Лереми не сказала Аки, куда его отправляют, только попросила вернуться к ней, в Наао, поскорей. Хоть он и отправлялся туда, откуда покатится глыба конца мира, Лереми не волновалась за него, как и за брата. Ей уже явилось видение ее грядущей свадьбы с Аки, она узнала сладкий вкус его шарика эньо на языке. Беспокоилась всезнающая только о Кейле. Темен был путь распознавательницы чуждого, ее будущее принадлежало не ей - ее озлобленной гордыне. А Кейла, не подозревающая о своей мрачной судьбе, царила на площади Наао. Ритуал сменялся ритуалом, в небо взлетали струи разноцветного дыма, спутываясь и застилая последние остатки реальности. Нечего и думать было рассказать распознавательнице о каменных глыбах в глазах всех, внимающих ее ритуалам. Кейла была очарована Шелтоном... и своей фигурой, выточенной на колонне дворца. Никого из друзей не осталось рядом с Лереми. Она была одна. Наедине с чужой ложью, наедине со своими сомнениями.
Никому не сказав, она купила на рынке пятое зелье касты всезнающих и выпила его. Если узнают старшие, наказание будет жестоким, а они узнают скоро: от приема зелья кончики пальцев рук начали слабо серебриться в прямых солнечных лучах. Но неотвратимость наказания не страшила Лереми. Кто вспомнит эти правила, когда море ничто заплещется у ступеней дворца Наао? Вот только молчать в изменившемся мире оказалось очень сложным. Все главные касты были оглушены воздействием одной среброликой, все на разные голоса повторяли ее слова, но мотив был общим. Новая каста посредников, заселение Ламоса… Никого не пугали грядущие эксперименты землянина на Границе, никто не связывал это с видением волны ничто, и Лереми ужасно хотелось вступить с ними в спор. Сначала было тошно слушать явную и ужасную ложь, потом юная всезнающая стала опасаться, что эта ложь вновь затуманит ее разум и острое зрение. Ведь землянин так красиво рассказывал об иных мирах, о душе-путешественнице, о том, что для Вселенной все родное и нет чуждого! И Лереми чувствовала: в этом Шелтон не лжет, он действительно верит и в душу, и в ее свободу от пути одного мира. Где же ложь?
Однажды на ступенях дворца Наао ее нашла Деала.
- Что ты плачешь, провидица? Твой взор должен быть ясен. Всегда.
Лереми уже привычным движением подогнула пальцы к ладоням, ногтями впилась в мягкую плоть.
- Я опять сомневаюсь, среброликая, - прошептала она.
- Сомнение - худший порок для всезнающей. Сила любит сильных духом. От слабых она уходит.
Лереми вскинула голову, посмотрела Деале в занавешенное лицо. Деала не может не знать, что Лереми думает о ней как о лгунье и предательнице. Но опять не считает нужным ни разубедить ее, ни объясниться, ни оправдаться!
- Ты не сердишься на меня, среброликая? - наконец спросила она. - Должна сердиться...
- За что? За твою искренность? За твою доброту ко всему живущему?
- Объясни мне...
- Иногда, чтобы понять, нужно прервать бег, иногда - продолжить.
- К чему ты толкаешь меня?!
- Я обозначила твой главный недостаток: сомнение.
Лереми опять опустила голову, скрывая разочарование, выразившееся в кривой усмешке.
- После какого по счету зелья к нам приходит способность говорить красивыми и бессмысленными загадками? - прошептала она, не найдя иных слов. - Вот интересно...
- После семнадцатого, - по голосу Лереми поняла, что Деала улыбается под вуалью. - Вместе с отказом от слуха. Пусть солнце Эдо осветит твой путь, Лереми, и истают тени сомнений.
Она легонько коснулась макушки девушки прохладной гладкой ладонью и ушла. Тогда Лереми подняла голову, всмотрелась в расплывшийся мутным блином опустевший круг площади.
