– А пойдемте на конюшню! – радостно предложила Аманда.

За эти месяцы Аманда совсем перестала бояться лошадей, этому немало способствовал Роланд. Я же настолько увлеклась конными прогулками, что пересела с Ромашки на Стремительную. Молодую рыжую кобылку. При виде меня с морковкой в руках она оживилась, зафыркала и начала перебирать ногами.

– Как ты познакомилась с папой?

Мы неспешно шли рядом с мамой. Как оказалось, она прекрасно держится в седле.

– В таверне, – она улыбнулась воспоминаниям, – он только закончил столичную полицейскую академию и был на одном из самых первых обходов. А мы с подругами праздновали поступление в университет, они зачем-то потащились из благополучного центра к вокзалу. Три домашние девочки из аристократических семей, мы разительно отличались от остальной публики.

– Представляю. – Я засмеялась.

– Там к нам начали приставать, один из мужчин был особенно настойчив. Кто-то вступился, завязалась драка. Хозяин вызвал полицейских. Среди них был и Андре.

– Эта версия не так сильно отличается от той, что ты рассказывала мне в детстве. – Я остановилась.

– Прости меня, – она взяла меня за руку, – пожалуйста, прости. – Слезы побежали по щекам.

– Это ты прости: если ты не говорила правды, у тебя были на то причины, – вытерла ее слезы, – не плачь, прошу. Словно ножом по сердцу. – И она начала рассказ:

– Фредерик, как и я, был сиротой. Его мать застрелили, когда ему не было и пяти лет. Дядя Робер состоял в Совете. Высокопоставленный политик, он почти не бывал дома. Фактически мы были предоставлены сами себе. Росли вместе, небольшая разница в возрасте, всего-то три года, не мешала играм. Но уже тогда, в детстве, то чувство, что было между нами, нельзя было назвать просто дружбой. Мы любили друг друга. Неистово, по-детски. Ссорились, иногда даже дрались, – она горько улыбнулась, – расставались только перед сном, а когда дом засыпал, я перелезала через балкон, чтобы лечь рядом. В шестнадцать лет он уехал в закрытую военную академию и вернулся через четыре года.

– Ты не приезжала к нему?

– Нет, это было запрещено. Мы общались письмами. Описывали каждый свой день, начиная с того, что ели на завтрак, заканчивая тем, в какой позе уснули. В день моего семнадцатилетия он вытребовал увольнение и приехал в Саомар. Когда карета остановилась у входа, я была самым счастливым человеком в мире. Выбежала на крыльцо и смотрела, как он, повзрослевший и такой красивый, идет ко мне. – Она покачала головой.

– Он, верно, при виде тебя застыл, как гер Юхан, ведь и ты стала старше?

– Тогда я этого не понимала. Холодность, с которой он поцеловал мою щеку, была словно ледяной дождь. Он был на празднике меньше получаса и, отговорившись срочными поручениями, не попрощавшись со мной, ушел. Я рыдала несколько дней, потом отказалась есть, а когда слуги начали бить тревогу и пригласили врача, запретила себе думать о нем и ушла с головой в химию. – Она замолчала, погружаясь в воспоминания.

– Что было дальше?

– А дальше он уехал в Такессию. Он больше не писал мне, ни одного письма. Это было больно, очень больно. Я поступила в университет, познакомилась с Андре. Потом его выслали из столицы.

– За что?

– Тот мужчина, что приставал ко мне в таверне, оказался адамарским дипломатом, а Андре с размаху залепил ему в глаз. – Я хихикнула – папа был на хорошем счету, таким образом руководство хотело замять скандал. Убрать его ненадолго, с глаз долой. С Андре мы поддерживали связь, он отчасти заменил мне Фредерика.

– Как же я появилась на свет? – Снова горькая усмешка.

– В тот день был праздник. День объединения Союза. Слуг отпустили, дядя Робер отправился на прием, а ко мне приехал Андре. Мы замечательно провели время, танцевали, гуляли, он проводил меня до дома, признался в своих чувствах и поцеловал, уже в дверях.

– Ты любила его?

