Юридические действия сестер Баладро, предпринятые в План-де-Абахо, оказались более успешными. В марте 1963 года они освободили от ареста дом на улице Молино и продали его шорнику под мастерскую. Капитан Бедойя уговорил сестер использовать деньги, полученные от сделки, на покупку ранчо.

Меня зовут Радомиро Раина Расо, живу в Консепсьон-де-Руис. Это я продал сестрам Баладро ранчо Лос-Анхелес, но заявляю, что, когда ставил свою подпись под документом, не знал, кто они такие, мне и в голову не могло прийти, для каких дел они будут использовать землю, которую я им продал.

Дело было так: мне нужно было платить долг, я не знал, где взять денег, и решил продать часть своих земель. Об этом я рассказал нескольким людям, и однажды в буфете гостиницы «Гомес» ко мне подошел капитан Бедойя, которого я знал в лицо, и говорит:

— Сколько вы дадите мне комиссионных, если я найду покупателя на вашу землю?

Я назвал ему свои условия, он согласился, и через два дня ко мне приехали в повозке сеньоры Баладро.

Я и понятия не имел, что они содержательницы публичного дома. Наоборот, они выглядели такими солидными, что я пригласил их в гостиную и представил своей жене. Они были в черном. Старшая, та, что распоряжалась, была в траурной шали, как будто только вышла из церкви. Она опекала сестру, как молоденькую девушку. Когда та закинула ногу на ногу, старшая сказала:

— Одерни платье, Серафина.

И молодая натянула платье и закрыла колено.

Моей жене они очень понравились, она угостила их вермутом и печеньем, и они выпили скромно, в меру и без всяких скверных словечек. Потом я предложил им поехать посмотреть землю и взял с собой жену. Кто бы мне сказал, что мы оказались в одной машине со сводницами!

В день подписания договора они приехали в нотариальную контору с засаленным бумажным пакетом, достали из него сто пятьдесят тысяч песо купюрами по пятьсот и отдали мне. Капитан Бедойя присутствовал, но сделал мне знак, чтобы я не отдавал ему деньги при сеньорах. Мы под каким-то предлогом вышли с ним на улицу, и там я расплатился.

После подписания документов капитан и сеньоры ушли, а нотариус, который их знал, рассказал мне, кто они такие. Но было поздно, все подписано, деньги у меня в руках, очень нужные мне деньги.

Говорит Эулалия Баладро де Пинто:

Теофило в третий раз потерял все, что у нас было. Когда пришло письмо от сестер, у нас в гостиной как раз описывали мебель. Письмо было такое:

«Дорогая Эулалия, нам с каждым днем труднее заниматься нашим многолетним трудом, поэтому мы решили перейти на сельское хозяйство. Мы хотим, чтобы Теофило все взял в свои руки, он ведь столько знает об этом…» и так далее.

Письмо написала Арканхела, но внизу обе сестры поставили свои имена. Мы с Теофило увидели в этом луч надежды, на следующий день собрали чемоданы и поехали в Консепсьон-де-Руис. (Эулалия говорит, что, по указанию сестер, они поселились в гостинице «Гомес» и что за последующие семь месяцев регулярного общения ни она, ни ее муж не заподозрили, что сестры живут в казино «Дансон». В тот же день они поехали на машине Лестницы осматривать ранчо.)

— А вот на этом кусочке, — сказала Арканхела Теофило, — посади цветы, я буду носить их на могилу Бето в День Мертвых.

Начинался период дождей, кукуруза дала всходы — говорит Эулалия — но место показалось мне очень заброшенным. (Она описывает дом, амбар в руинах, полуразвалившуюся крышу и тоску, которая ее охватила, когда она посмотрела вокруг и поняла, что, куда ни глянь, нигде не видать человеческого жилья.)

Теофило — говорит Эулалия — спланировал все, чтобы ранчо стало прибыльным, и составил бюджет. Сестрам проект показался очень удачным, но расходы — слишком большими. Они дали мужу частями меньше половины тех денег, что требовались, поэтому он сумел привести в порядок дом, но не смог подключить воду и электричество. Подготовил амбар, но не получил денег на покупку коров, посадил кукурузу, но не люцерну. Вместо стольких нужных вещей они вдруг дали нам вещь, совершенно не нужную.

