По дороге непривычная Наталья отстала - ей пришлось цепляться за бушлат Виктора. В лесу было совсем уже темно, но Миха уверенно вел свою группу по только ему известной тропке. Она петляла среди гранитных валунов, спускалась в овражки, и затем начался долгий подъем наверх. А город оставался все ниже и ниже, мигал огнями и гудел тысячами машин. Но шум этот становился все тише и тише, зато звезды делались ярче и ближе.

К землянке подошли уже в полной темноте. Миха нырнул внутрь, повозился там, и бледное свечение керосиновой лампы выхватило его убогое, но теплое и относительно чистое жилище. Новые постояльцы по одному просочились внутрь.

А Миху охватил хозяйственный азарт - он вдруг с удовольствием ощутил себя хозяином дома.

- Сейчас чайку забацаем! Витек, затапливай печку, сушняк под нарами лежит. Так... бабы пусть на нары ложатся, а мы как-нибудь тут, у печечки.

Сидя в полумраке в углу нар, слушая, как шумит вода в закопченном чайнике, неслышно, но горько плакала Наталья. Она чувствовала себя похороненной заживо...

* * *

В редакции было накурено и шумно. Редактор независимой газеты "Окраина", и он же, по совместительству, ее единственный владелец, кипел и фонтанировал идеями.

- Значит, делаем так: раз мэр решил расстрелять бомжей, то мы, журналисты "Окраины", в свою очередь решили перед расстрелом напоить их чаем.

- Может, водкой? - осведомился его помощник и ведущий журналист.

- Так. Оставить эти настроения. Хватит спаивать народ. Поить будем именно чаем. Завтра едем на хлебозавод, я договорился, берем нереализованную продукцию - торты, булки, пирожные и везем на городскую свалку. Там целое поселение живет. Приедем, попьем чая с ними и поговорим. Пусть расскажут, что они думают о мэре и его идее с расстрелом.

- Как скажешь, капитан, - ответил помощник и подумал, что он сам непременно выпьет хотя бы грамм сто перед поездкой в очередную мертвую зону.

- Возьмем с собой оператора, снимем сюжет, вложим в Ютюб. Ссылку дадим на нашу газету. Мало не покажется кое-кому, - продолжал просто кипящий идеями редактор.

Это была странная, не похожая на прочие местные издания газета. Учрежденная на голом энтузиазме отставным капитаном-разведчиком, она собрала прожженных заматеревших сорокалетних мужиков и баб, ценящих и любящих свое проклятое журналистское ремесло. Их никогда не приглашали на великосветские фуршеты и знаковые пресс-конференции. Они не мелькали на телеэкранах, зато часто попадали в судебные хроники как ответчики по искам о защите чести и достоинства, причем истцы, как правило, были сплошь и рядом чиновники министерств и ведомств. Зато в провинции "Окраина" шла на ура. Жители Забайкалья считали ее своей, народной газетой. И не ошибались...

* * *

Головной джип - черный "Хаммер", чуть качнувшись трехтонным кузовом, встал на небольшой полянке. За ним выстроились прочие внедорожники. В "Хаммере" Антон говорил в рацию:

- Миша, Влад, вы сейчас поднимаетесь по отвороту, который впереди вас. Нормально пройдете. Я проверял. Мы с Артуром и Баржей идем по низу. Поселок за поворотом. Там - по обстановке. Но, бля, не дай Бог, чтобы кто-то ушел. Палево голимое может получиться. Вперед, мужчины! - и "Хаммер" на малых оборотах двинулся к повороту.

За ним, на вырубленном склоне сопки, в снегах и тишине, лежал заброшенный дачный поселок. Когда-то место считалось престижным. Всего пять километров от города, зато чистый воздух, грибы и ягоды. Но потом, после революций и катаклизмов, оказалось, что дачники не в состоянии оплачивать ни привоз воды, ни бурение скважины, а потом и электричество пропало - кто-то украл несколько километров проводов. Покупателей на такие "фазенды" не нашлось - и поселок стоял в тайге, глядя пустыми глазницами выставленных рам на окрестные красоты забайкальского леса. Ну а затем сюда стали стекаться бесприютные и неприкаянные: кто-то не мог найти места в жизни после того, как вышел из зоны, кто-то бежал из армии, кто-то просто пропил или проиграл квартиры, в одночасье ставшие ходовым товаром. А кто-то приехал в Читу с целью начать новую жизнь, не зная, что на самом деле он тут ее и закончит.

