Памятуя о совете не бояться, Киреев сотоварищи включили режим "банзай", на котором лихо, без разведки, прошли два порога. Режима, однако, хватило на час.

Они уже почти миновали очередной перекат, когда внезапно перед киреевской лодкой возник громадный подводный камень, с которого низвергался слив в шипящую "бочку". Решение надо было принимать незамедлительно, и оно было принято. Проблема в том, что каждый принял своё. Киреев хотел уйти от камня вбок, а Генка - идти в слив точно носом. В итоге они ухнули в "бочку" точнёхонько бортом.

Последовал удар, и Киреев на мгновение, как Болконский на поле Аустерлица, увидел небо, по которому бежали облака. Только в его случае большая часть неба была закрыта лодкой. А затем перед глазами разлилась желтая пелена.

Он спокойно лежал на спине, погружаясь куда-то вглубь. Вода была очень холодной, но чувство холода ушло через мгновение. Где-то наверху, сквозь мятую желто-коричневую пленку, играл солнечный свет. К нему уносились мелкие пузыри. Не хотелось шевелить даже пальцем, Киреев чувствовал себя как в невесомости. Пришла мысль, что если он и дальше ничего не будет делать, то скоро его не станет, но эта мысль совершенно не пугала. Однако, тут же она была вытеснена другой, более рациональной - а пришло ли уже время? Остались ли какие-нибудь дела, которые стоило сделать там, наверху? Поразмыслив, он решил, что рано еще умирать, и взмахнул руками.

Выплыв на поверхность, он принялся мучительно откашливаться от грязной воды. Перевернутая лодка была прямо перед ним. Шею сдавила лямка от бокса с фотоаппаратом. Мимо проплывало весло и насос. Киреев схватил насос, зацепился за лодку, и дотянулся до весла. У другого борта мелькала голова Генки, который тоже держался за лодку и отчаянно плевался.

Они были не так уж и далеко от берега, но река упрямо несла их мимо. Рядом пронеслись избежавшие приключений спутники - Сырба выловил из воды один из отвязавшихся мешков.

До берега добирались ужасно долго. Киреев уже почти потерял надежду, что вылезет, когда ноги вдруг почувствовали дно. Вдвоём с Генкой они вытащили лодку и весло. Потом увидели второе, проплывавшее вдоль берега. Генка плюхнулся в воду, поплыл за ним, поймал и повернул обратно. В отличие от Киреева, он умел плавать.

На рефлексию не было времени. Заново перевязав вещи, в хлюпающей одежде, продолжили путь. Очень скоро увидели на левом берегу выброшенную волнами надувную подушку от лодки. Киреев с Генкой хотели подплыть, забрать её, но Сырба с Егором обогнали их и на всех парах устремились к берегу. Они явно торжествовали, что два самонадеянных нуучча, наконец, попали в переплёт. На следующем перекате выловили ещё и застрявшую в камнях палатку в непромокаемом мешке. По этому поводу на ближайшем перекусе Сырба и Егор поделились с рекой спиртом, хлебом и конфетами, поблагодарив Тимптон за науку и проявленную доброту. Генка, взирая на это, тихо благоговел.

Киреев покаялся перед товарищами за допущенную на перекате ошибку, но спутники его в основном корили гидролога: "Спокойно плывите, блин... Не заметите, блин...".

До обещанной Сёмжи дотащились затемно. Впереди гудел перекат. Измочаленные и мокрые, пристали к берегу. Палатку было ставить негде - крутой склон зарос соснами. Разложили спальники среди поваленных стволов и уснули мёртвым сном.

- Ты в курсе, что медведи - единственные из умеющих плавать животных, которые тонут, если их убить в воде? - спросил Генка.

- Хуже говна, что ли? - рассеянно откликнулся Киреев. - Оно не тонет...

Мокрой периной нависало пасмурное небо. Над сопками вились клочья облаков. Склоны были окрашены во всевозможные оттенки зеленого. Русло Тимптона заметно сузилось, горы стали более пологими, река текла будто в выложенной булыжниками канаве. Завидев впереди подозрительный перекат, Киреев начал было поворачивать к берегу, чтобы разведать обстановку, но тут с задней лодки подал голос Сырба:

- Хорош бродить! Давайте плыть уже!

