— Мы пришли тебя освободить, — сказала я.

— Так вот оно что, — подал голос Ни-Кит, — теперь, значит, цепи. Раньше было гораздо легче — пережег веревку и все. А теперь… чего делать будем? — спросил он у нас.

— Неплохо было бы маслом полить, — предложил Пату.

— Извини, масляной лампы не захватили, — нервно отвечал Ни-Кит.

— У тебя нет второго куска мяса? — спросила я.

— Есть, но оно жареное, я уже пожалел, что выкинул этим тварям свежее. Еще идеи?

Идея у меня была, но я не знала, как её высказать.

— Извини, Пату, и, Ни-Кит, извини. Но будет не очень приятно, но придется тебя, Пату, вылизать.

— Что? — воскликнули Пату и Ни-Кит.

— Надо смочить слюной запястье и ладони, тогда, может быть, удастся снять кандалы.

— Ну, если это единственный способ тогда давай, — согласился Пату, после недолгого раздумья.

— Тогда приступим, — Ни-Кит пожал плечами, что мол, не против.

Следовать моей идее было не очень-то приятно само по себе, а железный привкус удовольствия не добавлял. Однако все имеет свой конец. Процедура возымела свой эффект — руки Пату были свободны.

— Спасибо, — несколько брезгливо отозвался он, — что с ногами будем делать?

— Сам лижи, — парировал Ни-Кит.

— Кроме шуток? Их можно будет снять? — спросила я.

Ни-Кит присел на корточки и рассматривал кандалы.

— И откуда ты откопала такой способ? — спросил меня Пату.

— Видела как моя мама, чтобы одеть и снять кольцо, которое мало, облизывала палец. Кольцо садилось и слезало.

— Ну, что ты будешь делать! — ругался Ни-Кит, — забыл проволоку, а у тебя шпильки нет? — спросил он у меня.

— Какой шпильки? — спросила я.

— Ну, заколки для волос?

— Нет, я ими не пользуюсь.

— Зря. Вещь полезная.

— Знала бы — вся утыкалась, — огрызнулась я.

Ни-Кит вскочил и заходил по камере.

— Не плохо бы косточкой куриной или рыбной попробовать, — в слух размышлял Ни-Кит, — но у нас, их опять-таки, нет. Ума не приложу, что и делать?

— А соломинкой? — спросил Пату.

Ни-Кит недовольно покачал головой.

— Ну, на безрыбье и сами знаете что соловей, — задумчиво проговорил Ни-Кит.

— Сиэт, возьми факел да посвети мне, — сказал Ни-Кит.

Ни-Кит поковырялся в замке соломинкой, но та сломалась. Он нечленораздельно выругался, и что-то поколдовал с замком — тот открылся.

— Что ты сделал? — воскликнула.

— Сам не знаю, — ошеломленно проговорил он.

— Ну, вот и лизать не надо было, — недовольно сказал Пату

— Не факт, — подал голос Ни-Кит, приступая ко второму замку.

Внезапно шум нижних этажей стих.

— Обход, — шепнул Пату, — встаньте к стене.

— Огонь, — сказала я.

— Они его не видят, задержите дыхание, успокойтесь, — скороговоркой проговорил Пату.

Пату принял неестественную позу, подобную той, в которой он висел до нашего прихода.

В камеру зашел Чэно-Леко.

— Па-Ши-ранх, — прихрапывая, сказал он.

— Я, — ответил Пату.

— Спать, — приказал стражник. Он немного постоял словно, выслушивая что-то, потом вышел и закрыл за собой дверь. Мы еще долго стояли, прижавшись к стенам, пока до нас не донесся шум с нижних этажей.

— Слава Магистру, — выдохнул Ни-Кит и продолжил ковыряние в замке. Где-то через час замок щелкнул.

— Идем? — сказал Ни-Кит.

— Идем, кивнул пату.

Крадучись, мы вышли из башни.

— Песики, — с издевкой позвал Ни-Кит, — я вам мяско пожарил, правда, не вам, а нам, — как бы про себя сказал он, — Извините, ребята, мы теперь без еды.

Собаки рычали утробно и страшно.

Ни-Кит кинул мясо в темноту. Лязгая зубами, псы стали бросаться друг на друга.

— Идем отсюда, к чертовой матери, — сказал Ни-Кит.

Мы быстро пошли вперед, чуть не бежали. Когда оказались за пределами территории башни Смерти, то смогли перевести дух.

— Всё, теперь идем вперед. Боюсь, что нам придется посидеть здесь немного. Остановимся у Ни-Кит — старшего.

Мы снова оказались в хибаре. Старик лежал на кровати, но не спал.