– Как друга, я всегда любила только лишь Фредерика. Я ничего не ответила, и он ушел в «Асторию». К тому моменту он занимал высокий пост в Ист-Адер, он стал правой рукой главы полиции герцогства и мог позволить себе лучший отель города. Как оказалось, свидетелем того поцелуя стал Фредерик. Это было страшно, мучительно больно и прекрасно одновременно. Итогом его ревности стала ты.

– Почему же ты сбежала?

– Сначала просто испугалась – он разбил все, что стояло в коридоре, даже окна и входную дверь. Нордин всегда были сильны. Грозился убить Андре и всех, кто подойдет ко мне ближе чем на сто метров. Я никогда не видела его таким. И ночью, без вещей и документов, я убежала в «Асторию». Андре предложил поехать с ним. Сказал, надо дать Фредерику время одуматься, и я послушалась. Через месяц, в Ист-Адер, я поняла, что беременна. Фредерик по-прежнему не отвечал на мои письма, и я согласилась выйти замуж за Андре. Он был чудесным мужем и прекрасным отцом, я ни разу не пожалела о своем решении.

– Зачем вы переехали в Лосс?

– Не хотели лишних сплетен, ведь я была в положении, когда выходила замуж. Мы изменили документы, так я стала Аделин.

– Почему Дюран?

– Все просто, я надеялась, что Фредерик одумается и заберет нас. Ведь я написала ему, что родила тебя.

Он знал… Я погладила маму по руке.

– Ты до сих пор любишь его. – Это не было вопросом.

– Люблю. – Она не отрицала очевидного.

– Ты знала о том, что тебя посчитали убитой?

– Видимо, так было проще объяснить мое исчезновение. Я писала Фредерику каждый день, Лиса… И я лично отправляла письма на почте. Он отказался от нас, потому что уже был женат. У него родился сын, как я узнала позже…

– Эй, вы чего? – подъехала Аманда. – А ну, хватит сырость разводить!

– Мы больше не будем, – улыбнулась мама.

Я любила королевский парк. Стройные ряды хвойных деревьев, аккуратные дорожки, белые беседки. Гвардейцы немного портили общую картину сурово сведенными бровями и красными мундирами, но к этому я уже привыкла. Мы устроили маленькие скачки, в ушах свистел ветер, под копытами летела стылая земля. Во дворец вернулись уставшие, раскрасневшиеся и мокрые.

Маме выделили покои этажом ниже. От одежды мы отказались, этого добра полным-полно висело у меня в шкафу, попросили только обувь. Фру Анника, гордая новыми полномочиями, ушла отдать распоряжения.

– Аделин, ты почему не ешь? – строго спросила Аманда. Мы обедали в малой столовой.

– Это, между прочим, вторая тарелка! – оправдывалась мама. У моей экономки появился единомышленник.

– Кстати, что адмирал, я так и не поняла, надолго ли он? – Холодная вода приятно освежала.

– На неделю, – зашел к нам Роланд, – принесите вина! – Слуга склонился и вышел исполнять приказ. – Я отправил его домой, чтобы не смущал фру Аделин.

– Сир, это лишнее, я нисколько не смущена, – ответила мама.

– Вы, может быть, и не смущены, а вот мой адмирал не в состоянии отвечать на вопросы. – Роланд глотнул вина и поморщился: – Кислое. Меланика, все готово к отправлению. Через неделю Белами сообщит о результатах. – Я кивнула.

– Ай, больно! – вдруг вскрикнула Аманда.

– Что случилось? – Я подбежала к ней.

– Ника… – Роланд встал из-за стола, – это ирбис.

Серебряный встал рядом с ним и подставил голову.

– Какой еще ирбис? – Мэнди баюкала пострадавшую руку.

– Мой ирбис. – Я счастливо улыбнулась королю.

В первый летний день выпал снег.

Белый ковер накрыл северное королевство, и таким же белым было платье Аманды, которое в тысячный раз заставили надеть подругу портные. На фоне белого атласа ее рыжие волосы казались красными, будто кровь. Помощник портного был сегодня особенно неловок и ткнул будущую королеву булавкой. Рубиновая капля выступила на пальчике, служанки бросились наперебой предлагать платки, но страдалица ничего не замечала. Голубые глаза испуганно искали поддержки.