Сидя на подоконнике, Эварна жонглировала сразу десятью абрикосами. Раньше ей удавалось жонглировать только шестью. Это было её новое достижение, и она радовалась своей ловкости... За годы жизни при дворе она так и не научилась быть интриганкой, невзирая на то что была далеко не глупа. Тиберию нравилось её простодушие. Вебуллен знал, как дорожит кесарь этой изящной черноглазой девушкой.

   — Меня к тебе прислала Ливия, — сразу же начал он, переведя дыхание. — Она желает поговорить с тобой наедине.

   — Ливия?! — воскликнула Эварна удивлённо и уронила абрикосы на пол. — Что же ей понадобилось от меня, ведь за всё время, что я живу у кесаря, она редко удостаивала меня даже ответа на мои приветствия. Я всегда считала, что она меня не любит.

— Да, Ливия мало кого любит, — молвил Вебуллен. — Но ты ей понадобилась. Поэтому иди за мной и не задавай вопросов. Она сама расскажет тебе о причине, побудившей её искать с тобой встречи, — заметив волнение, проскальзывающее во взорах и движениях Эварны, Вебуллен сочувственно покачал головой. — Идём, — сказал он мягко и пошёл к дверям.

Эварна знала, что Ливия занимала ту часть дворца, в которой располагались и её собственные комнаты. К удивлению акробатки, Ливия никогда не выражала недовольства по поводу соседства с ней, но и симпатии к Эварне тоже не выказывала.

Сначала в этой стройной молодой простолюдинке она видела лишь временное увлечение кесаря, но по прошествии лет поняла, какое место та заняла в его душе. Ливия смирились с её присутствием. К тому же Эварна проявляла добрый нрав, с ней было легко общаться, и её полюбили многие придворные. Кесаря она всегда сопровождала во время его поездок по городу, посещала с ним театры и пиры. Он держал её возле себя почти как жену, отдавая ей предпочтение среди прочих своих наложниц.

В сиреневой подпоясанной тунике, с собранными на затылке волосами, сверкая золотыми браслетами на запястьях, Эварна вошла за Вебулленом в покои Ливии и сразу же увидела сидящих возле стены знатных женщин, в том числе Апикату. Взяв Эварну за локоть, Вебуллен молча провёл её мимо притихших при её появлении женщин и толкнул дверь во внутренние покои.

В то утро вдова Октавиана ещё не покидала своих комнат. Её мучила тоска от того, что сын к ней холоден. Она страдала.

Сквозь приоткрытое окно врывался свежий ветерок с улицы, заставляя трепетать полог над кроватью. Ливия сидела у подоконника, глядя на Палатин. Впервые Эварна видела её без грима и драгоценностей, в тунике, открывающей белые, усыпанные веснушками руки и когда-то прекрасную, а ныне испещрённую складками шею. Густые волосы Ливии, рыжие, с лёгкой сединой, спадали вдоль плеч. Большие глаза воспалились от бессонной ночи.

   — Покинь нас, Вебуллен, — тихо произнесла она, повернувшись к вошедшим.

Пыхтя, Вебуллен отвесил неуклюжий поклон и заковылял к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Ливия простёрла к Эварне руки и усадила девушку возле своих ног. Несколько минут они разглядывали друг друга, словно виделись впервые.

Эварна считала Ливию великой женщиной. Ведь когда-то та правила Римом вместе с Октавианом, подчас давая ему самые мудрые советы.

   — Ты очень хорошенькая, Эварна, — молвила Ливия, сжав её пальцы. — В твоём возрасте и я была красива. А за Октавиана я вышла замуж, будучи ещё моложе, чем ты.

   — Вы всегда меня восхищали, госпожа, — сказал Эварна.

Погладив её по щеке, Ливия улыбнулась:

   — Я бываю не только мудрой, но и жестокой. И я очень коварна. Впрочем, это известно всем. Однако не о себе я намерена говорить с тобой, а о моём сыне. Ты любишь его?

   — Вы же знаете, что люблю, госпожа.

   — И он к тебе тоже благоволит, дитя моё. Поэтому я и хочу попросить тебя об услуге.

   — О какой услуге? — спросила Эварна. Она сидела у ног Ливии, чувствуя, как волнение сменилось любопытством.

