Annotation

Действие повести происходит в наши дни, в Чите и на ее окраинах. Из умирающих сел и деревень в краевой центр стекаются люди в поисках работы и пропитания. Но им нет места в городе торговых центров и дворцов спорта и ночных клубов. Нет до них никакого дела и армии благополучных сытых чиновников. Герои повести - разорившиеся фермеры, вчерашние военнослужащие, жертвы банковских кредитов, невостребованные рабочие - лишаются жилья, становятся бомжами и основывают в пригороде Читы свои поселения. Обилие бомжей в городе вызывает раздражение у мэра - и он публично сожалеет о том, что у него нет лицензии на их отстрел. Но идея не пропадает, она приходится по вкусу читинским пресыщенным толстосумам, которые решают устроить охоту на людей. Но они еще не знают, что среди бомжей есть существа, которые на самом деле уже давно не люди, а мутанты с совершенно необычными свойствами и навыками...

Ветров Борис Борисович

Ветров Борис Борисович

Охота мертвецов

Автор предупреждает: все персонажи, географические названия и события являются вымышленными. Случайные совпадения не являются подлинными фактами. Хотя не совсем...

Жизнь на Земле -

это всего лишь

подготовка к аду

Стивен Кинг

* * *

- Ну, вот и все. Прощай, моя деревня. Пошли, чего тут стоять...

Гена, или, как его называли в селе, Гендос, подхватил на плечи, обтянутые коричневой болоньей, связанные меж собой два мешка, остальное - два китайских баула - взяла его жена. Они вышли с уже не принадлежавшего им двора и, не оглядываясь, пошли по тропке, усеянной битым стеклом, к шоссе. Действительно, больше тут делать было нечего. Гендос с женой держались до последнего, но прошлогодняя засуха уничтожила не только урожай, но и ростки надежды на лучшее. Субсидию горе-фермер так и не получил, а министерша сельского хозяйства даже не заехала во время рейда по хозяйствам края, пропылив со свитой на трех полированных джипах мимо полумертвого села прямиком в райцентр. Там ее уже давно ждал сытный банкет. Гендосу и жене оставалось надеяться на далекую, но, по слухам, фартовую Читу...

* * *

- Заключенный Журавлев Виктор Иванович, статья сто девяносто вторая, часть вторая, срок - четыре года, окончание срока второго февраля две тысячи десятого года!

Перед замом по оперативной работе, "кумом", в строевой стойке вытянулся молодой высокий мужик, чертами и выражением лица резко отличающийся от общей массы заключенных.

- Все, Журавлев, наступило твое второе февраля. Поздравляю.

- Спасибо, гражданин начальник.

- Иди подписывай обходной. Ну, сам знаешь. Потом ко мне зайди. Есть куда ехать-то?

- Сообразим! Главное, отсюда. А там все равно.

* * *

Он потыкал пальцем в одеревеневшее тело в последний раз и своим сумрачным, но все же действующим разумом понял - она уже не встанет. И лицо у нее точно такого же цвета, как было у отца, когда он тоже не встал, и пахнет от нее так же. А значит, можно уходить отсюда, где он появился на свет, хотя в данном случае это выражение совсем не подходит. Света при рождении не было, если не считать масляную коптилку на ящике из-под взрывчатки, которая заменяла тумбочку в этом подземелье. Его родители боялись людей больше чем хищников, и потому сумели добраться, прячась от людей в форме, до заброшенной штольни, о которой как-то рассказал сослуживец отца. Можно, конечно, было выйти в ближайшее село. Но дурная молва и так уже ходила по всем окрестностям, так что до ментов сразу донесли бы слухи о пришельцах. Но слишком много трупов висит камнями на душах этой пары. Нет, пусть идет как идет. И шло. Ребенок рос, как растут все дети, правда, игрушки ему заменяли гильзы от карабина, а затем ножи, удавки, самострелы и другие изобретения первобытной охоты. Всему этому отец стал учить его, как только пацан начал уверенно ходить на толстых коротких ножках по таежным тропкам. И еще многому научил своего Маугли папаша, который сам постигал науку убивать в особом армейском подразделении. Так и служил бы прапорщик Кайдалов, да только в одночасье треснула на части и страна, и армия. И ничего не светило впереди: ни жилье, ни работа. Даже еды не было - только вынесенный из части мешок лука, который они с женой жарили на остатках комбижира, тем и питались. А потом понеслась душа под горку: коммерческие магазины, барыги и, наконец, инкассаторы. Вот на инкассаторах с женой и погорели. Та тоже отлично стреляла, бегала и прыгала - детдомовская, как и он сам. В общем, денег не срубили, и с цивилизацией пришлось расстаться - четыре "жмура" за спинами. Хорошо, тайгу Кайдалов знал. Тайными тропками добрались они до укромного местечка, где можно было пережить самые лютые забайкальские холода. Да так и остались там, кормясь дичью и дикоросами. А куда им было идти? Вот только не знали они, что в приютившей их штольне добывали совсем не золото...

Он погладил холодное и твердое тело, завернул его в шкуру медведя и вышел наружу. Он уже давно решил: как только останется один - идти на восход Солнца. Говорят, там есть большой и красивый город, который называется Чита.

* * *

Мэр был раздражен. Покалывало в почках и мучила изжога. Крупное тело все чаще давало сбой, и подступала предательски страшная мысль о бренности бытия. Но хотелось стоять, стоять еще на мощных ногах, попирать эту землю, которую он уже давно считал своей. Хотелось попирать ковры, паркеты и знать, что именно от тебя зависят судьбы тысяч, десятков тысяч людей. Это держало невидимой рукой за воротник, куда сильнее, чем постоянно растущие банковские счета. И все бы хорошо, но черт бы побрал этих писак, этих журналюшек, сующихся во все щели читинского бытия. Иногда, читая газеты, он ловил себя на том, что правая рука непроизвольно сжимается, словно в ней зажато горло очередного борзописца. Мэра обвиняли во многих грехах, и по большей части справедливо, но сам он считал, как и большинство российских руководителей, свой путь единственно верным.

Вживую мэр давно не общался с прессой, предпочитая давать интервью умильно улыбающимся тетенькам с его практически личного городского телеканала. Имея возможность сделать массу дублей, мэр говорил рассудительно, хотя и не совсем гладко, и обычно смотрел куда-то вбок экрана, вертя в руках ручку. Но сегодня придется общаться вживую: мэра ждали на заседании городской Думы, депутаты которой периодически, раз в четыре года, в канун выборов заболевали острой любовью к народу и требовали от главы города отчета.

* * *

- Вот список арестованного имущества, которое поступает к нам на ответственное хранение, - привычной скороговоркой протараторила приземистая упитанная тетенька в черном мундире судебного пристава, который издали можно было принять за эсэсовский. Сейчас вы имеете право взять необходимый минимум вещей, не подлежащий аресту, продукты питания и предметы личной гигиены, и затем обязаны освободить квартиру. Она будет опечатана до выставления на торги.