— А если я не буду этого делать? — опять вылезла бесприданница.

— Тогда ты будешь не собирать жуков, а кормить цветок. Только предупреждаю заранее, лак для ногтей надо будет стереть, а то еще цветок отравится. Все! На выход!

Тишина. Наконец-то! Пусть наклоняются над грядками, они ведь так любят выставлять свои прелести, вот и покажут их вредителям. Среди них тоже самцы есть, может, оценят.

Девушки поработали на славу. Жаль только, их трудовой порыв очень скоро сошел на нет. Цветок больше не получал жуков в таком количестве, зато в приемной у меня закончились кошачьи свары. Блаженство!

В среду котоцветок порадовал графа маленьким росточком из-под земли.

— Отсадить надо, им тесно будет, — разглядывая малютку, уже пытающуюся тяпнуть графа за палец, я едва успела увернуться от защищающей потомство мамаши.

— И куда его потом девать?

— У Карлы Людвин через десять дней юбилей. Можно подарить, — мне пришлось отбиваться от ловушки, методично откусывающей пуговицы с моего рукава, поэтому говорила я медленно. — Котоцветок — чудесный подарок одинокой старой деве с аллергией на шерсть. И кот, и чихать не будет.

На том мы и порешили.

В целом Эверо не требовал от меня ничего сверх обязанностей. Я не собирала улики по Академии и не шпионила за людьми. Просто, когда на прием записывался кто-то из частых визитеров Караля, который задерживался в кабинете ректора дольше обычного, я сообщала об этом Джонатану. Ничего обременительного.

Я переписывала какой-то нужный Джонатану документ, когда на свежие, не успевшие высохнуть чернила лег цветок китайской розы, оставив от ровных строчек одну сплошную кляксу.

Какая сволочь час моей работы испоганила? Я подняла глаза в поисках смертника.

О нет! Только не Олег!

Мужчина тридцати лет был помощником преподавателя законов мироздания. Предмета, насквозь пропитанного теологией и, соответственно, нудного, на мой светский взгляд. Вел его настоящий фанат своего дела, настоятель храма на окраине города. Меня по каким-то причинам он не выносил. В день нашего знакомства он осенил меня знаком Солнца и прочитал очистительную молитву. Я в ответ перекрестила его во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ни он, ни я не провалились сквозь землю после этих действий, и между нами установилось хрупкое перемирие.

Олег с самого первого дня пытался сблизиться со мной под тем предлогом, что мы из одной страны. Ему повезло меньше. Он был врачом по образованию и кобелем но складу характера. Поэтому местная миграционная служба в лице ловцов определила его на ПМЖ в храм, не интересуясь его согласием. Особенно его угнетало то, что послушники в храме все мужского пола, поэтому Олег постоянно охотился в Академии. Одно радовало, пресветлый Аугуст держал его на коротком поводке. Ибо это не дело, когда он читает лекции на тему «не прелюбодействуй», а его помощник потом зовет студенток посмотреть на свою коллекцию бабочек.

Поскольку студентки были для Олега табу, он переключился на персонал Академии. Марта упорно держала его на расстоянии — вроде обещая, а вроде и нет. Оставалась я. Видимо, в прошлой жизни я была австралийским бушменом, потому что, сколько бы я его ни посылала, он возвращался обратно, как бумеранг.

— Это тебе!

Я двумя пальцами подняла измазанный в чернилах цветок и выкинула его в мусорку.

— Спасибо. Ты к ректору?

— Нет, тут Аугуст бумаги на подпись передал.

— Передал, спасибо, до свидания. Бумаги положи вон туда.

Я подвинула к себе чистый лист, чтобы начать все заново. Но не успела я написать и двух строк, как бумагу выдернули у меня из-под руки.

— Ты все еще злишься за ту вазу?

— За трехсотлетнюю вазу, которую разбил ты, а вычитают из моей зарплаты? — с сарказмом уточнила я. — Вот через год подходи, как раз расплачиваться прекращу и злиться перестану. Да ты даже осколки убрать не помог, я чуть палец себе не оттяпала, пока собирала их.

— Я оказал тебе первую помощь!

— А не полезь ты на шкаф за дорогущим антиквариатом и довольствуйся стеклянным ширпотребом на моем столе, этого бы не понадобилось.

— Бордовые лилии в простом стекле не смотрятся! Ты, как те лилии, достойна красивой оправы, то есть меня!

Олег нагло переложил бумаги на столешнице и сел на освободившееся место.

