Вещи южных, среднеднепровских форм: височные кольца с напущенными бусами, украшенными зернью или филигранью, медальоны и лунницы, особенно распространенные в земле радимичей, и другие могут быть датированы XI–XII вв. В восточной части междуречья они представлены в курганах повсюду. В Костромском Поволжье, куда, как только что сказано, в XII в. устремился основной поток новгородских переселенцев, вещи среднеднепровских типов не встречаются.

Особый интерес представляют происходящие из курганов финно-угорские украшения: «шумящие» подвески в виде коньков, треугольников и т. д., перстни с подвесками. Они отличаются от славяно-русских украшений и по своим формам, и по технике изготовления, представляя собой дальнейшее развитие тех предметов убора, которые обнаружены в волго-окских финно-угорских могильниках I тыс. н. э. Подробная характеристика этих изделий и попытка реконструкции мерянского костюма дана в книге Е. И. Горюновой.[129]

Выше уже не раз речь шла о том, что в среде волго-окских финно-угров — мордвы, муромы и мери — практиковалось погребение умерших в землю на могильниках, которые не сохранили никаких внешних признаков. Раньше над могилами стояли, вероятно, деревянные столбики — фигуры, изображающие умерших, подобные тем, которые еще в XIX в. ставили на своих кладбищах чуваши-язычники. В XI–XII вв. оказавшееся в русском окружении и мало-помалу ассимилируемое финно-угорское население стало насыпать курганы.

Отмечая, что украшений финно-угорских типов найдено в ростово-суздальских курганах сравнительно не очень много, А. А. Спицын вместе с этим указал, что они встречены не везде, а связаны главным образом лишь с некоторыми местностями. Так, значительная часть найденных подвесок-треугольников и подвесок-коньков, особенно характерных для мери, происходит из района Переяславля-Залесского. Много «шумящих» украшений найдено во время раскопок К. Н. Тихонравова в 1864 г. у пос. Вознесенского, на месте которого впоследствии вырос г. Иваново. А. А. Спицын указывал, что Вознесенские курганы выделялись и по своему устройству. Они (или некоторые из них) имели, возможно, овальную форму. А. А. Спицын подозревал даже, что здесь был раскопан испорченный распашкой бескурганный могильник, обычный для финно-угров.[130] По-видимому, к XI в., к первой его половине, относятся наиболее поздние погребения известных ныне мерянских бескурганных могильников — Сарского около Ростова и Хотимльского на р. Тезе, притоке Клязьмы.

Отдельные курганные могильники с финно-угорскими «шумящими» украшениями известны и на Верхней Волге. Основная масса верхневолжских курганов имеет чисто славянский, преимущественно кривичский инвентарь. Об этом свидетельствуют материалы раскопок Ю. Г. Гендуне, А. И. Кельсиева и других исследователей в пределах современных Калининской и Ярославской областей. Автор этих строк в 30-х годах раскопал несколько десятков курганов XI–XII вв. на правом берегу Волги около Грехова ручья, выше Углича, и у с. Воздвиженья на левом волжском берегу в 15 км выше Ярославля и не нашел при этом ни одного финно-угорского украшения.[131] Но у того же г. Углича известны курганные могильники с «шумящими» подвесками-треугольниками. Еще выше по Волге, близ с. Посады около Корчева, в курганах найдены треугольные и коньковые подвески и перстни с привесками. Курганы с такими же находками были раскопаны на р. Сити, правом притоке Мологи.[132] А в 1952 г. курганный могильник XI–XII вв. с финно-угорскими украшениями и глиняной посудой был исследован Е. И. Горюновой на р. Согоже, притоке р. Шексны (впадающей теперь в Рыбинское море).[133]

В связи с этими раскопками Е. И. Горюнова напомнила о соображениях некоторых исследователей XIX в., которые полагали, что жители Пошехонья, известные своими этнографическими особенностями, являлись давно обрусевшей финно-угорской группировкой. Не ясно только, почему исследованные на р. Согоже курганы Е. И. Горюнова относит к мере. В Пошехонье, как известно, когда-то жила весь.

