Она не вскрикнула - ахнули только в толпе, и Энжет не удержал очередного громкого вздоха. Тело распознавательницы дернулось и замерло. Зазвучал седьмой гимн, тихий и светлый, а страж потянул кинжал из тела девушки и вытащил его до половины. И толпа, и Энжет смотрели, как кровь впитывается в сенти-кристалл, и как лезвие постепено меняется, как золотистый свет превращается в золотой цвет, как сияние становится металлом. Всем, собравшимся на площади дворца, оставалось только повторять вслед за среброликой:

«Память ее души теперь навеки сохранена в этом кристалле, она пребудет в зале памяти, равная среди Великих, первая, среди спасителей».

Кинжал окончательно налился золотом и будто потяжелел. Страж извлек его из тела девуши и вручил среброликой. Та приняла его с поклоном и вновь положила в футляр.

Седьмой гимн плавно, незаметно перелился в восьмой. Печаль ушла, мелодия вновь раскручивалась, стремясь к торжественному пику. Ведь все, происходящее до сего момента, было лишь подготовкой главного действия.

Двое распознавателей освободили лодыжки и запястья жертвы, перевернули тело на спину. Страж склонился над ним теперь уже со своим обычным кинжалом в руке. Он быстро надрезал живот мертвой распознавательницы и извлек из него нечто гладкое, темно-красное, оплетенное сетью сосудов, в брызгах крови - похожий на сердце особый орган, функционирующий только у распознавателей чуждого. Страж передал его сенторианке у костра, та сделала крохотный надрез и стряхнула капельку жидкости с кончика своего ножа на лист, на остатки желтой травы. И отвратительный запах чуждого исчез, будто свежий ветер налетел и унес тяжелое вонючее покрывало, накрывавшее площадь. Лица в толпе посветлели, Энжет выдохнул и сам прислонился к колонне, теперь обнаружив, как давно предательски дрожат ноги. Тело девушки-распознавательницы завернули в ткань и снесли в тот же шатер, откуда она недавно выходила. Над площадью зазвенел девятый, радостный гимн - удивительно родная мелодия, что-то было в ней от известной всей Сенте колыбельной.

Темно-красный орган, чтобы более не смущать толпу натурализмом, распознаватели убрали в специальный ящик. Скоро на основе жидкости из него преумножители знания создадут новые индикаторы, защитные барьеры и оружие против чуждого. А затем и отряды стражей отправятся к границе - выявлять, ставить заслоны, уничтожать.

Ритуал заканчивался. Загремел десятый, последний гимн, ненаигранная торжественность которого у многих вызвала слезы на глазах. На лист упала щепоть безымянного порошка, и в небо выше самой высокой башни дворца взметнулся столб багрового дыма. В этом дыме потерялись и помост, и люди на нем. Через несколько цветков юлсинты, когда темные клубы рассеялись, помост был пуст - все спустились в шатры.

Энжету понемногу становилось легче - акат идей близился к концу. Тело наливалось силой. Впервые за время стражи он попробовал сконцентрироваться и позвал:

«Лереми! Ты нужна мне! Подойди!»

Сестра, он знал, находилась в каком-то из шатров среброликих. Юная всезнающая легко овладела первой из способностей касты - чтением мысленных сигналов от членов семьи и близких друзей, и Энжет надеялся на скорый отклик.

Его стража подходила к концу. В боковых воротах появился отряд юных стражей, пришедших на смену страдальцам, выстоявшим на площади без движения все время ритуала. Среброликие и распознаватели готовились покинуть площадь. Костер на помосте потух, но дым еще тянулся тонкой струйкой вверх. Вокруг помоста сворачивались шатры, а на смену отряду Энжета встал новый. Энжет же, оставив своих, помчался к главным воротам, где его ждала Лереми.

Серебристая вуаль покрывала голову Лереми, спереди спускаясь до глаз - красивое и грозное предзнаменование первой в череде потерь всезнающих - потери зрения. Те, кто ходят в вуали до пят, лишены всех чувств, включая кожную чувствительность, и двигаются, общаются без помех благодаря чрезвычайно обострившемуся предвидению, - некстати вспомнил Энжет, и его пробрал озноб. А сестру, кажется, ничуть не тревожила подобная судьба. Лицо Лереми, как и всегда, лучилось счастьем. Мягкий свет ее прозрачных глаз не могла притушить даже вуаль среброликой.

