну... Всё одно и то же. Трясина. Хочется чего-то... яркого. Необычного. А в этом городе такое не водится.

- Неужели?

- Что я, Туунугур не знаю? Всю жизнь здесь...

- А где тогда водится? В Париже?

- Хотя бы в Париже.

Они помолчали.

- Значит, не хочешь? - на всякий случай спросил Киреев.

Она с лёгкой улыбкой помотала головой.

- Нет.

- Ну ладно. Вон твой дом уже. Пока! Удачи!

- Пока!

И Киреев зашагал прочь.

Тащиться к Салтыковой ужасно не хотелось. Киреев хорошо представлял себе эти старушечьи покои, увешанные портретами хамбо-ламы и покойных родственников... "Небось ещё и тараканов полно", - подумал он.

Но поплёлся. Обещал же!

Философиня жила в панельном доме, на третьем этаже. Но дверь открыла не она, а её дочь. Киреев онемел - вот уж кого он не ожидал увидеть, так это Олю Салтыкову.