Территория длинных курганов совпадает с летописной областью кривичей: «Иже седять на верх Волги и на верх Двины, и на верх Днепра». То, что эти погребальные памятники имеются вокруг южной части Чудского озера, также не противоречит летописным данным о расселении кривичей — есть сведения, что кривичским городом, расположенным здесь, был Изборск. Но находки, сделанные в длинных курганах, особенно в области Верхнего Поднепровья, говорят не только о славянах, но и о балтах. Здесь имеются в виду многочисленные бронзовые украшения балтийских (латгальских) типов, особенно характерные для длинных курганов на Смоленщине. В результате вопрос о том, кому принадлежали длинные курганы — славянам или балтам, считается в археологии спорном. В этом споре А. А. Спицын несколько раз склонялся то в ту, то в другую сторону. И ныне одни археологи полагают, что длинные курганы насыпаны балтами, другие считают их славянскими древностями.

Автор этих строк, а затем и В. В. Седов, в конце 50-х годов заново исследовавшие материалы длинных курганов, рассматривают их как древности летописных кривичей. Понятно, что в землях этой восточнославянской группы, пограничной с литовскими племенами, балтийский субстрат был особенно сильным. Судя по материалам длинных курганов Смоленщины, балтийские элементы сохранялись там вплоть до IX в. Очевидно, правы были те историки XIX в., которые считали кривичей «наполовину литовцами». И недаром наименование этой группировки — кривичи — имеет балтийское происхождение. Криве — это имя одного из персонажей литовской языческой мифологии.

В конце 40-х годов мной было высказано предположение, что длинные курганы имеют местное происхождение, что их появление отражает перемены, совершившиеся в общественных отношениях. Раньше результаты сожжения умерших погребались славянским населением на общем родовом могильнике, а потом, когда родовые связи разрушились и на первое место выдвинулась отдельная семья, появились семейные усыпальницы — курганы.

Позднее длинные курганы были обнаружены в бассейне Немана и в верхнем течении Западного Буга. На этом основании В. В. Седовым была высказана мысль, что «люди длинных курганов»— кривичи — пришли на свою летописную территорию с Немана и Буга, из Восточной Польши. Однако известные сейчас в бассейне Немана и Буга длинные курганы не являются ранними, по времени предшествующими курганам территории летописных кривичей. Они позднее многих курганов, известных на Западной Двине и в Псковской области. И, может быть, высказанное В. В. Седовым предположение о западном происхождении кривичей является ошибочным.[50]

Курганы с деревянными «домовинами» и оградами первоначально были определены мной как вятичские. Они были известны в бассейне Верхней Оки и на Верхнем Дону. Но такие курганы, в частности очень ранние — V–VI вв. (Кветунский мог.), были обнаружены кое-где и на Десне, в земле северян. Одним из важнейших компонентов вятичей, судя по археологическим данным, является верхнеокское население середины I тыс. н. э., известное по так называемым мощинским древностям. Выше оно было определено как местное, восточнобалтийское, подвергшееся сильному культурному воздействию со стороны позднезарубинецких племен, занимавших смежные с бассейном Верхней Оки области Подесенья. На севере Верхнеокского бассейна, судя по данным летописи, балтийская группировка — голядь — дожила до XI–XII в. В среде вятичей балтийские элементы были представлены несомненно столь же весомо, как и в среде кривичей. Недаром «руководящая форма» вятичской сельской средневековой культуры — семилопастное височное кольцо — в качестве своего прототипа имеет височное украшение с трапециевидными подвесками, распространенное во второй половине I тыс. н. э. среди верхнеднепровских балтов.

Судя по данным летописи, близкой вятичам восточнославянской группировкой были радимичи, жившие между Днепром и Десной по pp. Сожу и Ипути. В пределах земли радимичей древности второй половины I тыс. н. э. почти не исследованы. Поэтому вопрос об этой группировке, об ее отношении к позднезарубинецким и местным балтийским племенам остается пока открытым.

Последней восточнославянской группировкой, расположенной в Верхнем Поднепровье, являются дреговичи, занимающие, по словам летописи, Правобережье Днепра «межи Припетью и Двиной». Судя по древностям VI–VIII вв., известным на дреговичской территории, дреговичи не были потомками зарубинецких племен, а являлись группировкой, близкой древлянам и волынянам, имевшим, по-видимому, западное происхождение. Недавно вопрос о дреговичах и их связях с «культурой Корчак», принадлежавшей древлянам и волынянам, был обстоятельно освещен В. В. Седовым.[51] В этой же работе приведены данные, указывающие на то, что вплоть до последних веков I тыс. н. э. в пределах летописной дреговичской территории продолжало сохраняться и местное балтийское население.

Итак, в свете археологических данных становится очевидным, что в течение I тыс. н. э. область Верхнего Поднепровья являлась ареной длительного этнического состязания между местным населением — восточными балтами — и постепенно двигавшимися из Среднего Поднепровья славянами. Победу одержали славянские группировки, достигшие более высокого уровня экономики, культуры и общественных отношений. К исходу I тыс. н. э. процесс ассимиляции верхнеднепровских балтов в основном завершился; они смешались со славянами, утратили свой язык и особенности культуры. Летописцы уже ничего не знали о том, что «перьвыми насельницами» Верхнего Поднепровья были балтийские племена. Лишь одна только голядь получила отражение в летописи. Голядь обитала до XII в. в западной части Волго-Окского междуречья, на северных рубежах земли вятичей.

В русской историографии и в археологических исследованиях не раз поднимался вопрос о том, что представляли собой перечисленные в «Повести временных лет» восточнославянские объединения: словени, кривичи, радимичи, вятичи и др. Обычно их называют племенами, хотя контекст летописи не содержит для этого никаких оснований. Неизвестно, были ли эти объединения древними этническими подразделениями или в них следует видеть новообразования, возникшие незадолго до сложения Древнерусского государства.

В исследованиях А. А. Шахматова, А. А. Спицына и некоторых других филологов и археологов конца XIX — начала XX в. летописные «племена» рассматривались в качестве особых этнических подразделений. А. А. Шахматов полагал, что между современными русскими, украинскими и белорусскими диалектами и летописными восточнославянскими группировками имелась генетическая преемственность, что вятичи, словени, кривичи и другие группы отличались друг от друга в диалектном отношении.

A. А. Спицын, рассматривая древнерусские курганные древности XI–XII вв., пришел к мысли, что в этих древностях «намечается столько же археологических типов и районов, сколько летопись перечисляет древнерусских племен» и что «дальнейшее расширение исследований соответствующих курганов даст вполне точную карту расселения древнерусских племен времени Начальной летописи».[52]

Другую точку зрения на летописные группировки обосновали историки, исходившие из того, что этногеографическая картина «Повести временных лет» является результатом расселения славян по Русской равнине, в условиях которого древние племена разрушались и возникали новые объединения. Так думал B. О. Ключевский. Наиболее определенно высказывался по этому поводу автор «Исторической географии» С. М. Середонин. «Из местных названий XI века летопись сделала „племена“ восточного славянства», — писал он. «Сравнительно небольшими группами, часто отдельными семьями, славянские племена расползались по великой Восточно-Европейской равнине. Вследствие этого постоянно изменялись границы Русской земли, распадались прежние союзы, на их месте образовывались новые, которые уже нельзя считать союзами лиц, связанных единством происхождения»[53].