— Любил? — Вита обняла Криса. — ты уже успел передумать?

Вместо ответа Флавин поцеловал её.

— Я — счастливейший из смертных.

— Но почему ты грустишь?

— Бродил по развалинам крепости и думал о промчавшихся веках, о тех, кто жил и ушел… Мне пришла в голову странная мысль… Наверно, я немного соскучился по своим трюкам.

— Разе все эти чудеса не твоих рук дело? — Вита повернулась, взметнув фалды великолепного платья.

— Здесь колдовал другой… Присядем к огню, я должен тебе рассказать кое-что. — Взяв кочергу, Флавин подбросил в пламя новые поленья. — мы не случайно оказались тут. Моя мать родом из здешних мест. Я долго не знал этого, но чувствовал — у меня есть какие-то долги перед прошлым.

— Твои предки владели этим замком?

— Нет, они были учеными-колдунами. Таковыми их считал народ, боясь и проклиная. Здесь под покровительством князей они пытались преодолеть границы известного, разумного, возможного. Пытались найти способ превращать пыль в золото, получать из трав и минералов бессмертие… Но все ушли, унеся с собой свои прозрения и ошибки. Остался дряхлый старик, считающий себя наследником древних знаний, этакой компьютерной базой данных.

— Сколько же ему лет?

— Уж точно, более ста. Сам он считает себя экспонатом двухвековой давности. Видишь ли, он и вправду что-то умеет. Гипноз, заклинания, ворожба, ясновидение. Он предугадал наш визит, владеет приемами внушения…

— И неплохо разбирается в женских вещах. Это платье словно сшито на меня, а в шкатулке оказалась даже краска для губ… — Вита задумалась. Ведь ты говоришь, старик здесь один?

— Ну, вероятно, ему помогают привидения. Только вот пища для столь высокого сервиса бедновата.

— Но я не голодна. Совсем не голодна.

— Странно, я тоже. Очевидно, старику проще внушать нам чувство сытости, чем поджарить пару цыплят. А вино удивительное, я пробовал его вчера, можешь не беспокоиться, не отравлено.

— Мне оно тоже понравилось и даже стало как-то легче… Ночью мне было страшно. Наверно, я не привыкла жить в башне. Казалось, я отрываюсь от земли и лечу куда-то в звенящую черную пустоту… Даже вот здесь холодело. — Вита прижала ладонь к солнечному сплетению. Вчера ты рассказывал мне о свадьбе… Спасибо, Крис.

— Свадьба обязательно будет, очень счастливая свадьба. Запомни, это мой приказ, Вита. — Сжав её руки, Флавин заглянул в глаза. — Обещаешь?

— Сумасшедший! Даже если бы ты отдал сотню приказов, я не смогла бы стать менее счастливой… — Сев рядом на медвежью шкуру, Вита прижалась к Флавину. — Теперь у меня всегда будет где спрятаться от тревог. Вот здесь, на твоей груди… Скажи, почему мне страшно?

— Счастливый человек чувствует себя особенно уязвимым. Ему есть что терять. Он не мыслит будущего без той доли радости, которую узнал, но понимает, что это невозможно.

— И еще, наверно, потому что чувствует себя виноватым перед обделенными. Избранный всегда немного виновен. От этого и великодушен… Я люблю сейчас всех-всех…

— Ты права, девочка. Наша любовь — редкий дар, сказочное богатство. А быть счастливцем среди скучных и нищих все равно, что есть сочные гамбургеры в толпе голодных дикарей… Властвующие над нами силы так же неуправляемы и опасны, как племя разъяренных аборигенов. Они коварны и страшно завистливы…

— Ты слишком серьезен, Кристос! Ах, ведь как выяснилось, ты из рода колдунов. Значит, все же твои биографы оказались правы.

— Смешно! Сочиняя небылицы, они попали в точку. У меня таинственная наследственность… Знаешь, что случилось с двумя моими предками-магами? Они вызвали друг друга на поединок, заперлись примерно в такой комнате в северной башне… И — пропали! Растворились, исчезли…

— Блестящий трюк! Кто-то из них хорошо лазал по стенам. А может быть оба. Они сговорились проделать этот фокус и навести трепет на всю округу. А сами благополучно сбежали — от князя и своего волшебства заодно. Чтобы счастливо жить в тенистых лесах у синего озера и растить детей.

