Увы, Иден был выше меня на голову, и больное плечо несколько мешало кровожадным планам. Ладно, язык-то у меня здоров.
— Фас!
Псина, до этого мирно дремавшая у батареи, подняла голову, посмотрела на юношу и снова уснула. Да уж, охранник и защитник!
— Ты вчера головой тоже ударилась? — юноша мягко развернул меня за плечи и подтолкнул обратно в сторону дивана. — Ложись и отдыхай, недоразумение. Ты с тех пор, как с моим отцом связалась, из больничных не вылезаешь.
Какое верное наблюдение! Все проблемы от его папочки. Даже он сам — одна большая проблема made in Ewero. Но спорить я была не в состоянии, так что послушно легла и попыталась устроиться так, чтобы поменьше беспокоить ушибы.
Иден тем временем гремел чем-то на кухне. У меня возникло впечатление, что графья чувствуют себя в моей квартире как дома. Может, пора для них тапочки покупать?
С кухни раздался звон, плеск и мат.
— Швабра сбоку от входной двери!
— Швабра? — в голосе Идена сквозило удивление.
— Да, швабра. Хоть узнаешь, как она выглядит, а то небось только как ругательство это слово знаешь.
Потом слышались только хлюпанье мокрой тряпки и тихое бурчание. Я, устав лежать на одном боку, лицом к стене, осторожно перевернулась на другой. Так, потока воды, текущей в комнату, не видно, уже хорошо. А вот внимательный взгляд песика, обращенный в сторону кухни, меня насторожил. Псинка подобралась, припала на передние лапы, и…
— Фу! Фу! Зараза! Я только здесь все вымыл. Лада, эта пакость не отмывается!
Вот зачем я его пустила?
— Больше скажу. Эта пакость что-то разбила, поспособствовала появлению в моей квартире фабрики по производству слюней и теперь не дает мне спокойно отдохнуть! — сетовала я на жизнь с таким расчетом, чтобы меня услышали на кухне.
Там притихли. Тишина, честно говоря, пугала. Как говорила мама, вспоминая меня в детстве, «притихла — значит, ворочает».
Минут через пять перед моим носом завис стакан с ядовито-зеленой пузырящейся жидкостью.
— Это что?
— Обезболивающее. Отец велел тебе его дать и проследить, чтобы ты все выпила.
Я приняла сидячее положение и взяла протянутый напиток. Понюхала — пахло незнакомыми травами.
— У меня поджелудочная не отвалится?
— Лада! Пей и не спорь! Что ты такая вредная сегодня?
Осторожно сделав глоток, я нашла эту жидкость вполне годной к употреблению.
— Вчера моей спиной проверили прочность стола и чуть не сделали яйцо всмятку из мозгов. И вообще, у меня раз в месяц есть физиологические причины для злости!
Иден простоял у меня над душой, пока я все не выпила. Потом забрал стакан и ушел на кухню мыть.
Вскоре хлопнула дверца холодильного шкафа.
— У тебя только пельмени? А больше ничего нет?
Я закатила глаза.
— Студент! Ты слишком откормленный и зажравшийся. Пожил бы недельку на «анакоме» и «дошираке», пельмени бы ел так, что за ушами трещало. А не нравится — не ешь, силком не пихаю. Можешь сходить на рынок.
— Чтобы ты потом не пустила меня обратно?
А он меня знает.
— Тогда жри что есть и не возмущайся. Я сейчас не в том состоянии, чтобы тебе готовить. И вообще, лекарство передал, до свидания.
— Уже бегу. Я тебя боюсь меньше, чем отца. А он велел дать тебе лекарство и присматривать, чтобы ты глупостей не наделала.
Иден прошел в комнату, сел у меня в ногах, достал из сумки учебник и углубился в чтение. Не поняла, он тут весь день сидеть будет? Я толкнула его ногой, привлекая внимание.
— Что? Нехорошо? — Он окинул меня взглядом и, не найдя признаков приближающейся кончины, вернулся к изучению книги. — Если тебе просто нечем заняться, то не мешай. У меня завтра зачет.
— А как же твоя мечта вылететь из магической Академии?
— Но не в военную же! — взвыл Иден. — Там сплошные папины друзья. Представляешь, как там меня будут любить?
— И какой смысл мне жаловаться? Я ничем тут тебе помочь не могу. Мозги свои не вставлю, единственное, что могу посоветовать, так это сломать себе что-нибудь.
