-Спойте, Грей-сама,- они идут по набережной, залитой лунным светом. Это Новый Год. Первый его час, он обещает быть прекрасным началом.
-Хм, почему бы и нет? Вот только что?
-Что-то хорошее,- набирается смелости девушка. Грей останавливается напротив залива. Окна домов вокруг светятся теплым светом, то тут, то там взлетают фейерверки.
-Как-то шумно тут,- замечает парень. В ответ на это Локсар взмахивает рукой и окружает их сферой из дрожащей воды. Она заглушает звуки снаружи, скрадывает очертания. Грей зачаровано прикасается ладонью к границе и понимает, что эта ночь, неестественно теплая, достойна лишь одной песни, отнюдь не новогодней, а скорее летне-весенней, свободной и счастливой. Вот только, на чем бы подыграть? Парень задумчиво оглядывается, и вдруг вспоминает, как творила Ул, как не обращала внимания ни на что, когда приходило вдохновения.
-Магия созидания. Гитара,- выдыхает маг, оглядывая возникший в руках инструмент, и садится прямо на землю, пристраивая льдистые бока на коленях. Одно легкое пробное касание – и струны осыпаются осколками. Лед слишком хрупкий, на нем не сыграть. Расстроенный Грей хмурится, пытаясь придумать альтернативу неподатливому инструменту, да только гитара – единственное, на чем он умеет играть. Думает, но в голову ничего не приходит. Какой же он Дед Мороз, если даже спеть не может!
-Джубия поможет,- шепчет девушка, и поверх холодной ладони ложится хрупкая рука. От грифа вниз, выливаясь в струны, тонкие и податливые, как вода. Прическа Локсар заметно укоротилась, локоны растрепались, но мелодичные аккорды стоят этого. Внезапно Грею безумно хочется сделать приятное девушке, которая подарила ему мелодию.
(Люмен - Змей)
И переборы нежные, как струи воды. И улыбка невольно на губах появляется. Не известно, что получится, это песня Ул, и только ее. Она часто пела ее нам с Лионом, словно доказывая, что чудеса существуют. Глупая, мы и так это знали, она была таким чудом.
Давай из бумаги, деревяшек и клея
Cделаем чудо. Сделаем чудо!
Давай соберём воздушного змея
И улетим отсюда. Далеко отсюда!
Джубия замерла. Ей казалось, мир сошел с ума, нет, это она сошла с ума! Но милый Грей-сама поет ей песню, предлагает бросить все и улететь. Это невозможно, почему именно змей? Змей. Яркий, огромный воздушный змей с хвостатым оперением, вечно намокающим под дождем. Змей, который вместе с ней прятался под крышей от насмешек, который летел высоко-высоко в грозных тучах и всегда возвращался. Кроме одного раза, когда она вступила в темную гильдию. Он словно бросил ее, указывая на ошибку. А может, это и хорошо, что она не бросилась его искать? Тогда бы не было этой чудесной ночи, этого красивого парня, перебирающего струны, этого трепетания в груди. Был бы только дождь, холодный и постоянный.
Ты знаешь мне очень обидно –
Я знаю ответы. Две трети ответов.
И если ты скажешь: «Конечно, давай!»
Другие промолвят: «Зачем мне всё это?..»
Грей давно не играл и, честно говоря, боялся, что не сможет. Но пальцы помнили, пальцы перебирали нежно-теплые струны, сливаясь с хрипловатым от непривычки голосом. Как-то страшно было отрывать глаза от инструмента, но как иначе узнаешь, понравился ли подарок? Поднять голову, отбрасывая волосы со лба, и натолкнуться на влюбленный, полный нежности взгляд. Локсар мгновенно краснеет, но не отворачивается, она просто не в силах не смотреть. А у Грея перехватывает дыхание. До него медленно, с запозданием доходит. И разноцветные бенто, и высокопарные слова, и постоянное ощущение наблюдения. И теплая уверенность на заданиях. Фуллбастер хмыкает, раздраженный своей тупостью, но девушка принимает это на свой счет. Моментально глаза цвета морской волны увлажняются, и она отворачивается, стряхивая маленькие сверкающие капли. Даже не чувствуя их вкус, парень уверен, что они соленые, как море. Каким-то неведомым импульсом он заставляет гитару звучать без него.
Но всё же давай сделаем чудо!
Последнее чудо, нелепое чудо!
Давай на змее улетим в облака
Не понятно куда, непонятно откуда…
Сейчас главное не упустить неожиданное чудо. Обнять, прижать к себе и никуда не отпускать. Поэтому последние слова Грей шепчет на ухо невероятно смущенной девушке. Может, он и не прав. Это волшебство новогодней ночи толкает его на безумные поступки, но так интересно, какие на вкус ее губы?