— Дом у прозрачного озера в тенистом лесу… Это же моя мечта, Вита! Но она была такой далекой и смутной, как услышанная в детстве песенка. И, знаешь… Когда я думал о доме, то видел в нем тебя. даже когда не смел и мечтать, что ты полюбишь меня.

— Но я любила тебя всегда! Крис, это правда! Я родилась для этой любви.

— Ты родилась для любви… И она у тебя будет. Озеро, солнечный дом, малыши… Такие же прекрасные, как ты…

— Не возражаю, если все мальчики будут похожи на тебя. Крис… Неужели когда-нибудь мне может понравиться другое лицо?

Крис опустил глаза и, тихонько отстранив Виту, поднялся.

— Сегодня кружит метель и словно вражьи полчища бегут по небу темные тучи…

— Ты смотришь не в то окно! Здесь много серых и синих стекол и черная старуха с косой… Иди сюда… Это весна! Ну, верно, милый, стало веселее! Желтые цветы светятся, словно солнце. Наверно, одуванчики. Я обожаю их! И птицы — смешные пестрые птицы! В окне нашего дома всегда будет так… Вита обняла Флавина. — Держи меня крепче, милый… Опять эта темнота и звон…

Подхватив ослабевшую Виту на руки, Крис отнес её на кровать.

— Отдохни. Выпьем немного вина. — Он протянул ей кубок. — Пей и будь сильной, девочка.

Послушно осушив бокал, Вита улыбнулась:

— Уже совсем хорошо и снова хочется танцевать! — Она села. — Я так давно не танцевала! На московском балу мне пришлось изображать веселье и танцевать, не помню что и с кем… Кажется, с тем самым переводчиком. Как давно это было и как скучно!

— Но он-то, наверно, запомнит эти минуты на всю жизнь. — Крис задумался. — Мне жаль этого парня, Вита. Он видел тебя так близко, ты была совсем рядом… Не мудрено, что сторож потерял голову.

— Мне кажется, его кто-то здорово подставил. У них там настоящая коза-ностра. А насчет этого ты зря, — Лесников не из числа моих воздыхателей. Он смелый и романтичный, как в старых кинофильмах с Жераром Филипом. И даже читает книги о любви. Оказалось, у русских есть писатель, который давным-давно написал те слова, что говорил мне ты…

— «Я люблю тебя, потому что нет на свете ничего лучше…» Эти слова принадлежат только тебе, Жизнь.

Вита рассмеялась:

— Они принадлежат всякой, кому выпало счастье быть любимой. Истинно любящий всегда чувствует себя избранным, владельцем уникального сокровища. Я готова поклясться, что Кристос Флавинос и в самом деле считает меня ненаглядной.

— Согласен. Я не могу отвести взгляд от твоего лица. Я счастлив, а поэтому справедлив: твой московский защитник не так уж плох… — Крис с тоской посмотрел на центральный витраж. Он думал о том, с кем будет счастлива Вита в летнюю пору своей жизни, когда память о Флавине станет далекой и блеклой словно аромат увядшего цветка. Может быть, неспроста на её пути возникает влюбленный, конечно же, преданно влюбленный русский? — Я хотел рассказать, кого встретил на месте аварии и даже чуть не пристрелил, приняв за бандита. Не смейся, — это был все тот же Лесников. Он прибыл в Ирландию, чтобы защитить тебя. Не думаю, что по долгу службы. Скорее, по велению сердца.

— Я рада, что у него все обошлось. Эти мерзавцы клялись, что достанут его. Все складывается отлично! — Поднявшись, Вита изобразила глубокий реверанс. — Приглашаю на танец, мой господин.

Крис обнял Виту.

— Что заказать оркестру?

— Все! Я жадная — я хочу сразу все.

И музыка зазвучала! Мелодии, которые Крис любил, и которые никогда не слышал. Но именно те, что способны были поднять влюбленных над миром, кружа их среди россыпи звезд. Чистый восторг и радость. Бесконечная радость. Они танцевали целую вечность.

— Завтра я сыграю для тебя, Жизнь, маленький спектакль. Так надо и так велит мне судьба.

— Лучше этого танца вряд ли получится… Крис, ведь мы летим! Но это не воздух — это волны музыки, играющие нами, словно ветер лепестками яблонь…

— Я не буду петь, не беспокойся. Кое-что совсем простое, в духе моих предков — я пройду сквозь стену.

— Постой, постой, Крис… Мне плохо…