Войдя в зал, Пизон склонился перед кесарем в поклоне. В Риме им приходилось часто видеть друг друга на пирах и представлениях. Народ не любил Гнея Кальпурния Пизона за его скверный нрав и жадность. Но тот обладал знатным происхождением, был сыном консула, и его хорошо знали в войсках. Среднего роста, коренастый, с чёрными волосами и порочным взглядом продолговатых глаз, Пизон стоял пред Тиберием, ожидая приказов.

Планцина пришла вместе с ним. Очень толстая, с вьющимися каштановыми прядями, собранными на затылке, полной шеей, двойным подбородком, она выглядела тяжеловесной и неуклюжей, но взор её проницательных зелёных очей свидетельствовал о лукавстве и яркой натуре.

   — Садитесь, — коротко велел Тиберий Пизону и его жене.

Те послушно устроились напротив кесаря за столом. Чтобы расположить гостей, Ливия сама наполнила кубки вином из кувшина и подвинула к ним блюдо с фруктами.

   — Известно ли тебе, Пизон, что я подписал указ о твоём назначении на должность прокуратора Сирии? — холодно осведомился Тиберий, поигрывая пальцами.

   — Жена мне сообщила, — ответил Пизон.

   — А она не сообщила тебе причину назначения? Ведь не думаешь же ты, что я сделал тебя прокуратором только потому, что мы вместе участвовали в походе?

   — Планцина лишь догадывается о том, что вы, Август, преследуете собственную выгоду, даруя мне назначение.

   — Мой сын заботится не о собственной выгоде, а о выгоде для Рима, — вмешалась Ливия.

   — Через неделю Германик отбывает на Восток, — проговорил Тиберий, не обращая внимания на слова Ливии. — Он проследует через ряд провинций в Армению, а оттуда в Сирию. В Армении ему нужно расположить отряды наших легионеров во избежание войны, которая может вспыхнуть там после свержения царя Вонона. После этого ему предстоит путешествие в Сирию. Я хочу, чтобы ты встретился и пригласил его к себе в гости, когда он прибудет в Антиохию. Будь с ним гостеприимен, но действуй в моих интересах. Никакие приказы Германика в Сирии не должны выполняться.

   — Я всей душой предан вам, Август! Германик ничего для меня не значит, — отозвался Пизон, осушив кубок.

Ливия вновь налила ему вина.

   — Это хорошо, — кивнул Тиберий. — Ведь ты же понимаешь, что я не желаю вновь увидеть Германика в Риме. Постарайся сделать так, чтобы он не вернулся из своего похода.

Воцарилось молчание. Пизон испуганно вертел в пальцах кубок с вином. Стало слышно, как недалеко от дворца беседуют и смеются два преторианца.

   — Вы хотите, чтобы мы избавили вас от племянника, Август? — вдруг прошептала Планцина, и её взор заискрился любопытством.

Тиберий медленно повернулся к ней. Его щёки побледнели от волнения.

   — Я достаточно понятно выразил свои мысли, Планцина, — резко сказал он.

   — Августа раздражает любовь, которую питают к Германику подданные, — молвила Ливия. — К тому же во время мятежа легионов солдаты стремились его провозгласить своим кесарем. Он отказался, но ведь его мнение может в любой момент измениться, и тогда ему легко удастся свергнуть моего сына. Жить в страхе не для кесаря.

   — Мы избавим вас от вашего врага, — улыбнулась Планцина. — Но какая награда будет нам обещана?

   — Золота у Пизона много. Богатством его не прельстишь, — хмыкнул Тиберий. — Остаётся одно — власть. Он получит моё покровительство и останется на должности прокуратора Сирии, если, конечно, армия согласится ему повиноваться.

   — И ещё, — вдруг произнесла Ливия, понизив голос. — Гибель Германика может показаться окружающим подозрительной. Сделайте так, чтобы всё, что с ним случится, напоминало тяжёлый недуг.

   — У меня есть знакомая гадалка, которая умеет делать лучшие яды. Я велю ей приготовить такой, чтобы его действие ни у кого не вызвало подозрений, — хихикнула Планцина.

   — Если вы не забудете про осторожность, подозрения ни у кого не возникнут, но если потерпите неудачу, я не стану вас защищать, — хмуро молвил Тиберий. — Скажу, что причиной убийства были ваши личные с Германиком раздоры.

