Неожиданно на мое плечо легла рука графа.

— Спокойно! При свидетелях тебя убивать не станут.

— Или кокнут вместе со свидетелем.

— Вряд ли твои родители окажутся хуже дедули Марты.

Тут в замке провернулся ключ.

На пороге стояли мама и папа. Как они сдали за это время! Слезы потекли из глаз против воли. Я поспешила их смахнуть.

— Дочка!

Меня крепко обняли. Щеки родителей были мокрыми. Я тоже больше не могла сдерживать рыдания.

— Полтора года! Полтора года мы тебя ждали! — между поцелуями говорила мама. — Вернулась! Живая!

Через час, когда страсти улеглись, мы расположились за столом на кухне, благо, папа не поленился сбегать в магазин напротив и купить продукты.

Тишина давила. Я не знала, с чего начать, и поэтому молчала.

— Лада, где ты была? — первой не выдержала мама.

Ого, а голос как на допросе.

— Я? Я была в секте.

Демонстративно провела рукой по черной робе и коротким волосам.

— В секте? — одновременно воскликнули родители.

Джонатан от неожиданности подавился чаем.

А что я могла им сказать? Представьте, что ваш ребенок отсутствует полтора года, возвращается в странной одежде и рассказывает о мире магии. Тут две дороги и один номер для набора «скорой». А там уж как повезет. Либо наркодиспансер, либо психушка. И замечу, родители будут считать, что поступают во благо и спасают жизнь.

- Да.

— Как ты туда попала? Ты всегда была умной девочкой!

Как будто это кому-то помогало.

— Мам, — я протянула руку и накрыла ее ладонь своей. — Ты ведь помнишь, что полтора года назад у меня на работе были проблемы? И я рассталась с Никитой. Нервы расшатаны. Вот и подошли ко мне двое хорошо одетых людей. Слово за слово. До сих пор удивляюсь, почему я их сразу не послала. Может, гипноз, может, нейролингвистическое программирование, но, когда они предложили мне бросить все и уехать в общину, я согласилась, не раздумывая.

— Ты могла позвонить!

— Мама, ты не понимаешь, первые три месяца там как в тумане. Ты только, открыв рот, слушаешь учителя, его слово для тебя закон.

Мама посмотрела на меня с жалостью.

— Не думала, что ты такая внушаемая.

— Я тоже. Потом познакомилась с Джонатаном. Он иностранец. Каким макаром его заманили, не представляю. Начали общаться. А две недели назад мне купили билет на автобус и отправили домой. Он, — кивок в сторону Эверо, — ушел со мной.

— Тебя так просто отпустили? — в мамином голосе была тонна скепсиса.

Так, Шелдона из ее библиотеки надо изъять, а то она научилась искать несостыковки в моем вранье.

— Мам, вот последнее, что мне хочется, так это разбираться в их резонах. На органы или удобрения не отправили, и хорошо. Я думаю, все дело в том, что с меня нечего взять. Все мое имущество оформлено на вас с папой.

Отец тем временем тяжелым взглядом сверлил увлеченно жующего суворовское печенье графа. Ой, помню этот взгляд, он последний раз так на Никиту смотрел. А потом с лестницы его спустил.

— Дочь, а он точно по-русски не говорит? Или как та умная собака, все понимает, но сказать не может?

— Нет. Он нас не понимает. Вот смотри! — И, ласково улыбаясь, я обратилась к графу: — Джонатан, ты самая большая скотина с зашкаливающим чувством собственной важности, которую я когда-либо видела. Да?

Граф сделал еще глоток чая и, улыбнувшись, кивнул мне в ответ. Ох, чую, отведу я душу. А что? Скажи я, что граф понимает наш язык, его начали бы расспрашивать, и тогда мой перевод вопросов смотрелся бы странно.

— И зачем тебе этот интурист?

Вот тут я споткнулась в своем сочинительстве. Уж кому, как не родителям, знать, что благотворительность мне не свойственна, так что про жалость можно даже не заикаться. А других чувств граф во мне вызвать не способен, разве что…

Я потупилась, перехватила руку графа, тянущуюся к вазочке с печеньем, и сильно сжала. Надеюсь, смотрится романтично.

— Дочь…

Ой, когда папа так тянет слова, у меня сразу кишки узлом завязываются и появляется желание отсидеться в комнатке неизвестного архитектора.