Гирлянда
посвящается моей любимой близняшке :* Ами, удачной сдачи сессии, и я таки сделала это :)
Нет ничего хуже, чем заболеть под Новый Год. Тем более – банально простудиться. Люси куталась в теплый плед, периодически вытирая красный и распухший нос. В горле першило, глаза слезились, а руки так и чесались кого-то побить. Настроение было депрессивно-паршивым, а в голову лезли только холодные, грустные мысли. Внезапно вспомнилась мама, праздники, проведенные с нею. Ее новогодние подарки и песни. Ее любовь и улыбка. Захотелось уткнуться в подушку и заплакать, но вместо этого блондинка шумно высморкалась и пошла на кухню ставить чайник.
Нет ничего хуже праздновать Новый Год в одиночестве. В тоскливом, противном и осточертелом одиночестве. Заливая настроение литрами алкоголя, прямо как Кана. Мучительно размышлять о вечном, о такой глупой и бессмысленной теме, как счастье. Из чего оно состоит, счастье? Лаксус хмуро глядел в чашку с каким-то высокоградусным пойлом. Идти было куда, да только не хотелось. Им и без него хорошо. Ему и без них плохо. Так некстати вспомнился отец. Вспомнилось детство, обиды и горечь. Ничего хорошего – лишь слабости и разочарования. Дреер шумно выхлебал остатки и вышел на улицу. Неплохо бы и проветриться, а то мысли всякие в голову лезут, нехорошие такие мысли, неправильные.
Нет ничего хуже холодного чая. Чайник, поставленный вот уже час назад, не подавал признаков жизни. Устало кашлянув вот уже в сотый раз, Люси скатывается с кровати и ковыляет на кухню. Где с тихим стоном сползает по стене – это ж надо было додуматься – поставить чайник на плиту и не зажечь газ, ну точно блондинка! Почему-то очень холодно, несмотря на плюс двадцать за окном. Надо бы пойти поспать, заклинание Венди действует быстрее во сне, но ведь Новый Год! Ведь праздник, праздник любимый, ведь мамин. И игрушки для елки где-то в коробке, и сама елка вот уже второй день крошит хвою на ковер. Поэтому девушка одним решительным движением сбрасывает покрывало с озябших плеч и, немного пошатываясь, направляется в кладовку. Где с громкими чертыханиями оказывается погребена под многочисленными коробочками, пакетиками и тому подобным сокровищам. И без того трещавшая голова, кажется, готова развалиться на куски, а где-то здесь заветная шкатулка. Собирая последние силы в кулак, на свет извлекается набор новогодних игрушек – то немногое, что было взято из дома. Несколько сияющих звезд, парочка небьющихся и красочных шаров и гирлянда. Цепочка снежинок, самолично раскрашенных мамой, ярких и праздничных. И маленький шарик с энергией, который заставлял хрупкое украшение светиться. Гирлянда легкая, как пушинка, как снег, который ветер крутит где-то за чертой города. Люси любовно расправляет перепутавшиеся нитки, ощущая себя гораздо лучше, словно переплетения слюды лечат ее одним своим видом. Кажется, как-то так надо повернуть шарик, сейчас он засветится неярким светом вместе со снежинками. Сейчас, только, наверное, крутить надо в другую сторону. Лишь после пяти минут бесплодных попыток Хартфелия понимает, что все, чуда не будет. Слишком много времени прошло, магия пропала. А идти сейчас к волшебникам, с таким самочувствием – чистой воды самоубийство. Хотя, сегодня ведь Новый Год, почему бы не понадеяться на маленькое исполнение желания? Мама говорила, что если на миг закрыть глаза ладонями и сильно-сильно чего-то захотеть, это что-то обязательно случится. Только оно должно быть маленьким, ведь миг мрака – это лишь небольшая плата. Когда мама умерла, Люси целую неделю ходила с повязкой на глазах, ежеминутно, ежесекундно умоляя небеса о возвращении Лейлы. Пока и без того расстроенный отец не сорвал полоску ткани, навсегда убедив дочь, что маму не вернуть. Но ведь с маленьким шариком правило обязательно сработает? Поэтому девушка отворачивается и старательно закрывает лицо ладонями, так же тщательно представляя, как одна за другой загораются снежинки, отбрасывая разноцветные тени на стены, стол и потолок. Как раз когда воображение Люси прочерчивала очередной блик, сильный порыв ветра распахнул ставни. Теплый, как для зимы, и ледяной, как для больной девушки, воздух ворвался в комнату. Хартфелия кинулась закрывать окна, и лишь в последний момент заметила, как большая черная, как ночь, ворона, хватает блестящее украшение со стола и вылетает, роняя облезлое перо. Сердце пропускает положенные ему удары, карие глаза с расширившимися зрачками провожают яркий хвост, торчащий из острого клюва. Кажется, время остановилось. Кажется, нет ничего хуже. Хлопает дверь и легко одетая раскрасневшаяся блондинка пулей вылетает из дома, чуть не падая с крыльца.