   — О, Август, вы же знаете, что я очень осторожен, — молвил Пизон. — Ваш приказ будет исполнен.

   — Во время путешествия ты посетишь Афины, — продолжал Тиберий. — Жители этого города выражают недовольство моим правлением, а ведь я всегда благоволил к грекам! Выступишь перед ними с речью и напугаешь их расправами в случае неповиновения. Германик посетит Афины незадолго до тебя. Я хочу, чтобы ты взвалил вину за то, что в Греции стало тревожно, на Германика, упрекнув его в слабом характере, ведь он как раз проследует с войском по тем землям. Пусть эллины гневаются, считая его причиной того, что жизнь их теперь тревожна.

   — Не сомневайтесь, Август, я сумею настроить эллинов против Германика, — ответил Пизон.

Вздохнув, Тиберий придвинул к себе ларец, стоявший на краю стола и, открыв, достал свиток, скреплённый своей печатью. Потом, протянув его Пизону, кесарь произнёс:

   — Держи. Здесь указ о твоём назначении на должность прокуратора.

   — Спасибо, Август, — пробормотал Пизон и благоговейно взял у кесаря свиток.

Обменявшись с Ливией торжествующим взглядом, Планцина ничего не сказала, но по выражению её лица было очевидно, что она весьма довольна назначением мужа и намерена исполнить приказ Тиберия как можно раньше.

   — Готовьтесь к поездке, — произнёс Тиберий, — Свиту, охрану и корабли получите согласно моему распоряжению. И не забудьте, что я умею быть великодушным к верным мне людям, но лучше всего у меня получается жестоко карать. Теперь уходите. Вы свободны.

Встав со скамейки, Пизон попросил у кесаря дозволения приложиться устами к его перстню. Тиберий не возражал и подставил ему руку для поцелуя. Вместе с мужем перстень облобызала и Планцина.

Как только они скрылись за дверью, Тиберий поморщился и, взяв свой кубок, выпил вина.

   — Как ты можешь дружить с такой женщиной, как Планцина, матушка? — спросил он.

   — Мы понимаем друг друга.

   — Ну конечно! А для твоих интриг она тоже доставала тебе яд? Может, ты и Октавиана отравила?

   — Как ты смеешь думать о таком! — возмутилась Ливия. — Тебе ведь известно, что мы с Октавианом любили друг друга!

   — Да, о ваших чувствах я наслышан, — хмыкнул Тиберий. — Как и о том, что ты пожертвовала своей молодостью ради того, чтобы иметь власть и возвести меня на престол. И вот я сижу на троне. Что ты чувствуешь?

   — Удовлетворение, — ответила Ливия.

Допив вино, Тиберий поднялся из-за стола и пошёл в свою спальню.

   — Вели прислать ко мне Эварну, — приказал он. — И, кстати, матушка... То, как ты обошлась с родным внуком, внушает мне страх перед тобой. Я и не знал, что ты умеешь быть столь беспощадной к родственникам. Удачи тебе!

— Тиберий, сын мой... — начала было Ливия, но он уже не слушал её.

Удалившись в спальню, он плотно запер обе половины высокой двери.

Несколько минут Ливия находилась в одиночестве, раздумывая над поступками Тиберия. Ей по-прежнему не удавалось взять над ним власть, невзирая на то что к некоторым её советам он изредка прислушивался. Тиберий обладал сложным характером, и у Ливии не хватало сил справиться с его несгибаемой волей. Она предполагала, что в будущем их отношения будут ухудшаться и когда-нибудь наступит момент полного отчуждения, но не могла изменить ситуацию.

Вокруг Тиберия вообще было мало людей, способных на него влиять, ибо он имел натуру крайне подозрительную. Впрочем, Ливия его за это не упрекала — она знала, что ему довелось познать много боли, предательств и разочарований, когда Юлия клеветала на него Октавиану, негодуя, что он уехал от неё на Родос. В Риме даже ходили слухи об его изгнании или казни. Но волею судьбы его положение изменилось.

Решив покориться ему, Ливия вышла из зала и в коридоре велела рабу пригласить к Тиберию Эварну. Затем, предпочитая не думать о грядущем, она отправилась к себе, чтобы немного отдохнуть перед прогулкой. Вечером Ливия обожала гулять в садах Капитолия, наслаждаясь закатом солнца. В верности Пизона она не сомневалась и была уверена, что судьба Германика непременно решится в самое ближайшее время.