Отец тем временем продолжил:

— Тебе не кажется, что место, где ты была, не клуб знакомств?

— Папа! Он хороший! — кошмар, говорю как героиня подростковых сериалов.

— Доча, единственное, что вас объединяет, это то, что вас развели, как лохов! Где его документы?

— Папа, какие документы в лесной глуши? Их там публично сжигают, как знак отказа от богопротивной системы.

— Вот, может, он в своей стране набедокурил и к нам сбежал в глухомани отсидеться. А тут подходящая дуреха, с растянутыми от лапши ушами.

— Папа!

— Что папа? Так и быть, сегодня я его не выгоню, но завтра рано утром вы идете в полицию!

Ну, примерно такого развития событий я и ожидала. Только я в полиции наплету что-нибудь, а с графом будут проблемы. Это мои родители не полиглоты, языков не различают, а тренированный слух мигом выявит, что нет в нашем мире аналогов речи Эверо. И вот тут будет совсем нехорошо. На него могут повесить все, начиная с квартирных краж и заканчивая шпионажем. Конечно, заманчиво отправить графа в КПЗ в отместку за мой арест, только он ведь имеет все шансы поехать дальше по этапу.

За окном начало темнеть, и встал вопрос о нашей ночевке. Оставлять меня одну с графом родители категорически отказывались. Да я и не рвалась. В квартире даже одеяла нет! Ночи, между прочим, уже прохладные, а греться о графа мне не хотелось. Естественно, решение ночевать у родителей было единогласным. Нас там еще завтраком накормят! Ура! Я наконец отдохну от своей стряпни.

Мама с папой постановили не мучить меня поездкой в автобусе и вызвали такси. Уже на пороге я вспомнила один маленький нюанс. Хорошо, что печенье брали на развес, пакет можно было еще раз использовать.

У машины граф замер. И этот человек предлагал мне тормознуть попутку!

— Лезь в салон, — зашипела ему на ухо я. — Если пристегнешься, ничего страшного с тобой не случится. И на — станет плохо, используешь.

Ничего не понимающий граф зажал в кулаке пакет. Я подтолкнула его к задней дверце машины. Мама смотрела на нас с удивлением. Ну да, дочь, пихающая взрослого мужика в машину, это редкое явление в ее жизни.

— Его укачивает, — как бы оправдываясь, произнесла я.

Дорогу граф перенес хорошо. Хоть и был слегка бледноват, но пакет, к его чести, ему не понадобился.

Единственное, на что хватило сил дома, так это принять душ. Когда я вышла из ванной, папа возился с каким-то свертком.

— Это что?

— Надувной матрас. Ты ведь не думала, что твой иностранец будет спать с тобой?

Это он таким оригинальным методом пытается не допустить разврата?

Папа, видно, понял мои мысли.

— Он немного спускает. Одного человека ночь продержит, а вот двух… В общем, не дай бог твоему интуристу на сдутом матрасе проснуться.

Сочувствую графу.

Ночью меня нагло разбудили. О графа можно было спички зажигать, в такой ярости он был. Особенно она сочеталась с домашними брюками и футболкой с надписью «Довгань», надетой на нем.

— Поговорим?

О, такому шипению и гремучая змея позавидует… Тут мои мысли понеслись не в ту степь, и я ударилась в размышления об Эверо и погремушке… Меня встряхнули. Видно, граф и так терпел изо всех сил, чтобы не устроить скандал.

— Родителей не разбуди! Пошли на кухню.

Лампу включать не стали. Сидели, как настоящие заговорщики, при свете панели микроволновки.

— А теперь рассказывай, что ты про меня наплела такого, что твой отец меня четвертовать хочет.

— С чего ты взял?

— Лада, — граф наклонился ко мне. — Вспомни, кто я. Уж читать эмоции по лицам я умею.

Я пересказала нашу легенду.

— А попроще ничего не могла придумать? Кирпич на голову упал и в больницу угодила.

— Кирпич просто так на голову не падает. Классиков знать надо. Информацию про больницу можно легко проверить. Как и легенду про внезапно вспыхнувшую страсть и длительное романтическое путешествие. У нас паспортный контроль и развитая бюрократическая система, не говоря уже про камеры наблюдения. Достаточно полиции сделать запрос, и наша легенда развалится, как карточный домик. А деревень в России до черта, особенно изолированных и вымирающих. Пойди отследи, кто там живет.