Таким образом, среди огромной массы славяно-русских курганов XI–XII вв. в восточных частях Волго-Окского междуречья местами вкраплены курганы, содержащие финно-угорские, мерянские вещи. Принимая во внимание устойчивость традиций того времени, несомненную связь финно-угорских украшений — «шумящих» коньков, треугольников и др. — с культом, с языческими представлениями, есть все основания полагать, что курганы, содержащие эти вещи, принадлежали мере, находящейся на той или иной стадии обрусения.

Выше речь шла о том, что в I тыс, н. э. мерянское население было очень редким, занятые им местности представляли собой небольшие «острова» среди необозримых лесов, связанные, очевидно, с лугами черноземного «ополья», с берегами рек и озер, В XI–XII вв. заселенные мерей местности также являлись «островами», но теперь окруженными уже не столько лесом, сколько сотнями починков, весей, погостов и пахотными угодьями, принадлежавшими их обитателям — славяно-русскому населению, пришедшему сюда из разных частей Руси.

В большом количестве финно-угорские вещи были встречены в курганах Костромского и Кинешемского Поволжья, исследованных в конце XIX в. Н. М. Бекаревичем, Н. Д. Преображенским, Ф. Д. Нефедовым и др. Найденные при раскопках вещи свидетельствуют, что славяно-русское население, пришедшее сюда преимущественно из Новгородской земли, стало осваивать эту область на столетие позже, чем были освоены земли вокруг Ростова, Переяславля, Ярославля и Суздаля. Курганов, предшествующих XII в., здесь почти нет, но XII в. представлен уже многочисленными курганными могильниками, рассеянными по обоим берегам Волги и по низовьям ее мелких притоков. Из курганов происходят ромбощитковые височные кольца поздних северо-западных типов, плоские зооморфные подвески, обычные для курганов Ленинградской области, пластинчатые браслеты, скорлупообразная фибула карельского типа и другие украшения, заставляющие думать, что пришедшее сюда из Новгородской области земледельческое население было не чисто славянским, а содержало некоторые водские, ижорские или карельские компоненты. Но в этих же курганах встречаются и типичные мерянские вещи — треугольные и коньковые «шумящие» подвески, игольники и др. Характерной чертой инвентаря костромских и кинешемских курганов являются орудия труда, положенные вместе с умершим, — топоры, косы, серпы, даже сошники от сохи (а может быть, и соха целиком). Орудия труда в погребении — черта не славянская. В славяно-русских курганах начала II тыс. н. э. такие орудия встречаются относительно редко, но для финно-угорских могильников и курганов (волго-окских и северо-западных) они типичны.

Если в Ростово-Суздальской земле курганный обряд погребения среди славяно-русского и обрусевшего мерянского населения исчез к исходу XII в., что было, как полагают, результатом христианизации, то в Костромском и Кинешемском Поволжье имеются курганы как XIII, так и XIV в. и даже, кажется, начала XV в. Это целиком совпадает с историческими данными. В границы Руси край был включен, как известно, не ранее середины XII в., а деятельность христианских миссионеров относится здесь главным образом к XIV в.

В поздних курганах Костромского и Кинешемского Поволжья точно так же очень много финно-угорских элементов, но уже не северо-западных, а преимущественно местных, мерянских, а также волго-камских. Это треугольные, коньковые и конические «шумящие» подвески, разнообразные игольники, горизонтальные и вертикальные, пронизки с подвесками и др.[134]

Обрисованная выше картина мерянских «островов» имела бы несомненно более отчетливые контуры, если бы археологические данные первых веков II тыс. н. э., на которых она основывается, не были, как уже указано, приведены в беспорядок их исследователями. Но в целом, в общих своих чертах, эта картина является бесспорной. Она подтверждается историческими сведениями последующих столетий, тоже указывающими на то, что в восточной части Волго-Окского междуречья и за Волгой долго сохранялись местности, занятые мерей, точнее сказать, ее обрусевшими потомками.