Однажды утром они приехали и привезли длинный сверток, завернутый в газету. Арканхела положила его на кухонный стол и велела Теофило развернуть бумагу. Это был карабин.

— Я его привезла, — сказала Арканхела, — чтобы ты стрелял, если кто-то будет уводить коров.

Но коров не было, ни тогда, ни потом.

14 июля сестры Баладро устроили пикник на ранчо Лос-Анхелес. Они пригласили священника, чтобы он освятил купленную землю и дал ранчо новое имя — прежде оно называлось Эль-Питайо. Список присутствовавших на празднике показывает, как изменился статус сестер Баладро. Вместо городских депутатов, мэров, профсоюзных лидеров и управляющих банками пришли капитан Бедойя, его адъютант по имени Оторва Николас, Лестница, Тичо и Теофило Пинто. Присутствовали также пятнадцать женщин. Дожидаясь священника, который должен был освятить землю, все поделились на две смешанные команды и стали играли в футбол. Мяч Лестница возил с собой в багажнике.

Когда священник уехал (его ждали на крестины), они открыли бутылки и произнесли тост, ближе к вечеру поели красный соус моле, приготовленный Калаверой, и рис, приготовленный Эулалией. Лестница играл на гитаре, женщины пели. Дождь в этот вечер не пошел.

Через три дня умерла Бланка.

(Бланка Н.: Тикоман, 1936 — Консепсьон-де-Руис, 1963.)

В Тикомане песок белый, рыхлый, ноги в нем вязнут. Широкий пляж. Каменистая речка впадает в море. В ее русле с незапамятных времен в засушливое время года местные жители рыли колодцы. Народ Тикомана пришел сюда из глубины страны и живет, отвернувшись от моря. Мужчины возделывают кукурузу на склонах холмов, женщины откармливают свиней на скотных дворах. Никто не умеет плавать, никто не осмеливается заходить в море, и от моря ничего не ждут. У него берут только хворост, дожидаясь, когда в сезон дождей река вынесет его в море, а море — на берег.

Вдалеке в забытом море виднеются две белые скалы, а еще дальше плывут корабли, которые никогда не заходят в Тикоман.

Семьи здесь большие. Взрослые мужчины, когда выпьют, говорят, что хотели бы найти работу в других местах. Сыновья, вырастая, уезжают. Женщины остаются, хотя не все.

Мы можем представить себе Бланку еще девочкой, когда она, как и другие здешние дети в ее возрасте, ходила с собакой на берег моря собирать хворост, носить воду из колодца и так до тех пор, пока в Тикомане не появилась, без лишнего шума, одна старуха и не повадилась сидеть по вечерам на берегу, на плетеной скамеечке, глядя на море. Она увидела девочку с охапкой хвороста.

С пляжа наша история перескакивает на ярмарку в Окампо. Сюда приезжает множество верующих, чтобы исполнить обет, данный Деве Марии из Окампо. Некоторые приносят покаяние, спускаясь с бревном на плечах из Ла-Эрмиты, где бьет чудотворный родник, другие идут босиком по листьям нопаля, женщины проползают на коленях стометровую колоннаду храма, вымощенную пемзой. Важно явиться перед почитаемым образом в крови: только так паломнику гарантируется прощение или чудо.

Многие приезжают на ярмарку не из религиозных, а из коммерческих побуждений. В эти дни в Окампо покупается и продается все: ладан, пасхальные свечи, серебряные дары, религиозные тексты, лошади, бойцовые петухи, иной раз — упряжка волов, иной раз — женщина.

В 1950 году на ярмарке в Окампо Ховита Н., старуха, которая сидела по вечерам на плетеной скамеечке и смотрела на море, продала сестрам Арканхеле и Серафине Баладро девочку четырнадцати лет по имени Бланка за триста песо.

Если верить Калавере, свидетельнице сделки, все произошло в одной из галерей, где живут паломники. Сестры Баладро тщательно осмотрели девочку, прежде чем заключить сделку, и не нашли в ней других изъянов, кроме пятен на зубах (такие зубы у всех жителей Тикомана из-за питьевой воды, взятой из колодцев в русле реки), которые и стали причиной торга. Сеньора Ховита просила четыреста пятьдесят.