Время пролетело незаметно. Вроде, только сели, а уже подкатила дядина "Тойота". Киреев и Генка вытащили из гаража чехол с упакованными в него двумя лодками, вёсла, свои рюкзаки, и закинули всё это в багажник и на заднее сиденье.

По дороге шли разговоры о житье-бытье, о сплаве. Постепенно разговор перешел на темы, интересные дяде, и Киреев убедился, что дядя находится в таком же духовном поиске, что и Генка. Только в отличие от лидера группы "Вельзевул", дядя твёрдо держался христианства, хотя и в его протестантской форме. По словам дяди, он разочаровался в православии и черпал вдохновение в проповедях американских пасторов. На этой почве у него завязался было спор с сидевшим сзади Генкой, который с пылкостью неофита начал что-то вещать о якутских духах, но, к счастью, скоро уснул, а дядя оказался человеком мягким и неназойливым, так что беседа с ним Киреева не напрягала.

Дома дядя сварил картошку, которая показалась обоим сплавщикам самым вкусным, что они ели за последние дни. Генка ушёл спать, а Киреев немного посмотрел телевизор - надеялся узнать новости, но у дяди были одни христианские каналы. Тогда он залез в его ноутбук, и там, среди записей какого-то штатовского проповедника с красноречивой фамилией Доллар и церковных песнопений, нашёл игру Battlefield, завалявшуюся с незапамятных времён. Начал было рубиться, но и тут его ждал подвох - игра была левая, криво взломанная, то и дело выдавала ошибку. Киреев махнул рукой и тоже пошёл на боковую.

Следующим утром он вместе с Генкой выехал на такси в Туунугур.

Глава седьмая

Открытие кампании

Дома Киреева застал ответ из института на его письмо. Ответ этот, собственноручно подписанный Степановым, был шедеврален. Естественно, вузовское начальство и не думало признаваться в грехах. Самой мякоткой являлось утверждение, что ни пятидневная, ни шестидневная рабочая неделя на преподавателей не распространяются, и более того, у них даже нет установленных выходных дней. Мамбет, похоже, действительно полагал, что если преподаватели и отдыхают, то исключительно его милостью.

Киреев позвонил Бажанову, договорился занести ответ ему на дом.

Красный юрист жил с родителями. Квартира у него оказалась такой же планировки, что и у Киреева, но производила впечатление старой избы: ободранные покосившиеся шкафы, допотопные (и, скорее всего, пережившие реальный потоп) обои, пыль и запустение. Зато компьютер был оформлен в чём-то анимешно-игровом - то ли Дота, то ли Варкрафт: эльфы, орки и всё такое. Киреев не удивился бы, если б и Бажановский Word был украшен фигурами в доспехах и прочей жанровой ерундой.

- Вам надо будет ещё... рассчитать исковое требование, - сообщил юрист, принимая у Киреева институтское письмо. - Ну, то есть, заявление. Составить сумму.

- Сделаю, - пообещал Киреев.

С заданием он справился за неделю: не только составил расчёт, но и добавил к нему пояснения, выделив их фиолетовым, дабы Бажанов ориентировался в вопросе. На сей раз юрист сам пришёл за документами к клиенту.

- Торопиться не будем, - сказал он, отрешённо озираясь, точно осматривал своё будущее жильё. - Всё равно судьи сейчас уехали... в отпусках... бегемоты. Я ознакомлюсь.

Киреев пожал плечами. Специалисту виднее.

Неожиданно позвонил Вареникин. Пригласил на междусобойчик в музей. "Расскажете о сплаве. А я вам - о последних событиях в нашем гадюшнике. Авось пригодится". Киреев удивился. В музей? С чего бы? Могли ведь засесть в какой-нибудь забегаловке, если уж так неймётся. Экономит что ли политолог?

Но отказываться не стал.

Разместились в директорском кабинете - втроём: Киреев, Вареникин и сам Голубев. Сидя у серванта, в котором аккуратно были разложены доисторические черепки, привезённые Голубевым с верхнего Алдана, Киреев попивал коньяк и слушал саркастические излияния Вареникина:

- Наш мамбет включил в штат бабу из Якутска - она числится на кафедре строительного дела как кандидат технических наук, а на нашей - как кандидат экономических. Туда же, на строительное, он устроил двух кандидатов сельскохозяйственных наук из Благовещенска. Сельскохозяйственных!