- Зачем ты позвал меня, Энжет? Я почувствовала твою тревогу, направленую на... Кейлу?

- На нее.

Лереми покосилась на отряд Энжета, покидающий площадь:

- Тебя не хватятся старшие?

- Обязательно хватятся. У меня мало времени, поэтому, пожалуйста, слушай внимательно и не переспрашивай.

Она мягко коснулась его руки:

 - Я понимаю. Не волнуйся, брат. Я на твоей стороне и тоже хочу вызволить Кейлу из дурмана распознавающих. И даже догадываюсь, как ты хочешь это сделать.

- Нам с Кейлой нужно пожениться. И побыстрее.

- Да.

- Я все продумал. Женитьба неизбежно влечет зачатие первой двойни. Беременную распознавательницу на Границу уже никто не отправит и новых порций зелья распознавателей Кейла во время беременности получать не будет. Она отстанет от сверстников и ее, скорее всего, навсегда оставят в касте на вспомогательной роли: готовить новичков, ассистировать в ритуалах.

Теперь на лицо Лереми словно легла тень от вуали:

- Вот только согласится ли Кейла на вспомогательную роль?

- Пророчествуешь?

- Не нужно особой зоркости, чтобы разглядеть гордыню Кейлы, - Лереми вздохнула.

 Так или иначе, я попробую, - твердо сказал Энжет. - И в свадебном ритуале мне понадобится твоя помощь, сестра. Венчает всегда всезнающая. Ты должна попросить кого-то из старших поженить нас.

- Да, я обращусь к наставнице, - легко согласилась сестра, словно давно предвидела свой ответ. - Но, Энжет! Ты знаешь, в проведении ритуала могут отказать, если всезнающим не понравится сплетение ваших нитей. Хороших распознавателей всегда мало, а сейчас они особенно нужны. Встречи с чуждым происходят все чаще. Старшие из всезнающих проговариваются, что скоро оно захватит многие земли. Что на нашей земле будут моря Ничто, такие же, как в центре темной и центре нашей стороны! В этих условиях среброликие могут не отдать тебе будущую ценную мученицу, Энжет.

- Ерунда, всезнающие пугают гибелью мира в Ничто с момента зарождения мира. Среброликие вправе запрещать брак, только если он однозначно вреден для будущего  мира, - жестко напомнил Энжет. - И они не имеют права взвешивать на весах, что полезнее для него: новые двойки детей или одна несчастная мученица.

Лереми грустно улыбнулась, ее вуаль колыхнул ветер, на миг открыв ясные глаза:

- Так думают все, но не всезнающие. Мы видим тоньше и дальше, и просчитываем мириады вероятностей. Если моя наставница откажет, посмотрев ваше переплетение...

- Тогда обратись к старшей наставнице. Она должна видеть еще тоньше и еще дальше!   Ты все-таки сомневаешься, Лереми. Что видишь ты сама?

Она смешалась, но скоро вновь коснулась его руки, пронзительно взглянула в глаза:

- Я вижу твой путь - прямой, ясный, ровный путь великого стража. Я вижу путь Кейлы - затянутый дурманом, тонущий в восторженном реве толпы и трагический путь великой распознавательницы. Вы оба оставите значимый след в истории. Но я не вижу ни единого переплетения ваших путей, Энжет. А когда пытаюсь свести ваши дороги силой, они трескаются и из трещин течет кровь.

Он выдохнул сквозь стиснутые зубы, скулы опять окаменели:

-- Но ты поможешь?

- Помогу, - Лереми снова грустно улыбнулась. - Пока я еще, прежде всего, ваш друг, а уж потом всезнающая.

Энжет благодарно пожал сестре руку и заторопился к отряду. Проходя площадь, он мимоходом бросил взгляд на помост. Багровая змея все ползла и ползла в небо. Десять акатов назад он видел такую же тонкую струйку издалека. И пятьдесят акатов назад. И незадолго до выбора солнц... Жертвоприношения распознавателей чрезвычайно участились - грозный признак появления близ Границы какого-то трудноуязвимого чуждого. Может, и верно в этот раз всезнающие предсказывают моря ничто в центре столицы? Как бы то ни было, Энжет не допустит, ни за что не допустит, чтобы его Кейлу повели к страшному алтарю на помосте!