— Ваза стояла не здесь, и если ты решил украсить собой кабинет вместо нее, то лезь на шкаф.

— Лада Борисовна, спешу уверить вас, что шкаф тоже является антиквариатом, — Эверо встал в дверном проеме и скрестил руки на груди. — И если он сломается под весом этого кабанчика, то расплачиваться за него будете тоже вы. Как автор идеи. — Тут он перевел взгляд на Олега и, недобро сощурившись, продолжил: — А вы, молодой человек, уж больно упитанны для помощника. Может, урезать вам зарплату, раз вместо работы вы строите глазки моему секретарю?

Олега как ветром сдуло.

— А ты куда? — остановил меня в дверях оклик графа.

— Сообщу уборщице, кто общипал ее любимый гибискус. По-моему, половая тряпка будет очень органично смотреться у этого типа на голове.

Но вечер визитов на этом не окончился. Когда я, довольная, поднималась по лестнице от уборщицы, меня нагнал Никола Вермер.

— Я смотрю, вы не унываете даже в вашем положении, — вместо приветствия начал Никола. — Впрочем, я говорил Джонатану, что нарядить вас в цвет смертников — неудачная мысль.

Я резко остановилась на гладких мраморных ступеньках и чуть не улетела назад. Хорошо, Никола успел подхватить.

— Что? Так это не знак траура по его жене?

— Черный цвет при трауре носят только ближайшие родственники. Остальные могут носить любую одежду, только черную ленту на предплечье крепят.

— Тогда при чем тут цвет смертников?

— Все просто: род от них обычно отрекается, и оплакивать их некому. Вот их одевают в черное в знак того, что они в трауре по своей смерти.

За разговорами мы подошли к двери приемной, и Никола галантно пропустил меня вперед. Пока я переваривала информацию, он прошмыгнул к Джонатану.

Ну, Эверо! Ну, гад! Он бы мне еще арестантский номер и три белые полоски на месте сердца велел пришить! Это, получается, тут вся Академия мне на похороны уже скидывается? Мол, как баба ему надоест, ее сразу на эшафот потащат?

— Лада, принеси чай!

Будет тебе чай!

Когда я входила с подносом в кабинет графа, на моем лице не отражалось ни единой эмоции. Быстро расставив чашки на столе, я удалилась.

Вопль раздался примерно через минуту.

— Лада!

— Звали?

Я замерла на пороге. Само смирение, ручки к груди прижаты, глазки в пол смотрят.

— Это что? — Граф потряс чашкой с коричневой жижей.

— Чифирь! Я ведь, судя по одежде, должна уметь его готовить в совершенстве? Могу вам сухарей найти! А обращаться к тебе по-прежнему или вертухаем звать? Может, мне татуировку сделать? Купола там, или что у вас положено в тюрьмах накалывать?

— Довольно!

Граф саданул кулаком по столу и грозно рыкнул на Николу:

— Ты ей рассказал?

— Я думал, она знает!

Не став слушать нарастающий скандал, я пошла за свой стол.

— Лада, вернись.

— Все-таки решили сухарики погрызть?

— Есть сведения о расследовании. Думаю, тебе полезно будет знать, чтобы потом ты не упустила ничего важного.

Когда я устроилась на диване, Эверо дал знак Николе продолжать.

— Что выяснили?

— Что вам потолки надо повыше делать. Аделия в последнее время активно наставляла вам рога с погибшим придворным магом.

— Это не новость, — Джонатан отмахнулся и, ухватив из вазочки печенье, со смаком в него вгрызся.

Я была, мягко скажем, потрясена его равнодушием при известии о костных образованиях на голове.

— Ты так спокойно говоришь об изменах жены?

— Да. Иллюзий на ее счет я никогда не питал. Мне нужен был наследник с даром. Королевская чета не хотела назначать на должность главы сыска холостого и не оставившего наследника человека. Все-таки работа опасная. Вот тогда я и подобрал подающую надежды магичку. Она была бедна, и ее семья с радостью согласилась на этот брак. Правда, ей пришлось оставить Академию, не доучившись всего год. Я получил должность и наследника, она — деньги и титул. Но ее постоянные скандалы из-за моих измен меня утомляли. Она упрекала меня в загубленном даре. Тогда я и пристроил ее во фрейлины. И я в курсе дворцовых интриг, и ей было чем заняться. Ее любовники мне были безразличны, главное, чтобы на дуэль не вызывали.