Сейчас в нескольких домах за окнами, затянутыми мутным полиэтиленом, мерцали огоньки самодельных коптилок. Из труб просачивался дым. Когда автомобиль Антона остановился у въезда в поселок, на верхней улице мощно вспыхнула фара галогенового искателя с "Гелендвагена" Миши-Магомета. Взвыв турбонаддувом, "Хаммер" резвым кабаном рванул по дачному поселку. Шесть прожекторов, установленных на крыше, с оптической четкостью выхватывали из сумерек мельчайшие детали окружающего ландшафта: шаткие, щербатые заборы, кучи золы на снегу, засохшие, не закопанные на зиму кусты малины и смородины на покрытых сухой высокой травой участках. У ближайшей дачи не было двери - ее заменяло засаленное ватное одеяло непонятного цвета. Вот оно отодвинулось - и в проеме показалось сощуренное лицо старика с длинной пегой бородой. Он, прикрыв глаза трясущейся ладонью, пытался всмотреться в этот странный и страшный источник света. Антон встал, высунулся из люка и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок "Сайги". Бородатая голова украсилась отверстием, туловище упало и нелепо засучило ногами. Пальцы сорвали одеяло с двери, и там, в мерцающей полутьме, Антон уловил какое-то движение. Выскочил из машины с "Сайгой" наизготовку и заметил, как, прорвав пленку на окне, из дома пытается выбраться еще кто-то. В этот раз пуля попала в верхнюю часть черепа, снеся ее напрочь. Дымящиеся мозги мягко стекли на завалинку. Антон довольно закурил. Организм потряхивало, но в голове была необыкновенная бодрость и четкость.

А по поселку уже рыскали рычащие вездеходы. То тут, то там слышались выстрелы. Криков не было - шла выверенная, спланированная бойня, и вели ее опытные охотники, привыкшие убивать. Правда, на такую дичь они еще не охотились.

Угомонились через полчаса. Из поселка никто не вырвался, да и не пытался, не считая довольно шустрого мужичонки в унтах и старом армейском тулупе. Он уже почти перебрался через прибрежные заросли у замерзшего ручья и рванул, петляя по-заячьи, в небольшой распадок. Но у Артура мощный итальянский карабин был снабжен прицелом ночного видения. Стрелок довольно хехекнул, увидев в зеленом свете прицела, как пуля вспорола овчину тулупа и как беглец съехал со склона в овраг. Артур выбросил вверх руку, согнул ее, сжав кулак, и выкрикнул: "Йес!"

Когда с верхней части поселка спустились загонщики, Антон скомандовал: "А сейчас будем делать уборку. Каждый берет свою дичь. Тащим всех вот в этот сарай. Миша, а ты доставай канистру с бензином".

Всего в сарае оказалось полтора десятка бомжей. Двое или трое еще дергались и стонали. Когда колонна стала покидать место охоты, сарай уже горел дымно-оранжевым пламенем.

* * *

Город появился внезапно, лежа внизу, в котловине. В мутном мареве дрожали размытые огни, над огромной чашей, населенной людьми, висел тяжелый дым. Наступал еще один вечер, точно такой же, как и тысячи прошлых вечеров.

Он спускался к городу, чувствуя в своем сыром сознании непонятный страх. Раньше он ничего не боялся. Ему, выросшему в таежной заброшенной штольне, были нипочем ни морозы, ни хлесткие весенние пыльные ветра, ни щелкающие пасти волков, ни смертоносные лапы медведя. Хищников он не боялся - они боялись его, чувствуя в нем природу, отличающуюся от прочих двуногих. Он же сам легко справлялся в самых сложных ситуациях без огнестрельного оружия, раны и травмы считал как само собой разумеющееся, поэтому понятие о боли у него отличалось от человеческого.