   — Ты слишком чиста сердцем, чтобы осознать собственное могущество, Эварна. Ведь ты делишь ложе с кесарем, он к тебе испытывает глубокую привязанность, а это даёт тебе возможность вершить судьбы Рима, влиять на него...

   — На Тиберия трудно влиять, он хитёр!

   — Но он мужчина! А на мужчину можно влиять, если он питает к тебе влечение. Я так делала.

   — Я простолюдинка! — возразила Эварна. — Меня научили быть акробаткой. Я не интриганка, не советник, не знатная патрицианка.

   — Да, всё это справедливо. Как и то, что в твоей милой головке вряд ли родятся мысли, достойные изменить ход истории. Но вокруг тебя есть мудрые люди, которые могут подсказать тебе, что следует внушить кесарю.

   — Нет, госпожа! Я не буду этого делать, — резко произнесла Эварна. — Мои отношения с Тиберием построены на искренности. Увы, но я не желаю участвовать в подобных играх.

Взяв её руки в свои, Ливия ласково улыбнулась:

   — Другого ответа я и не ждала, дитя моё. Я лишь проверяла сейчас твои чувства к нему. Да, ты очень ему предана. Но и я тоже. Молю тебя, окажи мне единственную услугу и впредь я более ни о чём не стану тебя просить.

Эварна недоверчиво взглянула на неё:

   — Мы вновь вернулись к вашей просьбе, госпожа.

   — О, да. Тиберий со мной очень холоден. Мы редко с ним видимся и ещё реже беседуем наедине. Молю тебя, заступись за меня перед ним, скажи ему, чтобы он смягчился и стал более снисходительным. Ведь я люблю его. А вокруг него так мало людей, которые испытывают к нему любовь.

   — Думаю, что он не сомневается в вашей любви, госпожа.

   — Ты попросишь его смягчиться, Эварна?

   — Да. Но я достаточно изучила его, чтобы понять — моё вмешательство в ваши отношения вряд ли сильно их изменят.

На этом Ливия отпустила Эварну.

Вебуллен, ожидавший окончания их беседы, встретил акробатку и повёл назад, в её покои. По пути он не спрашивал Эварну о разговоре с Ливией, ибо знал, для чего девушка понадобилась вдове Октавиана. Но у порога комнаты, которую занимала Эварна, он вдруг ощутил себя неловко и извинился:

   — Прости, что втянул тебя в их дела, — сказал он. — Однако, став любовницей кесаря, почти невозможно остаться в стороне от интриг.

   — Верю, — ответила Эварна. — Но я люблю его и поэтому не жалею о том, что нахожусь рядом с ним.

Вечером она передала Тиберию просьбу его матери.

Задумчиво погладив Эварну по лицу, он улыбнулся ей.

   — Смягчиться — вовсе не значит подарить власть, — пробормотал он. — Ты бы хотела, чтобы я стал к ней более ласков?

   — Да, — ответила Эварна. — Ведь она твоя мать и любит тебя.

   — Мы с братом означали для неё лишь возможность владеть Римом после Октавиана. Она всегда любила лишь Отечество. Это и сделало её великой, — и усмехнувшись, Тиберий привлёк Эварну к своей груди.

Он догадывался, что желание девушки повлиять на его отношения с Ливией вызвано их недавней встречей, о которой ему рассказывал Вебуллен. Впрочем, в угоду наложницы он сделал вид, что смягчился и даже пригласил Ливию разделить с ним трапезу в его покоях. Однако во время ужина он ни разу не обсудил с ней государственные вопросы. Он был хитёр и лицемерен. Ливия это понимала. И ей ничего не оставалось, как смириться с возникшей ситуацией.

Проснувшись от горького привкуса во рту, Германик сел на постели. В горле он испытывал жжение, ему было трудно глотать. По лбу стекал пот. Он посмотрел в окно, за которым всходило солнце.

Почувствовав рези в кишках, Германик поморщился. Он подумал о недавнем празднике у Пизона, устроенном по случаю его прибытия, предположил возможное отравление, но вспомнив, что его еду и вино пробовал раб, немного успокоился.

Встав с постели, Германик босиком прошёлся по комнате, продолжая испытывать тошноту и головокружение. Налив себе в кубок воды из кувшина, он выпил её и, крепко зажмурившись, вдохнул свежий утренний воздух. До его слуха из сада долетало весёлое щебетание птиц. Где-то проехала небольшая конница. Самочувствие немного улучшилось.