— Почему не можешь, веди себя хорошо, чтобы я мог выполнить задание отца, и тогда он забудет о некоторых моих проступках.
— И что я могла бы сделать такого, что твой отец решил приставить тебя ко мне?
— Пойти на казнь в таком состоянии!
Недосказанное «и сдохнуть по дороге» повисло в воздухе.
— Я что, похожа на любительницу подобных развлечений?
Молодой человек, не отрывая взгляда от учебника, пожал плечами.
— Ты злопамятная и мстительная. Ах да, и упрямая.
— Но не настолько, чтобы идти смотреть на смерть человека!
— Да, если честно, плевать отец хотел на твой моральный облик. А вот что там будут друзья Родерика, он гарантирует. Поверь, они будут очень рады тебя видеть. И судьба Мики их вряд ли остановит. Наоборот, ее поступок их вдохновит.
Меня передернуло. Как бы эта толпа мстителей не открыла сезон охоты на меня. Я после встречи с одной слабой девушкой чуть инвалидом не стала. А ведь у Родерика еще и мужчины в друзьях есть, с ними мне не совладать. Теперь одна за ворота Академии не выйду.
Графчик тем временем сообщил последние новости:
— Кстати, если тебя это успокоит, Мику, скорее всего, пошлют на границу. Красавицей ей уже не быть. Следовательно, работать ловцом не сможет. А там всегда нехватка женщин. Может, выйдет замуж, родит, передаст дар. А уж рекруты ловцов проследят, чтобы ребенок не затерялся.
— А как связана красота с профессиональными качествами? Мне показалось, что она довольно сильный маг.
— Вопрос доверия. Красивым людям доверяют легче. А когда есть доверие, проще работать. Конечно, можно поковыряться в мыслях и так, но сил уйдет гораздо больше.
— Поэтому у нее не получилось меня околдовать?
Иден понял, что я от него не отстану, закрыл учебник и повернулся ко мне.
— Это у нее не получилось, потому что мой отец страдает паранойей. Я больше чем уверен, что он на тебя навесил заклятия и обереги. Вспомни, что среагировало на магию Мики?
— Камея! Но почему она тогда не среагировала на магию Родерика?
— Покажи.
Я принесла украшение.
— Вау! — рассматривая камею на свет, присвистнул Иден. — Папа расщедрился, военная разработка!
— Военная?
— А ты думала, ловцы только попаданцев отслеживают? Они еще и на разведку работают. А поскольку ловцы есть не только в нашем королевстве, для военных целей разработали плетение защиты. Теперь понимаешь, что я имел в виду, говоря о связях отца? Заставить кого-то незаконно зачаровать твой пропуск и сделать его амулетом — это надо уметь.
— Но когда он это сделал и зачем?
— Когда — не знаю, может, ночью зашел и взял, утром вернул. А зачем? Ты дура?
Он щелкнул меня по лбу, я взвыла.
— Ой! Извини, забыл. Больно? Еще зелья? — Я отрицательно мотнула головой, тогда Иден продолжил: — Мой отец ввязался в управление Академией, здесь ошиваются регент и толпа следователей! Дело нечисто. Что там происходит?
— Это не твое де… м-м-м-м… м-м-м-м!
Внезапно мой рот перестал открываться. Будто его заклеили невидимым скотчем. Я ощупала губы. Нет, ничего нет. Почему я не могу ничего сказать? Накатила паника.
— Воды? — заботливо осведомился Иден.
— Да!
— Вот! — торжествующе произнес наследник графа. — Что и требовалось доказать. Мощное заклятие тайны.
Я наконец перестала паниковать и перевела дух.
— Меня заколдовали?
— Ага. Ты сможешь рассказать о делах, творящихся в Академии, только ограниченному кругу лиц. А иначе…
Он прикрыл губы ладонью.
— Мерзкое заклинание, отец навесил его на меня однажды, когда я его со своей няней застукал, — тут он бросил взгляд на часы. — Пора пить лекарство.
В этот раз он действовал коварнее и напоил меня снотворным.
Я когда-то жаловалась на отсутствие сочувствия и внимания, когда болею? Забудьте! Я хочу побыть одна, чтобы никто не бубнил над ухом, не обучал Шарика команде «голос» и не ныл, что матрас, который ему выделил комендант, слишком тонкий. На последней жалобе я не сдержалась и предложила Идену махнуться местами с собакой — коврик у двери, может, будет мягче. Юноша обиделся и перестал со мной разговаривать, я мысленно перекрестилась.