Копай активнее, Акира, копай ниже…

– Более чем.

– Понравилось?

Вместо ответа вставляет в меня еще один палец.

Задыхаюсь, когда буквально втискивает все три вовнутрь. Задыхаюсь, когда становится все куда интенсивнее, острее…

Теперь насаживает меня на них, трахает пальцами.

Выдох, выдох, выдох… И не вздохнуть, не наполнить легкие воздухом, слишком близко к грани, вот-вот на кромке!..

Замечает это и притормаживает, движения становятся более размеренными, а вторая ладонь с силой стискивает мой член, потом еще и еще, с явным удовольствием причиняя мне боль и оттягивая концовку.

Дразняще медленно… Удерживая на этой самой грани, но не позволяя соскользнуть вниз, не позволяя прочувствовать в полной мере и блаженно вырубиться после фейерверка в голове.

– Ну что же ты… Не наигрался еще? – выдавливаю из себя и не чувствую, краснеют ли скулы.

Не наигрался. Иначе давно бы уже имел меня, вжав в матрац всем своим весом. Имел, как в последний раз, как на той чертовой узкой стойке, словно больше не предвидится.

– Швы разойдутся.

Верно, швы. Но разве тебя это остановит?

Сжимаю зубы и рывком, оперевшись на руки, сажусь на кровати, так что пальцы во мне скользят еще глубже, так что приходится резко зажмуриться, чтобы не вскрикнуть. Переждать вспышку, подвинуться ближе, как следует поерзав, искусав губы в кровь и, приподнявшись, сняться с тебя и, оперевшись на больную ногу, переместиться на обтянутые блестящим латексом колени. Холодит кожу. Обхватить за шею, за твоей спиной сжимая ладонью собственное запястье. Тут горячее. Ты горячий.

Сейчас я чуть выше, и тебе приходится поднять голову, чтобы поймать мой взгляд, а не как обычно смотреть сверху вниз. Сейчас без насмешливого прищура. Горящие угли. Меня тянет наклониться пониже и…

Моргаю, отгоняя наваждение. Моргаю и чувствую, как, обхватив меня поперек торса, приподнимешь, чтобы дотянуться до широкого ремня. Щелчок пуговицы, молния едет вниз. Неторопливо отталкиваю твои пальцы и своей рукой освобождаю твой член. Освобождаю и, как следует сжав, направляю его в себя, придерживая у основания и затаив дыхание.

Не больно. Только тянет, протискиваясь внутрь.

Не только я – оба не дышим.

Тянешься ближе и языком касаешься моей истерзанной нижней губы. Лижешь ее, словно затягивая паузу, ладонями сжимаешь бедра и…

Скачка. По-другому не назовешь. Быстро, невозможно быстро и так грубо, что от острой колющей боли едва ли можно отделить волнами накатывающее наслаждение. Только вместе.

Ногтями по белой, разом взмокшей спине, отчаянно цепляясь, словно отпущу – и вырубит, словно, как у куклы, завод закончится. Рывками, до выступающих слез стискивая мой член, грубо дергая его, так что хочется всхлипывать и умолять прекратить это и… никогда не останавливаться, продолжать, пока меня не вырубит, а после привести в чувство парой хлестких пощечин и продолжать.

Сознание мажет, ускользает. Губами припадаю к твоей шее, как сумасшедший, вцепляюсь в нее зубами, кусаю, перекатывая соленую кожу, терзаю ее и никак не могу разжать челюсти.

Острый запах железа буквально впивается, ввинчивается в ноздри.

Кружится все, плотно сжимаю веки.

Колет в боку, и я с трудом понимаю, откуда этот запах. Швы…

Сейчас плевать, сейчас только скорее бы!..

Пальцы, слепо шарящие по выступающим лопаткам, поднимаются выше, проводят по плечам и касаются шеи, наталкиваются на звенья тонкой цепочки и тут же конвульсивно впиваются в них, натягивают. Должно быть, душат тебя ими…

Плевать. Быстрее!

Уже не по кромке – уже над ней, немного еще, и позволишь свалиться вниз.

Еще немного!..

Мутит, во рту явственный соленой привкус. Вжимаюсь в тебя, отчаянно, словно утопающий за спускающий спасательный круг, цепляюсь и ощущаю, как нечто липкое касается мой кожи. С трудом фокусируюсь, отстраненно понимаю, что все залито… Залито алой жидкостью. Твой живот и даже расстегнутые штаны.

Дергаешь на себя и, вслепую нашарив мои губы, с силой кусаешь их, сразу обе прихватываешь, и вместе с этим я ощущаю, как туго становится внутри, как буквально распирает на части, взрывается…

Пальцы легко скользят по моему члену, наглаживают, сжимая под головкой, дергая всего один раз и…

Все.

Наконец-то.

Захлебываюсь воздухом, легкие агонизируют, и я, прежде чем отключиться от боли, потери крови и нахлынувшей почти наркотической эйфории, невероятно четко слышу, как разгибаются хрупкие звенья и лопается намотанная на мои пальцы тонкая цепочка.

Восхитительное Ничто…

Проваливаюсь в него, широко раскинув руки, понимая, что даже рыть уже дальше некуда.

Падаю, снова падаю.

***

Я очнулся через чертову прорву часов.

Из-за неплотно задернутого одеяла пробивалась полоса дневного света и раздражающе ложилась мне прямо на лицо. И, словно налипнув, никак не желало отпускать меня это ощущение, касание нагретого солнцем воздуха. И если бы я мог сказать с точностью, сколько прошло – десять часов или двое суток.

Очнулся, разумеется, один. Но тут же, кое-как развернувшись и откинув тонкое вышарканное одеяло, понял, отчего дышать удается с явным трудом и через раз – тугие повязки надежно закрывали свежие раны.

Надо же… Должно быть, зашил снова, но в этот раз предпочел не дожидаться моего пробуждения, чтобы поиздеваться. Хватило, значит?

Оглядевшись, на придвинутой к кровати тумбочке я обнаружил пару бутылок с водой и три упаковки солида.

Милостыня или твое очередное «поправляйся, тогда и поиграем»?

Не вернешься уже, я знаю, но даешь мне возможность отлежаться и зализать раны. Не могу не оценить это.

Неуклюже разворачиваюсь, собираясь поваляться еще немного, как ощущаю прикосновение металла к бедру. Долго шарю здоровой рукой в поисках этого самого, холодного, и наконец-то пальцы цепляют маленький крест на порванной цепочке. Не показалось все-таки…

Ухмыляюсь, и мне кажется, что в этот раз вышло совсем так же, как у тебя. Так же мерзко.

Выходит, скоро снова пересечемся, а, Шики?

Только отдышаться бы.