— Ой, а чагой-то вы вернулись? — спросил он, поднимаясь.

— Мы вот тут принца одного из башни вызволили. Надо отсидеться немного, подождать. Мы у тебя перекантуемся, — пояснил Ни-Кит.

— Ладно-сть, — махнул рукой старик.

— Вы посидите здесь, а я наверх слетаю, у меня вечный пропуск, — сказал Ни-Кит и вышел из лачуги.

Старик, кряхтя, встал.

— Ложись, сынок, — сказал он Пату, — там, откуда ты, наверняка кровати нет.

Пату колебался, но все же лег на кровать и с наслаждением вытянул ноги.

— Спасибо, — сказал он старику.

Он долго смотрел на меня.

— Я сотню раз пожалел, что не пошел с вами.

— Что с тобой было? Расскажи, что с тобой было, пока у нас есть время? — садясь, на пол сказала я.

— Я пошел от ворот в Город. Долго не мог найти ни одного "стража", а когда, наконец, нашел, все ему рассказал. Меня связали и мигом доставили в тюрьму, там, через час ко мне вошел Сиока-Ну, зачитал мне приговор и привел его в исполнение. Тело мое захоронено в братской могиле этого года. Знаешь, что такое братская могила? Это яма, где лежат тела, их заливает дождем и заносит снегом, а конце года приходит человек и закапывает яму.

Я оказался здесь, меня сразу определили в камеру. Еды не давали, только приходили и говорили, когда спать, а когда вставать. Это все.

Как вы добрались?

Я вкратце рассказала Пату, про прогулку в лесу, медведя, радугу, про состояние Ши.

Пату вскочил со своего места.

— Я трижды негодяй и подлец, я — эгоист, мне нельзя было оставаться.

— Ты сделал свой выбор, — спокойно перебила я, — ты поступил так, как должен был, сообразно со своими понятиями о чести, долге и мужестве. Все можно исправить.

В дом вошел Ни-Кит — младший лицо его было озабочено. Он сел на стол, сложив ноги кренделем, и молчал.

— Что? — спросила я.

— Ничего. Время здесь идет гораздо медленнее, чем при свете солнца. У нас, дай-то Бог, один день прошел, а там неделя пролетела.

От посланцев ни слуху, ни духу, но Ма-Ши говорит, что Ев-Ган убит, а Ранх-ба идет в обратный путь с двумя телами. В общем, дело пахнет керосином.

Пату закрыл лицо руками и тихо застонал.

— Ни-Кит, — спросила я, — а тебе не знакомо имя Ма-Киар.

— Ну, как так не знакомо. Знаю такого, — отозвался он.

— Ма-Киар сейчас здесь, может быть есть смысл найти его?

— Вот принца отсюда спровадим, и будем искать Ма-Киар, — отозвался Ни-Кит, — там, где Ма-Киар, должен быть и Ев-Ган, они друзья не-разлей-вода. Надо только немного подождать.

— А сколько ждать? — спросил пату.

— Не знаю. Час или два по местному времени. Да. Я поесть захватил, немного фруктов. Есть хотите? — спросил Ни-Кит.

— Мы отказались. Пату грызла совесть, а у меня аппетита особого не было: не до еды, пока подруга в коме, друзья погибают, а ты ничего не можешь сделать.

Ни-Кит пожал плечами и, пробурчав что-то насчет того, что путешествия из мира в мир отнимают много сил и энергии, которые требуют восполнения, уплел всю еду, что взял с собой.

Пату лег на кровать и заснул, но сон его был беспокойным. Пату кричал и стонал во сне. Я хотела разбудить его, но Ни-Кит остановил меня словами:

— Из него вся гадость выходит, он об этом потом и не вспомнит, пусть лучше здесь, чем у нас.

Мы помолчали. Но Ни-Кит первым нарушил молчание.

— В принципе я могу ошибаться. Потенциально каждый человек во сне может перемещаться туда, куда пожелает. Может, он решил помочь Ти-Му-ранх и сейчас кричит от боли, которую перенял на себя? Больше то он все равно не сможет сделать для них…

— А я так могу? — спросила я.

— Сиди, — рассмеялся Ни-Кит, — вечно рвешься кого-нибудь спасать. Отдыхай. Спасешь мир позже.

Мы сидели молча. Пату успокоился, я задремывала, а бессмертный проводник, разлегшись на столе, раскатисто храпел.

В домик вошел хозяин.

— Эй, ты чего храпишь как паровоз. Хочешь, чтобы услышали, те, кому не надо, и всех вас в башню загнали? — сурово, но беззлобно сказал он.