- Как же они будут читать лекции? - спросил Голубев.

Вареникин насмешливо переглянулся с Киреевым. Тот объяснил наивному музейщику:

- Приезжать будут раз в семестр, на недельку. Вычитают пару лекций, заполнят документы, и уедут. В расписании, само собой, их занятия будут проставлены на весь год. Так решается проблема повышения окладов - один человек работает в одном месте, а числится и получает зарплату сразу в трёх. Всего-то и надо уволить лишних.

- Ага, - поддакнул Вареникин. - Остепенённость в норме, указ о повышении зарплат выполнен. Скоро в институте вообще останется только пара профессоров, которые будут числиться на всех кафедрах докторами сразу всех наук.

- Да ваш директор - просто Остап Бендер какой-то, - сказал Голубев то ли с осуждением, то ли с восхищением.

Вопреки прогнозам, беспощадная метла оптимизации вымела из института не оппозиционера Джибраева, а всегда преданного начальству Вареникина. Вернее, ещё не вымела, но было недалеко до этого: Александр Михайлович перешёл на временную ставку методиста с перспективой сокращения. Причина такой несправедливости оказалась проста: Джибраев представил полный текст диссертации (хотя и недоработанный), а у Вареникина ещё и конь не валялся. Не помогла даже аспирантура в Иркутске, на которую он возлагал такие надежды - по чьему-то недосмотру (по недосмотру ли? - задавался вопросом Вареникин) в институтском отчете она прошла как заочная.

В общем, Вареникину нужна была диссертация, для чего он и заманил на разговор Киреева. Голубев же был ему необходим как парашют на время, пока будет писаться этот труд - Александр Михайлович просил устроить его "на должность ну хотя бы вахтёра". По этому поводу был поставлен коньяк и неплохая по меркам туунугурской интеллигенции закуска. Оба потенциальных благодетеля смотрели на эти потуги скептически.

- Ставок-то у меня нет, - извиняющимся тоном сказал Голубев, опорожняя рюмку с вареникинским коньяком.

- А я не буду писать диссер полностью. Отредактирую, разве что, - с такой же интонацией произнёс Киреев.

Открылась входная дверь, и на пороге возникла секретарша Голубева.

- Анатолий Сергеевич, я уже не знаю, что в отдел писать... - начала она.

У Киреева отвисла челюсть. Он узнал секретаршу. Это была Светка Вишневская - бывшая его коллега. Киреев когда-то помогал ей составлять лекции по экономическим дисциплинам. В те времена Вишневская была связана скоропалительным браком с начальником заготконторы металла и утиля, за которого вышла, как сама говорила, "не помня себя".

- Светочка, - смущаясь, прервал её Голубев. - Сколько раз я вас просил стучаться перед тем, как войти? А если я здесь в трусах? Или без оных?

Светочка окинула взглядом собравшихся, поджала губы и произнесла:

- Извините, что мешаю вам распивать спиртное на рабочем месте.

И гордо удалилась.

Голубев вздохнул.

- Вот как мне с такими быть?

- Анатолий Сергеевич, - вымолвил Киреев. - А с каких это пор у вас Вишневская подвизалась?

- Да с тех самых, как у вас кавардак начался. Хотя у вас всегда кавардак...

Киреев поставил рюмку на стол.

- Прошу прощения, я сейчас вернусь.

Он направился в туалет, потом заглянул в секретариат.

- Ну привет, Светка. Как жизнь?

Та подняла на него карие глазищи, оторвавшись от монитора.

- Привет.

- Что, из института ушла?

Секретарша опустила взгляд на экран компьютера.

- Зачем же? - сказала она, не глядя на Киреева. - Я здесь на полставки.

- Потянуло на археологию?

Светка подпёрла подбородок кулаком.

- Ну жить-то надо.

- Говорят, мамбет продолжает зверствовать?