Возмездие от Тимптона настигло Сырбу уже через полчаса. Река петляла меж каменистых берегов. Поворот налево образовывал сильный прижим у правого берега - подойдя поближе, Киреев и Генка увидели полутораметровые валы воды. Держаться другого берега тоже было опасно - за поворотом мог оказаться подводный камень со сливом, как давеча. Пошли по центру. Товарищи их на полуспущенной лодке отстали, и когда пришла пора поворачивать налево, попали в самый замес - их утащило на валы. Они то появлялись, возносясь на гребень, то скатывались вниз, пропадая из виду. Не будь лодка полусдутой, их бы наверняка захлестнуло. Но плавсредство повторяло все изгибы волн, что позволило гребцам невредимыми выбраться из переделки.

На ночевку встали у Малого Дёса, на базе, подсказанной встреченными рыбаками. Миннахматов, сердитый на русских, что вовремя не подали сигнал к повороту, отчитал Киреева - чего тот без толку ходит и фотографирует? Киреев понял, что фактически Егор хочет обозвать его хипстером, но не знает этого слова.

- А чего ты от меня хочешь? - возразил он. - Я же - сын каменных джунглей, руками делать ничего не умею, разве что ложку ко рту поднести. Но всегда готов предложить свою неквалифицированную рабочую силу. Ты только скажи, что сделать. Но учти - ни приготовить пожрать, ни связать узел я не смогу.

- Я тобой командовать не собираюсь. Сам должен понимать, что делать, - ответил Миннахматов.

В итоге они добавили друг друга в игнор и за весь вечер не обмолвились более ни единым словом.

И.о. завкафедрой, не зная, на ком бы ещё сорвать злость, накинулся на Сырбу - зачем тот кричал, чтобы плыли дальше? Вот и приплыли, чуть не потонули.

Сырба не стал пререкаться, а вместо этого рассказал за ужином историю.

Жила у них в Ылламахе женщина (эвенка, - твёрдо подчеркнул Сырба). И сменила она несколько мужей. Первый муж пропал у неё бесследно. Искали его, да не нашли, и вышла она за второго. И вот как-то раз двое местных жителей зашли к ней в гости, а она ногу от бездыханного тела отпиливает. Смотрят они на это широко раскрытыми глазами, а она хвать якутский нож, и на них! Они в дверь; тот, что похудее, выскочил, а второй, потолще, замешкался, и пырнула она его ножом по самую рукоять. Нож вошел точно в зад. Парень выскочил, и убежал. Потом оказалось, что не было у него никаких повреждений, даже царапины, остался только разрез на штанах. С тех пор его дразнили пидором, потому что не видели иных причин, с чего это якутский нож поместился ему в прямой кишке. В общем, второго мужа она заколола - насчитали на теле больше сотни ран. А на суде она только об одном спрашивала: "Почему у него из живота кровь-то не шла, когда я ему живот ножом била-била?". Отсидела в колонии, вышла. Сейчас, вроде, с третьим живет, а может, уже и нет.

Миннахматов, выслушав это, позеленел и ушёл спать.

На следующий день Егор остыл, а когда достигли устья Джелтулаха, даже заулыбался. Генка со своей стороны не преминул заметить, что Джелтулах - это, конечно, река Жёлтая, просто переименованная на якутский лад - "а так-то тут русы жили".

Но вскоре им стало не до этого. Разверзлись хляби небесные, и пошёл такой ливень, что рядом с ним меркло даже купание в тимптонской воде. Киреев вымок насквозь, сжался в комочек и оцепенел от холода. Казалось, он был центром Вселенной, состоящей целиком из воды. Этот ад продолжался целый час, а когда всё затихло, взору сплавщиков открылся широкий и спокойный Тимптон. Пошли обжитые места.

В устье Тимптона их встретили два пришвартованных пароходика - оба под названием "Путейский". Молодежь с посудин, узнав, что сплавщики идут от самого Чульмана, восторженно завыла: "Ууу, вот бы и нам так", но её тут же оборвал какой-то начальственный голос, посоветовавший думать о работе.