Сомнение... Как избавиться от него? Осан обозначил границу: когда тебя отпустит Наао, Деала тихонько толкает в спину: беги! Но это не путь среброликой. Только безкастовых приходится вести за руку по их пути. Все касты, и, особенно, главные касты, выбирают свою дорогу и идут по ней сами. Одни. И Лереми не нужна ни поддержка, ни чужие планы, которым так просто и нетревожно следовать! Но какое знамя поднять над головой, чтобы легче было бежать одной? Шелтон говорит, есть много миров и все они равны - и это правильно и красиво. Но Сента создала свой разумный народ таким, каков он есть... и это тоже правильно и красиво! Что еще говорит Шелтон?: «Сента доверила своим разумным самое дорогое - свою жизнь, но, вместе с этим, лишила свободы... Тюремщица!»
Лереми нахмурилась: «А ведь Земля также доверилась своим разумным детям - и те погубили ее. Наверное, она дала им слишком много свободы. Или поторопилась открыть им двери в иные миры, не дождавшись, пока дети повзрослеют».
Она резко вскинула голову: «Так может, и Сента - не тюремщица? Придет час, и она откроет своим детям двери в иные миры. Но сделает это сама, а не по принуждению чуждого, землянина! О, он не лжет о чужих мирах! Он лжет тогда, когда ставит условием отречение от своего!»
Она вскочила, ринулась бежать и остановилась лишь у шатра знакомого торговца.
- Шестое... зелье! - тяжело отдыхиваясь, потребовала всезнающая. - Я ЗНАЮ, что ты его уже привез!
- А цену тоже знаешь? - хитро прищурился тот. - Покопаешься в прошлом моей супруги. Но так, чтобы никто не узнал.
- Годится.
Торговец кинул Лереми пузырек со светло-голубым содержимым, и она стиснула его в руке, как путеводную нить.
- Ну что ж, веди к жене, - Лереми холодно усмехнулась, про себя удивляясь непривычному ощущению в мышцах лица от маски равнодушия. В глазах торговца были те же холодные камни, что у всех. Если он и узнает нечто, компрометирующее супругу, это знание уже не успеет повредить никому в Наао. Все страхи, сомнения, обиды скоро растворятся, исчезнут в общем море ничто...
Если, конечно, Лереми не узнает, как предотвратить катастрофу.
Энжет
В дальний путь они отправились вчетвером. Трое стражей-дезертиров и молодой преумножитель знания. Энжет предпочел дорогу через водные просторы, рассудив, что это и более безопасно, и менее приметно. Южный морской путь издревле бороздили не деревянные корабли. Здесь пролегал путь миграции меанов - огромных древних животных, служащих сенторианам перевозчиками. И Энжет купил четыре места на живом корабле.
Меан достигал размеров дворца Наао к своему десятому восходу Кана, самые крупные известные особи были еще вдвое больше. Это были миролюбивые травоядные твари, питающиеся широко распространенной водорослью - анат. Обтекаемой каплевидной формы тело, четыре конечности, превращенные в широкие ласты, и мощный хвост. Особый интерес для сенториан представляла кожная складка на спине зверя. Изначально она была предназначена для потомства, появляющегося на свет беспомощным и неспособным к жизни в открытой воде, но уже многие сотни восходов Кана сенториане использовали огромных животных в качестве перевозчиков, обманом занимая место их выводка, а юные меаны выращивались отдельно от родителей, в специальных инкубаторах. Была выведена порода меана с увеличенной кожной складкой, укрепленной осевыми отростками позвоночника. Такого выбрал сейчас Энжет.
Как и все пятьдесят пассажиров рейса, он натерся пахучей смесью, чтобы живой корабль принял его за беспомощное потомство и выпил снотворное зелье. Затем быстро, пока зелье не начало действовать, поднялся к водному вольеру, где дожидался пассажиров молодой меан. Меланхолично покачиваясь на водной глади залива он задумчиво дожевывал последние длинные пряди водорослей. Кожная складка, подпираемая отростками позвоночника, возвышалась на его спине прозрачным, на вид хрупким стеклянным шатром. Тварь, подобно большинству животных Сенты, имела непигментированную кожу и мышцы. Был виден пульсирующий шар сердца, коричневая глыба печени, сизые петли длинного кишечника, и в большой голове сквозь студневидные швы черепа просвечивала желтоватая масса небольшого мозга.
- Не очень-то он умен, - хохотнув, заметил спутник Энжета, Енел. Тот усмехнулся:
- Сердце здоровое, нам этого довольно.
